Психологический кризис случился с российским человеком на пике стабильности. На первый взгляд все было благополучно — трехкамерные холодильники ломились от еды, кредитный внедорожник на газоне под окнами добавлял самоуважения, на место подменного гуттаперчевого царька вернулся привычный — жесткий и злой. Но человека изнутри сосала тоска и безысходность, словно не было в его жизни чего-то главного — столба, устоя, точки опоры…
Вот почему, когда прозвучало словосочетание «русский мир», человек возбудился настолько, что даже обозначил вставание с дивана. Словосочетание «русский мир» не нуждалось в объяснении словами, лихорадочное мелькание кадров убеждало лучше всяческих слов. Теплый голубой экран телевизора стал горячим кроваво-красным.
На спасение РМ шли колонны военных автомобилей, перекрашенных в гуманитарный конвой. Появились добровольцы — люди, принимающие решения по собственной воле. И это в стране, где даже свобода была дана лишь однажды, да и то принудительно. Добровольцы разных взглядов, концессий и конфессий шли воевать за РМ в Украину с фашистами. Словно с фашистами не было покончено в сорок пятом…
Шли очищать «русский мир» от… «нерусского». Все нерусское подлежало уничтожению, за исключением сотовых телефонов, автомобилей, оргтехники и иностранной валюты… За год войны Донецкая и Луганская области Украины превратились в руины. «До основания, а затем…».
Казалось бы, теперь в «освобожденные» области должны потянуться бригады строителей, инженеров, врачей и ученых обустраивать «русский мир» на зависть «нерусскому». Но не потянулись. Диван заскрипел — российский человек перевернулся на другой бок. Уничтожать нерусское значительно интересней, чем русское строить…
Внутри человека снова заныло, задумалось тяжело о невозможности чего-либо «русского». Человек уже готов был завыть, но психиатрическая помощь прибыла необычно быстро — в дело включились видные историки, культурологи и философы с лампасами и в погонах. Они нашли для российского человека еще один «русский мир».
Например, глава наблюдательного совета содействия реформированию ЖКХ, а в прошлом директор ФСБ, генерал-полковник запаса Сергей Степашин нашел основы русского мира в Сирии: «Для нас Сирия — это наша культура. Больше, чем Херсонес…» Спасать сердце русского мира, «место нашей культуры» — Сирию — полетели эскадрильи с гуманитарными бомбами. По ней же был дан мирный залп Каспийской флотилии.
Человек облегченно вздохнул и широко улыбнулся, совсем как ребенок. Он представлял себе русскую Сирию: красное морозное солнце над серебряной березовой рощей, бодрый скрип саней, «хруст французской булки», лучше — русского бублика… Человек чувствует, что РМ как водка: чем больше его потребляешь, тем больше и больше хочется.
Историки в погонах не успевают подливать в стакан новорусские артефакты. Еще не осел ракетный пепел на территории обрусевшей Сирии, как, вуаля, вот вам еще один русский мир со столицей Царьград. Он тоже нуждается в освобождении уже от турецко-фашистского ига. Тут еще культурнее, чем в Дамаске, — здесь на вратах цареградских прибиты щиты святых русских князей. А через русский Босфор лежал великий русский торговый путь, во времена, когда всю нерусскую немчуру — от ишпанцев до португал — медом, льном и дегтем кормили.
А ведь есть еще Африка. Колыбель человечества. Место, откуда на покорение Америки, Европы и Азии вышел первый человек, естественно русский. Африку тоже необходимо освобождать. Не исключено, что глубоко в джунглях экваториальной Африки еще есть племена, несущие в себе исконную русскость, которой так не хватает российскому человеку, чтобы почувствовать себя человеком…
Человек постигает, что границы условны — русский мир можно найти в любой точке земного шара, на которую ему укажут и где разрешат завоевать дом и свободу, восстановить справедливость.
Но поймет ли когда-нибудь человек, что его проблема в том, что этот прекрасный мир находится где угодно, кроме той территории — того места, где живет или лежит он сейчас.