Само по себе, может быть, неплохо, что люди стали выходить больше, чем когда бы то ни было за последние годы. Наблюдается какое-то оживление общественное, некоторое повышение активности масс. Само по себе это, может быть, и неплохо.
Говорят, что акции против коррупции даже санкционированы в этот день. Может быть, и неплохо. Я, по крайней мере, не берусь давать кому-то советы, сидючи здесь. Будь я дома, я бы пошел посмотреть что там происходит: просто посмотреть, как оно проходит, сколько народу, какие лозунги и чем дышит эта масса.
С другой стороны, когда были акции в прошлый раз, 26 марта, они были несанкционированные, народ выходил против коррупции, против каких-то там утиных домиков в поместье Медведева, которые никто не видел из вышедших. Мне кажется, что лучше было бы выйти насчет того, что в стране существует такое понятие как несанкционированная акция, и этот ОМОН или росгвардия, которые разгоняют эти акции. То есть, само такое положение вещей почему-то людей не заставляет выйти на улицы, а какие-то чужие поместья их, видите ли, так волнуют, что надо срочно идти митинговать. Мне кажется, чужие поместья далеки от людей, а вот ущемленье их прав — это гораздо более серьезная вещь.
Мне кажется, что существуют гораздо более серьезные проблемы в этой стране, чем поместье Медведева или виноградники или что-либо еще, какая-нибудь чужая собственность или чужие деньги, якобы украденные или не украденные. Лучше бы люди подумали, что их самих лишили их прав, прописанных в Конституции. Глава вторая Конституции, повествующая о правах человека, практически растоптана. Нет ни одной статьи, которая бы действовала в полной мере и не была бы растоптана за эти семнадцать лет. За это люди почему-то не выходят. Права им, вроде, как бы и не нужны. И они поддерживают этого диктатора — 86%, сейчас уже поменьше, говорят, 76%, но все равно — огромное большинство. Ельцина когда-то, в марте 1996 года, я прекрасно помню, поддерживало 2%, то есть, еще есть куда отступать от этих семидесяти или восьмидесяти шести.
Я бы посоветовал все-таки людям озаботиться своими правами, а не чужими поместьями или богатствами. Мне кажется, что само наличие законов, которые запрещают выходить на улицу митинговать или высказывать свое мнение — о религии или о чем еще у нас запрещено говорить, о Второй мировой войне, например, или георгиевские ленточки объявлены сакральными, их нельзя оскорблять, так называемая победа объявлена сакральным, стержневым мифом этого режима, на нее нельзя покушаться — насчет всего этого глумления над правами я бы советовал выходить, а не чтобы посмотреть кто сколько украл. Чужие деньги должны в десятую очередь волновать.
Я стоял и стою на том, что чужие деньги — какие бы они ни были, украденные или чьи-то, — но права правами, а деньги деньгами, и смешивать это не надо. Лучше бы люди все-таки за свои права митинговали. Против той ситуации, что вообще есть какой-то ОМОН и какая-то росгвардия, которая, видите ли, не позволяет выходить и бьет дубинками и тащит в автозаки.
Я считаю, что наоборот, при диктатуре коррупция полезна. Коррупция разъедает систему, коррупция позволяет иметь то, что нельзя иметь по их законам. Например, в тюрьме сидючи можно иметь сотовые телефоны официально запрещенные. Они проносятся сотрудниками за деньги. Это коррупция, это хорошо, потому что с телефоном сидеть намного лучше, чем без него, намного удобнее. Я думаю, что при диктаторских режимах коррупция, наоборот, полезна. Буковский — единственный кто посмел об этом сказать в 2008 году. Она полезна, и пускай, чем ее будет больше, тем лучше — тем скорее система сгниет и развалится. Рухнет на головы этим восьмидесяти шести процентам. Так и надо, поделом.
А что касается свободных стран и свободных народов, то я думаю, что в свободных странах надо бороться не с коррупцией, а с госрегулированием и с бюрократией как таковой. Потому что когда существует бюрократия, и государство с ее помощью пытается регулировать экономику, бизнес и всякие другие области, то, естественно, эти бюрократы начинают сразу грести в свой карман, и нельзя их отучить от этого, усовестить, заставить их перестать. И вообще с ними ничего нельзя сделать, поскольку это в природе человека — тащить к себе в карман то, что плохо лежит.
Надо отменять госконтроль, отменять госрегулирование, сокращать бюрократию. Можно, я не знаю, не то что департаментами, а целыми министерствами сокращать и закрывать. Надо бороться именно с этим, с ролью государства, которую оно себе присвоило в экономике, в бизнесе, в культуре, в науке и в прочих вещах. Вот это единственный путь. И я бы хотел услышать что-то подобное от так называемого Фонда борьбы с коррупцией, который почему-то против коррупции, но не против госрегулирования. Это получается, примерно, как тараканы против грязи на кухне, я бы так это назвал.
Источник: patriofil.ru
12.06.17.