На ранних этапах сотрудничества кавказских коллаборационистов с русскими оккупантами одним из способов привлечения горцев на военную службу состоял в найме целых отрядов или вербовке за денежное вознаграждение отдельных людей. Еще в XVI веке, в городке Терки жило около 200 «новокрещенов» – уроженцев Кавказа, по разным причинам покинувших свои села и принявших православие. Они знали местные наречия и потому особо ценились в разведывательной службе и на дипломатическом поприще.
Российской короне народы Кавказа служили в XVII веке, о чем свидетельствует, например, сочинение французского капитана – наемника русской армии Жака Маржарета. Капитан Ж. Маржарет служил Борису Годунову и Лжедмитрию I. Капитан был очевидцем и активным участником жизни России в 1604-1611 гг. (бурные события начала Смуты).
По свидетельству Жака Маржарета русские силы состояли большей частью из кавалерии. Черкесов, по его подсчетам, было в русской армии от 3 до 4 тысяч[1].
В 1765г., из живущих близ Моздока горцев была сформирована Горская команда, просуществовавшая до 1824 года, когда она была включена в состав Горского полка, вошедшего в Терское казачье войско[2]. К концу XIX в. в Терском казачьем войске мусульмане по численности стояли на втором месте после православных. К этому времен в Кубанском казачьем войске мусульман практически не осталось (99% были христиане)[3].
Еще задолго до покорения Северного Кавказа одним из успешных и апробированных методов имперских властей «по приручению» Кавказа было вовлечение местных элит в общеимперскую политическую систему по линии военной и гражданской бюрократии. Кавказовед В.В. Дегоев указывает на то, что подобная практика российских властей еще в перв. пол. XIX века обратила на себя особое внимание ряда западных авторов, следивших за событиями на Кавказе. Например, побывавший на Кавказе британский автор Дж. Джонсон относил предоставление людям любого этнического происхождения и вероисповедания равных возможностей в достижении высших должностей на русской военной и гражданской службе к числу «тонких и осмотрительных мер» России в приобретении новых территорий. Возможность привлечения горцев Северного Кавказа к русской гражданской и военной службе, как и других инородцев Российской империи, предопределяло формальное отсутствие в российском законодательстве каких-либо правовых ограничений по национальному признаку. Иноверие, за исключением иудаизма, также не являлось препятствием для занятия офицерских должностей, вплоть до генеральских[4].
Горцы принимали активное участие практически во всех войнах, которые вела Российская империя с начала XIX века. По формулярным спискам военнослужащих первой половины XIX века удалось установить, что в среде российского генералитета 1812 года 15 человек являлись представителями кавказских народов. Российские мусульмане сражались с французами, в том числе и при Бородино, и во время сражения при Лейпциге. В награду за доблесть мусульманских конников в Отечественной войне 1812 года царь Александр I даровал мусульманской общине право построить мечеть в столице империи – Санкт-Петербурге[5]. В русско – персидскую кампанию 1826-1828 гг. на русской службе состояли 5 милицейских горских частей.
Когда началась русско-турецкая война, главнокомандующий Кавказской армией генерал Паскевич писал: «Мухаммедане всех областей… просили убедительно дозволения к предстоящей кампании составить ополчение…дабы разделить подвиги храбрых войск наших»[6]. Во время Русско – турецкой войны 1828-1829 гг. И. Паскевич пригласил на службу знаменитого Бей – Булата, явившегося в Тифлис с 60-ю чеченскими джигитами. Необходимо отметить, что «джигит», это не только обиходное наименование горца, но и воинское звание, назначаемое нижним чинам некоторых кавказских и туркестанских частей войск[7]. На параде в честь взятия Эрзерума чеченцы стояли в одном ряду с казаками линейного полка[8].
Во время русско – турецкой войны 1828-1829 гг. было сформировано большое количество «конниц» и 3 конно – мусульманских полка. Эти части создавались из чеченцев, ингушей, аварцев, лезгин и представителей других народов Кавказа. При их формировании были задействованы мусульманские священнослужители[9]. Сохранялось две возможности принесения присяги: по мусульманскому образцу – клятва на Коране, и по традиционным обычаям горцев. У вайнахов по адату было принято клясться женой или покойным предком[10].
В 1837 г. было издано Распоряжение военного министра командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории Вельяминову. В документе поручалось сообщить народам, подведомственным Сунженской, Кабардинской и Кубанской линиям «О сохранении прав их на земли, веру и обычаи предков, Государь Император изволил поручать отвечать, что никто не думает их лишать сего, но что награды всегда последуют верной службе». Таким образом, российские военные власти жестко увязали получение горцами Северного Кавказа дворянских привилегий и наличием военной или государственной службы. В результате горцы были вынуждены устраиваться на российскую службу, поскольку это был единственный путь сохранения или получения каких бы ни было привилегированных прав[11].
В 1820-40-х гг. русское командование на Кавказе активно старалось привлечь на свою сторону местные народы, создавая небольшие иррегулярные отряды. Политика доверия оказалась единственно верной – национальные формирования стали твердым оплотом империи не только на Кавказе, но и за пределами империи. Многие горцы, служа России верой и правдой, вписали славные страницы в ее военную историю[12]. В середине 30-х гг. XIX в. по инициативе генерал фельдмаршала И. Паскевича было создано иррегулярное воинское соединение из горцев Северного Кавказа – Кавказский конно-горский полк. В 1849 г. полк принял участие в Венгерском походе русских войск. Весной 1844 года правительство России приняло специальное решение о дополнительном привлечении горского дворянства на службу в русскую армию. По свидетельству генерала Граббе, Николай I еще в 1830-е годы склонялся к формированию национальных частей по примеру тех, которые организовывали англичане в Индии. А.П. Ермолов скептически относился к боевой ценности горских дружин в условиях Кавказской войны[13]
В 30-х годах XIX века у знатных горцев появилась возможность обучать своих детей военному искусству в столице Российской империи. В 1-й и 2-й Павловские кадетские корпуса определялось ежегодно по 6 детей кавказских князей и дворян, в Александровский кадетский корпус – по 12 детей. В 1830-1840-х годах в кадетских корпусах воспитывалось 315 горцев. Первым из учебных заведений по подготовке военных и гражданских кадров был дворянский полк в Петербурге, образованный 14 марта 1809 г. и переименованный в 1855 г. в Константиновский кадетский корпус. За 100 лет его существования, корпус окончили 21 807 человек, из них 265 кавказцев.
Среди выпускников этого учебного заведения были и представители чеченского народа: А. Адуев, А. Курумов, А. Хамзоев, Э.С.-Г.Алиев, окончивший впоследствии Академию Генерального штаба и многие другие. Молодые горцы, после окончания военно-учебных заведений, чаще всего, прикомандировывались к Лейб-Гвардии Кавказскому эскадрону Конвоя е.и.в. Важной формой обучения горцев Северного Кавказа стали полковые и батальонные школы, которые получили право с 1836 г. «принимать туземное юношество». С 1858 года в столичные военные учебные заведения уже не могли попасть представители непривилегированных сословий. На воспитание стали отбирать только детей горцев из почетнейших и влиятельных фамилий, имевших медали с надписью «За храбрость», офицеров, прикомандированных к регулярным и казачьим частям, а также детей военных, сирот, аманатов[14].
В царствование императора Николая Павловича, в 1828 г. был сформирован из высших представителей кавказских горцев (в том числе и чеченцев) полуэскадрон, предназначенный для несения конвойной службы при императорском дворе. Горцы имели возможность пройти курс обучения в горском полуэскадроне. В конце обучения им присваивалось офицерское звание при непременном условии проявления храбрости и верного служения царю и России. Так, за 54 года существования лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона (1828-1882 гг.) «…из него было выпущено обер-офицерами 754 горца», в том числе 524 корнетами в кавалерию, а с 1869 года введен обязательный офицерский экзамен. 230 горцев имели чин прапорщиков милиции из-за того, что не смогли сдать офицерские экзамены[15].
В декабре 1830 года Горский полуэскадрон, совместно с Гвардейским жандармским полуэскадроном и обозом Императорской Главной квартиры, выступил в г. Вильно. Прибыв в Вильно, полуэскадрон присоединился к штабу Гвардейского корпуса, выступившего в поход против польских мятежников. За войну с польскими мятежниками Горский полуэскадрон Конвоя получил 53 знака отличия (из них 42 было выдано горцам) польского ордена «За военное достоинство». 1 февраля 1882 года «…по Высочайшему повелению» Лейб-Гвардии Кавказский горский полуэскадрон был расформирован. Офицеры были произведены в следующие чины, получив пожизненную пенсию в размере 1200 рублей в год[16].
Изобилует примерами воинской доблести история Крымской войны 1853-1856 гг., когда Кавказско-горский полк сражался с конницей англо-франко-турецких войск. Численность национальных воинских формирований в Крымской кампании только на Кавказском театре военных действий достигла 30 тыс. человек, в том числе среди них было до 12 тыс. северокавказских горцев[17]. В ходе Крымской войны для содействия Отдельному Кавказскому корпусу (с1854 г. – Кавказская армия) российским командованием использовались как уже имевшиеся формирования горской милиции, так и вновь созданные иррегулярные формирования (ополчения) из народов Кавказа. Кроме того, в составе регулярных войск Кавказского корпуса находились и кадровые военные из числа горцев, прежде всего из родовитых семей, воспитанные и обученные в русской армии.
«Во время Восточной войны 1853-1856 гг., – вспоминал впоследствии генерал-лейтенант С.М. Духовской, – части милиции, случалось, показывали блестящие успехи»[18]. Д.А. Милютин в своих воспоминаниях указывал, что «формирование этих милиций из туземцев приносило двойную пользу: давало возможность уменьшить наряд казаков и вместе с тем извлекало из туземного населения и дисциплинировало тех бездомных сорванцов, которые обыкновенно являются первыми зачинщиками в военных волнениях и мятежах». Во время Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. у некоторых военачальников была идея увести в Армению побольше «ненадежных» чеченцев, в расчете на то, что они оттуда не вернутся[19].
Наиболее известным русским офицером из числа чеченских детей, усыновленных русскими семьями, стал Александр Николаевич Чеченский (1776-1834). Генерал А.Н. Чеченский был из «военнопленных чеченцев». Одиннадцатилетним мальчиком он попал в плен при разгроме селения Алды и был взят на воспитание поручиком Н.Н. Раевским, будущим генералом и героем Бородинского сражения. Окрещенный Александром, мальчик воспитывался у матери Н. Раевского, на Украине. Получив домашнее образование, А. Чеченский затем окончил Московский университет и поступил на военную службу[20]. А. Чеченский службу свою начал рядовым в пехотном полку генерал – фельдмаршала князя Варшавского и закончил ее в чине генерал – майора 17 сентября 1880 года. За 50 с лишним лет беспорочной службы он участвовал «в походах и делах» против турок и горцев и за «отлично – усердную службу» награжден многими высшими боевыми наградами.
Храбрым и талантливым полководцем среди чеченских генералов является Алиев Эрисхан (Ирисхан) Султан-Гиреевич (1855-1920), генерал от артиллерии. Он окончил 2-е Константиновское военное училище, Михайловское артиллерийское училище и артиллерийскую Академию[21]. Его боевые заслуги и талант военного стратега в Русско – Турецкой (1877-1878), Русско – Японской (1904-1905) и Первой мировой войнах проявились настолько ярко, что за 30 лет воинской службы и постоянно участия в войнах Э. Алиев прошел путь от юнкера (31 августа 1873 г.) до генерал – майора с утверждением в должности командира бригады – (6 декабря 1903 г.).
Уже через три года Э. Алиев был назначен командующим 5-й Восточно – Сибирской стрелковой дивизией, 2-м Сибирским армейским корпусом, с 1914 г. – являлся командиром 4 армейского корпуса, исполнял обязанности командующего 2-й русской армией. 6 декабря 1907 года. 14 апреля 1914 г. Э. Алиев «произведен в генералы от артиллерии». В исполнении чеченскими генералами своих воинских обязанностей, в их полководческих талантах и самоотверженности в защите России от ее внешних врагов во всей полноте воплотилось отношение чеченского народа к России[22].
Известный чеченский просветитель Умалат Лаудаев также был военным, он закончил Александровский кадетский корпус в Петербурге. Затем Лаудаев поступил на воинскую службу. Блестящий храбрый офицер участвовал в нескольких военных кампаниях: Венгерской в 1848-1849 годах и Крымской войне, за что получил боевые награды, в том числе орден Святой Анны 3-й степени. Он оказался в числе 802 чеченцев и 325 ингушей – рядовых всадников и 80 офицеров, награжденных правительством за участие в 1853-1856 годах «в боевых делах на Кавказском театре войны»[23].
Особенно активно кавказские горцы стали привлекаться к службе в рядах российской армии в ходе Кавказской войны. Так чеченец Бота Шамурзаев сильно помог россйскому командованию в ходе боевых действий против горцев. Б. Шамурзаев «служил для русских открытой географической картой неизвестной им еще местности, компасом в море, опытным капитаном судна, которое, если бы хотел, мог погубить вполне безнаказанно…». Бота Шамурзаев был родом из аула Харачой.
Во время уничтожения аула он был взят в плен и детство провел в семье подполковника Розена, брата генерала Г.В. Розена. Затем служил в конвое наместника Польского великого князя Константина Павловича. Ему прочили блестящую карьеру царского офицера и предложили креститься. Он отказался и попросил перевести его в Чечню, по которой «никогда не переставал тосковать». Царевич Константин, хорошо относившийся к Боте, удовлетворил его ходатайство. Не выдержав притеснений и издевательств генерала Пулло над чеченцами, он перешел на сторону Шамиля и был назначен наибом Мичика, а затем – и старшим наибом Большой Чечни. В конце 1851 г. Бота перешел обратно к русским.
Российское командование, стремясь ослабить Шамиля и развалить высшее руководство имамата, доброжелательно приняло отошедших от него соратников. Боте купили дом в крепости Грозной, выдали крупную сумму денег. Вскоре он был назначен и качкалыковским наибом. Без него с 1851 года не обходился ни один поход российских войск в Чечню, вплоть до окончания Кавказской войны. По ходатайству князя Барятинского Боте был возвращен чин поручика и назначена пенсия – 400 рублей в год, а также подарен большой земельный участок[24].
30 октября 1860 года было утверждено «Положение» о создании Терского Конно-иррегулярного полка, а 12 июня 1861 года этот полк уже был сформирован. Все чины полка присягали «по своей вере и закону» на верность службе. Формирование этого полка позволило отпустить на Дон два донских казачьих полка, которые несли на Северном Кавказе внутреннюю службу и менялись через каждые три года [25]. К иррегулярным воинским частям относились военные подразделения, не имевшие твёрдой, постоянной организации. Комплектовались они также по-особому[26].
Одновременно с Терским Конно-иррегулярным полком была сформирована туземная временная милиция. Число желающих стать милиционерами превысило число вакансий. Стимулом для вступления в милицию служило то, что все нижние чины на время службы освобождались от уплаты личной натуральной повинности. Стремление горцев к службе в милиции объяснялось не только возможностью иметь постоянный заработок и налоговые льготы, но также милиционерам было разрешено носить оружие. Рациональность мировосприятия чеченских милиционеров вытекала, главным образом, из необходимости выживать, бороться за существование, ежедневно и ежеминутно решать насущные проблемы, от которых зависела жизнь конкретных людей, семей, близких[27]. На рубеже XVIII – XIX вв. с помощью кабардинской, чеченской, ингушской, осетинской милиции власти пытались организовать охрану стратегически важной Военно-Грузинской дороги[28].
В начале 80-х годов, после упразднения Кавказского комитета и передачи дел о выяснении прав горских сословий в Комитет министров, бывший министр юстиции статс-секретарь Набоков заявил, что правительство России не связано с завоеванными народами Северного Кавказа никакими обязательствами и что последние должны добиваться успехов и достижений в жизни подобно остальным гражданам империи – за счет усердной «службы и образования»[29]. В начале 70-х годов XIX века правительство тщательно изучало и прорабатывало вопрос о привлечении горцев в регулярную кавалерию. Он рассматривался специальной комиссией, назначенной после вынесения Положения о всеобщей воинской повинности граждан Российской империи от 4 ноября 1870 г.
Председатель ее, подполковник Краевич, в 1874 г. предлагал довести число воинских частей, состоящих из горцев Кавказа до 10 тыс. человек, а срок службы определить в три года. Состав частей сделать многонациональными. Отметила комиссия и способность горцев «к аванпостной службе и действиям малой войны… знание и привычку к горной местности». Командование считало горцев незаменимыми при разведке; к этому виду службы их привлекали с 1853 года. Кроме того, они считались лучшими частями при преследовании неприятеля и действиям малыми группами. Военный идеолог царской армии М. Драгомиров считал, что «идеалом и образцом в конном деле должны служить конницы, возникшие естественно». Единственным недостатком горской кавалерии признавалось отсутствие дисциплины и строгого соблюдения воинской иерархии[30].
В Русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в составе русской армии добровольно сражалось 42 000 горцев Северного Кавказа. Формирование горских конно-иррегулярных полков прошло успешно, причем, добровольцев оказалось так много, что начальник Терской области М.Т. Лорис-Меликов предполагал использовать их для восполнения ожидаемых потерь и даже хотел сформировать дополнительную милицейскую часть. 15 января 1877 года был сформирован Чеченский конно-иррегулярный полк. По отзывам русского командования, горцы продемонстрировали образцы отваги, мужества и верности воинскому долгу[31].
6 января 1879 года Указом императора чеченский конно-иррегулярный полк был награжден почетным знаменем. Роль знамен в поддержании боевого духа и традиций частей русской армии трудно переоценить. Во втор. пол. XIX века знамя имел каждый полк русской армии. В ряде случаев полки могли получать новые знамена взамен старых. Во-первых, это происходило при пожаловании полкам юбилейных знамен. Во-вторых, частям войск могли жаловаться наградные Георгиевские знамена за боевые заслуги[32]. Стоит подчеркнуть одну из особенностей всех знаменных регалий Российской Императорской Армии – они никогда не реставрировались, и зачастую от времени и походов от полотнища оставались буквально мизерные клочья материи, но при этом даже в таком виде знамя (или то, что от него осталось) всегда выносилось в строй. В именном Указе от 14 января 1835 года император повелел: «…знамена и штандарты, со всеми принадлежностями, сохранять всегда как святыню…»[33].
В Русско-Японскую войну, горцы добровольно сформировали Терско-Кубанский конный полк. В Первую мировую войну, на основании единодушного постановления Съезда представителей всех народов Северного Кавказа, горцами была создана Кавказская конная туземная дивизия, в составе шести толков. По личному пожеланию Николая II, командование этой дивизией принял брат императора, вел. кн. Михаил Александрович[34]. В начале Первой мировой войны правительство продолжило традиционную линию на создание иррегулярных добровольческих частей из уроженцев Кавказа. Допускался прием в качестве добровольцев мусульман Кавказа в возрасте от 21 до 30 лет, но при этом указывалось, что число таких добровольцев в каждой военной части, не должно было превышать установленной военным министром квоты. Такие квоты действовали в отношении общероссийских частей, но не касались национальных формирований[35].
23 августа 1914 г. был объявлен высочайший приказ Николая II о формировании на добровольных началах Кавказской туземной дивизии. Архивные документы за август – октябрь 1914 г. содержат множество заявлений от добровольцев. Один авторитетный чеченец 8 августа просил прямо у императора «разрешения ехать на войну и взять с собой сотню чеченцев – добровольцев». Представители Грозненского и Веденского округов на своем съезде 11 сентября 1914 г. единогласно постановили ассигновать Чеченскому полку сверх уже оказанной материальной помощи снаряжением и обмундированием по 1 руб. с плоскостного дыма (двора) и по 50 коп. — с горного[36]. Кавказская туземная конная дивизия именовалась в военном обиходе «Дикой».
В истории Дикой дивизии нет ни единого случая, даже единоличного – дезертирства! Дикая дивизия была одной из самых надежных войсковых частей – гордость русской армии. А. Палецкий писал: «Кавказцы имели полные моральные основания никакого участия в русской войне не принимать. Мы отняли у кавказцев все: их прекрасные горы, их дикую природу, неисчерпаемые богатства этой благодатной страны. И вот, когда вспыхнула война, кавказцы добровольно пошли на защиту России и защищали ее беззаветно, не как злую мачеху, а как родную мать…»[37].
После окончания Кавказской войны командующий в Кубанской области разоружил всех жителей. Д.И. Святополк – Мирский в Терской области этого не сделал, за что, в свою очередь, и получал многочисленные нарекания. Терским горцам было предоставлено право носить оружие только в пределах их сёл. В станицах или городах они должны были появляться только безоружные[38]. Право разоружение горцев было предоставлено всем казакам, что вело к постоянным стычкам.
С 1860 по 1862 год в Терской области находились на службе 6 сотен временной туземной милиции. Для наблюдения за внутренней безопасностью и благоустройством, в округах с горским населением, при начальниках народных управлений, была учреждена охранная стража из горцев. Стража полагалась при начальнике области, при трёх начальниках военных отделов, при пяти окружных начальниках, при участковых начальниках. Чины охранной стражи составляли постоянный конвой начальников всех уровней управления и использовались при рассылке приказов, сборе информации. Зачастую горцам – милиционерам приходилось участвовать в тушении пожаров. В укреплениях Шатой и Ведено имелось несколько пожарных инструментов. В целом, в Аргунском, Веденском и Хасав – Юртовском округах даже к 80 годам XIX века пожарная часть так и не была оборудована, хотя пожары возникали довольно регулярно[39].
Терский Конно-иррегулярный полк не оправдал своего назначения для власти: по выражению начальника области Д.И. Святополк – Мирского, он был «…дурно составлен»[40]. По проекту, представленному Святополк – Мирским, в Терской области были сформированы 12 сотен постоянной милиции. Одновременно с этим был упразднён Терский Конно-иррегулярный полк и туземная временная милиция. Государственная казна не терпела убытков от содержания милиции, так как расквартированные здесь войска сокращались за её счёт. Донские казачьи полки № 21 и № 34 были отпущены на Дон, а пятая и шестая сотни полков Терского казачьего войска были определены на льготу. Таким образом, государственное казначейство сохранило 19280 рублей серебром[41].
В состав постоянной милиции входила охранная стража, а в округах Среднего Военного отдела, в Нагорном округе Восточного отдела и в Ингушском округе – наиболее беспокойных в военно-политическом отношении – сельская полиция. 19 июня 1862 года командующим Кавказской армией был утверждён проект об учреждении в Терской области охранной стражи и земской полиции. Сформированные сотни постоянной горской милиции охраняли пути сообщения в области, несли службу на кордонах. По кордонам были распределены в основном бывшие чины Терского Конно – иррегулярного полка, 6 сотен которого влились в милицию[42]. 29 января 1865 года император Александр II утвердил временное «Положение о Терской постоянной милиции». Её численный состав не должен был превышать 11 сотен, а подчинялась она начальнику Терской области. Для проверки личного состава милиции, снабжения её продовольствием, при областном начальнике учреждалась должность инспектора Терской постоянной милиции. Инспектору никакой распорядительной власти по милиции не предоставлялось[43].
Сотенные командиры милиции и их помощники избирались из горцев, дослужившихся до офицерских чинов. Урядниками же и всадниками принимались, по добровольному желанию «…исключительно туземцы Терской области». Служба офицеров милиции, в отношении их прав и льгот, приравнивалась к службе в регулярных войсках, но при переводе их в регулярные войска, офицеры – милиционеры принимались на общих основаниях[44]. Все чины милиции обязаны были иметь одежду и вооружение за свой счёт. В силу того, что обмундирование, вооружение и лошадь стоили в то время довольно дорого, иногда всем сельским обществом, коллективно, оказывали помощь односельчанину, желавшему служить в милиции. Например, хорошее седло стоило 3 коровы, хорошее кремневое ружьё – 7 коров[45]. Горцы, служа в российской милиции, одевались в свою национальную форму – черкеску, папаху, бурку и т.п. Интересно, что в 80-х годах XIX века был принят закон, по которому казакам Терского войска также было официально разрешено заменить форменные мундиры черкесками произвольных цветов, одинакового с мундирами покроя[46].
Чеченцы несли службу не только в Терской области, но и в других регионах империи, а также воевали за рубежом. 22 июня 1906 г. депутат от Терской области Т.Э. Эльдарханов на заседании Гос.думы выступил с заявлением на имя председателя I Думы кадета С.А. Муромцева. Основанием для заявления послужила полученная им телеграмма, где говорилось о найме чеченцев в качестве стражников для отправления в центральные губернии России. В телеграмме было сказано: «Чеченский народ не может позволить, чтобы руки их братьев обагрились кровью невинных русских граждан». В телеграмме содержался протест «против недостойного пользования невежеством и темнотой горцев». Т.А. Эльдарханова поддержали мусульманские депутаты, а также трудовики, кадеты и некоторые другие фракции Думы. Все они предложили предъявить запрос главе правительства о том, по чьей инициативе готовят из чеченцев «погромщиков мирных русских граждан», обещая им чины, почётную службу и знаки отличия, и намерен ли он принять меры к немедленному возвращению нанятых чеченцев и «прекращению преступной агитации»[47].
Чеченцы служили в различных воинских подразделениях. В списке 4-ой сотни Кавказского Конно-горского полка значились: Чир Шотаев, Султан Гирей Алиев, Башир Махмутов, Сулан Бехаев, Караха Айдемиров, Мурдал Мукаев, Лягш Давкуров, Неси Ислан, Алиха Муреев, Дзага Арсамиков и Нана Алагаров[48]. Подпоручик Абдул Кадыр Султан Гиреевич Ахматов служил в 83 Самурском пехотном полку[49]. Для освобождения напряжения в крае был создан полк из чеченцев для участия в подавлении польского восстания 1863 –1864 годов. В состав полка были набраны лица, считавшиеся «наиболее беспокойными»[50]. Терские милиционеры участвовали в подавлении восстаний, конвоировали горцев при переселении в Турцию. Зачастую горцы сами изъявили желание участвовать в этих экспедициях, так как за такую работу больше платили и в условиях военного времени, можно было быстрее дослужиться до более высокого чина или получить награду, что также давало прибавку к жалованью. Объективно специфика военной службы определялась тем, что армия являлась инструментом государственного вооружённого насилия во внешней и внутренней политике, которое могло сопровождаться уничтожением людей, а также инфраструктуры, обеспечивающей их повседневную жизнь и деятельность[51]. В 1861 году, когда на Западном Кавказе продолжались военные действия, горцы Терской области изъявили добровольное желание там воевать на стороне русских. Из Чеченского округа на войну отправились юнкера: князь Карасай Алхазов, Кадир Абаев, Узурхан Гамирзаев, а также всадники: Лечи Мимиев, Гучилука Хапцаев и Моска Аргунаев[52]. От Ичкеринского округа на Западном Кавказе воевали рядовые: Али Дебир Даджиев, Шамиль Шамхалов, Киха Алиханов[53].
Причин вступления чеченцев в ряды конно-иррегулярных полков было несколько и, чаще всего они носили чисто экономический характер. Во – первых, на глазах был показателен пример соотечественников, вступивших на военное поприще еще в период Кавказской войны. Достигая определенных чинов и знаний, они существенно подняли свое хозяйство, став в скором времени крупными землевладельцами и предпринимателями. Во – вторых, это награды, которые гарантировали их обладателям пожизненную пенсию, возможность получения доходной должности, право носить оружие и другие привилегии, которые ставили их на один уровень с русским населением империи. Здесь показателен случай, когда после убийства Ш. Эльмурзаева у жителей Старого Юрта отобрали все оружие, оставив его только милиционерам и лицам, имевшим боевые награды. В – третьих, сама служба в армии давала чеченцам неплохую статью дохода, которую во многих случаях на скудных участках горских пашен получить было невозможно. Таким образом, причин для вступления в состав конно-иррегулярных полков было более чем достаточно[54]
В начале 70-х годов XIX века Россия начала усиленно готовиться к войне с Турцией. В связи с этим в одном из документов ставилась стратегическая задача: «Одной из первых мер в предвидении разрыва с Турцией, должно быть образование сколь можно многочисленной милиции из среды нашего мусульманского населения, в особенности горцев, и вывод их на театр военных действий»[55]. Хотя по закону Терская постоянная милиция могла состоять только из 11 сотен, её численный состав периодически менялся. В состав Терской милиции входили аульные старшины и их помощники, составлявшие земскую полицию. Кроме сотенного командира (с офицерским званием) в состав милицейских сотен входили юнкеры, урядники, всадники и писарь. Писарь направлялся из казачьих или регулярных войск. Кроме того, в каждой милицейской сотне должны были служить два человека (в крайнем случае, один), владевшие русским языком и умевшие писать по-русски. Офицеры милиции носили на черкесках плечевые погоны и эполеты[56].
Самое крупное сокращение милиции за 60-70-е годы XIX века произошло в 1865 году, когда горцы эмигрировали в Турцию. Затем её численность выросла до 14 сотен. Правительством предполагалось подкупать горцев, особенно чеченцев, эмигрировавших в Турцию, уже в ходе боевых действий, чтобы привлечь их в ряды русской армии. Как говорилось в одном из докладов: «На этот предмет вообще не следует жалеть лучшего средства – денег»[57]. Сбор сведений о путях сообщения и населенных пунктах, представляющих по современным понятиям элемент топографической разведки, являлся важной задачей. Эти сведения собирались на территории Европейской Турции, т.е. в районе предстоящих боевых действий[58]. Возможно, руководство предполагало также использовать чеченцев, эмигрировавших в Турцию, для сбора секретной информации за вознаграждение. В 1876 году, накануне русско-турецкой войны, из горцев Терской области был сформирован Терско – горский конно-иррегулярный полк[59]. За военные отличия многие чеченские офицеры и всадники были представлены к наградам[60].
25 января 1877 г. началось формирование Чеченского конно-иррегулярного полка. Начальник Терской области, с согласия командующего Кавказской армией, назначил командира полка, который в свою очередь, подбирал сотенных и взводных командиров. Командиром Чеченского полка стал Арцу Чермоев (А. Чермоев отличился еще в годы Кавказской войны. 20 ноября 1851 г. подпоручик Арцу Чермоев был пожалован в кавалеры Золотого оружия «за отличия в делах против горцев»)[61]. Назначение на определенную должность имело вид своеобразной пирамиды: офицер самостоятельно должен был набрать по месту жительства определенное количество всадников. Отбор всадников и формирование полков возлагались на окружное начальство. Половину рядового состава предполагалось набирать из добровольцев, половину – по жребию. При нежелании идти на службу, всадник имел право выставить вместо себя другого. Однако число желающих служить было намного больше необходимого состава формируемых полков. В адрес начальства посыпались жалобы и прошения увеличить состав конницы.
Каждый полк имел свое знамя, сотенные значки, зурну и барабан. Трубачи, лекари, мастера-оружейники и прочий вспомогательный состав Чеченского полка был подобран из числа местных казаков, знавших язык, обычаи чеченцев. В Чеченский полк в первую очередь зачислялись лица от 18 до 40 лет, обладающие крепким здоровьем и имеющие полное боевое снаряжение – коня, сбрую, теплую одежду, а также, владеющие русским языком и грамотой, даже арабской. На последнее условие пришлось «закрыть глаза» – из 66 человек, набранных в Аргунском округе, насчитывалось всего 12 грамотных. Полное снаряжение всадника стоило от 150 до 1000 рублей. Большинство из призванных таких денег не имели. По просьбе личного состава главнокомандующий разрешил выдать в качестве аванса треть будущего жалованья, чтобы горцы смогли «снарядить себя всем необходимым к предстоящему зимнему походу». Каждому из нуждающихся казна выделила по 40 рублей жалованья и по 8 руб. 88 коп. на питание и фураж. Так, Чеченскому конно-иррегулярному полку было выдано 30 350 рублей серебром[62].
Горцы достойно служили на фронтах Русско-турецкой войны и практически никогда не переходили на сторону противников, хотя те и были не только их единоверцами, но иногда и земляками, эмигрировавшими в Османскую империю. Пролитая за обладание Кавказом русская кровь, которой попрекали кавказцев, окупилась кровью горцев, пожертвованной как за собственную самодостаточность, так и за русское благополучие и славу, в борьбе с врагами России. Особенностью горцев в бою была их личная инициатива, смелость, самоотверженность. Горцы никогда не оставляли на поле битвы не только своих раненых, но даже и убитых и выносили их, несмотря на огонь противника. Устойчивым обычаем, заимствованным у горцев, стал вынос с поля боя тел погибших, какой бы ценой это не приходилось оплачивать. Солдаты и казаки приняли горский обычай не оставлять тела убитых в руках противника и часто ради этого, также как и горцы, несли чувствительные потери[63].
В одном из воззваний, распространённых среди горцев во время самого крупного за весь период после окончания Кавказской войны вооружённого восстания горцев в Чечне и Дагестане в 1877 –78 годах против российских властей, говорилось: «Служащие из наших узденей в русских учреждениях продают ислам за чины, ордена и деньги, живут зажиточно, сильно поддерживают сторону русских»[64]. Действительно, в ходе подавления восстания были очень редки случаи перехода милиционеров на сторону восставших. Это не осталось не замеченным властями. Многие чеченцы получили ордена и медали за участие в подавлении восстания 1877 –78 годов в Чечне и Дагестане[65].
В имамате Шамиля также действовала милиция, разделённая на сотни. Первым знаком отличия у Шамиля была серебряная круглая медаль, которую мог получить сотенный командир наибской милиции. На медали было написано по-арабски «За храбрость сотенному командиру». Следует заметить, что наряду с награждением за храбрость в имамате Шамиля существовало и так сказать «негативное» награждение, т.е. за «трусость». Тем, кто проявил в сражении трусость или малодушие, обшивали правый рукав черкески войлоком или пришивали на спину кусок материи – знаки, подчёркивающие неблаговидный поступок. Эти знаки носили до тех пор, пока виновные не исправлялись, т.е. не отличались в бою. Орденами награждались и бывшие русские солдаты, бежавшие в горы. Например, перебежчик – драгун Нижегородского полка Родимцев за свои смелые действия был награждён имамом орденом «За храбрость»[66].
Многие горцы, воевавшие на стороне российской армии в годы Кавказской войны, получали не только медали, но и высшие имперские ордена. Получение некоторых из орденов давало право владельцу на потомственное дворянство и пожизненную пенсию. За отличия в ходе боевых действий прапорщик Минатула Ибрагимов 14 сентября 1841 года получил орден св. Станислава 3 степени. 27 апреля 1843 года прапорщику Абдул –Аджи Ибрагимову был вручён орден Св. Анны 4 степени. Мустафа Ибрагимов, дослужившийся до звания подполковника, был награждён орденом Св. Анны 4 степени (31 декабря 1851 года) с надписью «За храбрость»; орденом Св. Анны 3-й степени с бантом (7 октября 1853 года); орденом Св. Станислава 2 степени с мечами (8 декабря 1857 года). Сам Мустафа был княжеского происхождения[67].
Мусульманское военное духовенство, как и другие лица, не принадлежащие к дворянскому сословию, награждались званиями личного или потомственного почетного гражданина и медалями для ношения на груди или на шее с надписью «за усердие» на различных орденских лентах. Как правило, только после этого мусульманин, не имеющий дворянского достоинства, мог получать ордена. На практике данная последовательность соблюдалась не всегда. В Первую мировую войну были случаи пожалования мусульманского военного духовенства орденами Св. Станислава III степени и Св. Анны III степени. Иноверное духовенство получало награды за те же типы подвигов, что и православные священнослужители. Например, полковой мулла Ингушского полка Горбаков Хаджи-Таубот заслужил орден Св. Анны III степени с мечами « за то, что в бою 3 июня 1916 года, когда австрийская пехота перешла в наступление… он, въехав вперед в цепь и лаву, возбуждал и зажигал всадников своими речами и личным примером храбрости, пока не был контужен в голову разорвавшимся артиллерийским снарядом и увезен на перевязочный пункт»[68].
Знамена кавказским горцам жаловались очень щедро; так, с 1840 по 1845 год было пожаловано тринадцать знамен – и это при том, что части, как правило, насчитывали не более 300 человек! Надписи на знаменах говорили об отличиях, за которые они были пожалованы; причем на обратной стороне та же надпись была сделана на арабском языке; отличие же в основном состояло в покорности, преданности и усердии, а также в заслугах, «оказываемых постоянно в делах с непокорными горцами»[69]. Многие мемуаристы отмечали высокий уровень корпоративной конкуренции среди кавказских полков. Одним из мощных двигателей в Кавказской войне стала соревновательность между солдатами различных полков, занятых в одних и тех же операциях. Дело доходило до откровенной вражды, чем горцы не редко и пользовались. Однажды в базарный день в одном из сел возникла драка между чеченцами и солдатами Апшеронского полка. Прибежавшие на интригующий шум нижние чины Куринского полка бросились на помощь горцам, объясняя свое поведение так: «Как нам не защищать чеченцев?! Они – наши братья, вот уже 20 лет как мы с ними деремся!»[70].
Ежегодно на содержание Терской постоянной милиции казна отпускала 239250 рублей. 9 февраля 1871 года императором была утверждена смета расходов на содержание городских полиций в Терской области, по которой данные расходы были отнесены на счёт городских доходов. В 1893 году в Грозненском округе офицеры-горцы получали содержание: кадий Шатоевского горского словесного суда – прапорщик Абдул Кагир Абдул Кадыров – 300 рублей; помощник командира 6 сотни Терской постоянной милиции подпоручик Шерипов – 414 рублей; командир 6 сотни ротмистр У.Лаудаев – 649 рублей[71]. За участие в русско-турецкой войне 1877-78 годов, горцы офицерского звания имели право на получение пенсии. Так, например, стали получать пенсии Джантемир Чериев и Ибит Арсамаков[72]. Помимо этого, поощрялись материально и члены семей воевавших в Турции горцев.
Дочь прапорщика Мачика Чепанова, по имени Дезик, жившей в селе Брагуны «… за усердие и преданность отца Русскому правительству» выплачивалась пенсия, размером 7 рублей 50 копеек, до выхода девушки замуж. Дочерям майора Баты Шамурзаева, до их выхода замуж выплачивалось 262 рубля. Мулла Карнуко Центро, из селения Гойты «За услуги и преданность правительству» получал пенсию в 75 рублей[73]. По данным за 1895 год, около 100 чеченских офицеров и чиновников от царского правительства получали в качестве поощрения их службы более 10000 десятин лучшей земли в Терской области[74]. Горцы, служившие в российских войсках и нарушившие закон, отбывали наказание в военно-исправительных ротах.
Правовой статус постоянной горской милиции за время ее функционирования определенным образом менялся. Так, милиционеры, получавшие жалованье надсмотрщиков лесов, на основании Указа от 30 декабря 1869 г., были исключены из состава сотни, т.к. по этому Указу горские округа переводились на общегражданское управление. Менялась и ведомственная подчиненность горской милиции. В 1871 году ее дела из Кавказского горского управления были переданы в штаб Кавказского военного округа. В 1913 году горская постоянная милиция была существенно реформирована. Постоянная милиция в Терской области была упразднена, а вместо нее сформирована охранная стража, аналогичная земской страже центральных губерний империи[75].
Вопрос о Терской постоянной милиции поднимался в III Государственной думе. В Главном управлении казачьих войск был разработан проект преобразования этой милиции в Терскую полицейскую стражу, которая состояла бы в основном из казаков. Если милиционеру платили не более 240 руб. в год, то стражнику намеревались положить от 300 до 430 рублей. Появление вместо милиции полицейской стражи совпало с некоторым обновлением администрации Терской области. Казаки стали составлять до 90% Терской полицейской стражи[76].
[1] Маржарет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржарет в документах и исследованиях: (Тексты, комментарии, статьи). – М.,2007. – С.7. [2] Абдуллин Х.М. Мусульманское духовенство и военное ведомство Российской империи (кон. XVIII – начало XX вв.): Дис. …канд. ист. наук. – Казань,2007. – С.131-132. [3] Там же. – С.139. [4] Мачукаева Л.Ш. Российские власти о проблеме привлечения коренного населения Кавказа к имперской гражданской и военной службе (XIX – начало XX вв.) // Труды Грозненского Государственного нефтяного института им. академика М.Д. Миллионщикова. Вып. 7. – Грозный,2007. – С.357-358. [5] Ахмедов А.А., Голубев А.Ю. К вопросу о введении института военных имамов в Российской армии // Военная мысль. – М.,2008. – № 2. – С.60. [6] Абадиев Б.В. Достойные сыны Отечества. – Магас,2008. – С.7-8. [7] Военная энциклопедия /Под. Ред К.И. Величко. Т.9. – СПб.,1912. М.,2007. – С.84. [8] Лапин В.В. Национнальные формирования в Кавказской войне XVIII – XIX вв. // Кавказ и Россия. Прошлое и настоящее. История. Обычаи. Религия. Сборник. – СПб.,2006. – С.54. [9] Абдуллин Х.М. Мусульманское духовенство и военное ведомство Российской империи (кон. XVIII – начало XX вв.): Дис. …канд. ист. наук. – Казань,2007. – С.132,139. [10] Зелькина А. Ислам в Чечне до российского завоевания // Исламская Цивилизация. – Махачкала,2005. – № 1. – С.25-26. [11] Шарманова М.А. Становление и развитие государственности на Северном Кавказе в конце XVIII – первой половине XIX в. // История государства и права. – М.,2007. – № 13. – С.23. [12] Васильев М. Дагестанский конный полк // Цейхгауз. – М.,2000 – № 1 (10). – С.24. [13] Лапин В.В. Национальные формирования в Кавказской войне // Вестник молодых ученых. Серия: исторические науки. – СПб.,2006. – № 4. – С.27. [14] Акиев Х.А. Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Монография. – Магас, 2009. – С.42-43. [15] Кошев М. Армия в системе российской политики просвещения горцев Северного Кавказа XIX – начала XX вв. (Постановка проблемы) // Литературная Кабардино-Балкария. – Нальчик,2006. – № 2. – С.186-187. [16] Галушкин Н.В. Собственный Его Императорского Величества Конвой. – М.,2004. – С.26,28,33. [17] Зубкова Н.Ю. Национальные формирования горцев первой половины XIX в. в контексте российско-северокавказской интеграции // О компоненте добровольности в строительстве Российского Кавказа. – М.,Армавир,2007. – С.127-128. [18] Безугольный А.Ю. Народы Кавказа и Красная армия. 1918-1945 годы. – М.,2007. – С.24. [19] Лапин В.В. Национальные формирования в Кавказской войне // Вестник молодых ученых. Серия: Исторические науки. – СПб.,2006. – № 4. – С.28. [20] Хасмагомадов Э.Х. Чеченцы во внешних войнах России XIX – начала XX века // Чеченцы в истории, политике, науке и культуре России: исследования и документы. – М., 2008. – С.152. [21] Музаев Т.М. Союз горцев. Русская революция и народы Северного Кавказа,1917-март1918 г. – М.,2007. – С.467. [22] Туркаев Х.В. Жажда неутоленная. – М.,2007. – С.22-23. [23] Айларова С.А., Тебиева Л.Т. Культура и хозяйство: взгляд северокавказских просветителей (кон. XVIII – XIX вв.): Монография. – Владикавказ, 2008. – С.132. [24] Гапуров Ш.А., Товсултанов Р.А. «Погром Чечни» в 1852 // Вестник Академии наук Чеченской Республики. – Грозный,2006. – №2. – С.78-79. [25] Лавров Д. Заметки об Осетии и осетинах. // Сборник материалов для описания местностей и племён Кавказа. Вып.3. – Тифлис,1883. – С.306. [26] Российская государственность в терминах: IX – XX в. Словарь. – М.,2001. – С.194. [27] Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945 / Составители А.Я. Лившин, И.Б. Орлов. – М.,2003. – С.7. [28] Лапин В.В. Национальные формирования в Кавказской войне // Вестник молодых ученых. Серия: исторические науки. – СПб.,2006. – № 4. – С.26. [29] Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа. 1793-1897 гг. Т.1. – Нальчик,2003. – С.7-8. [30] Бызов И. Начало формирования «Дикой дивизии» // Чеченское общество сегодня. – М.,2007. – № 4 (12). – С.22. [31] Ибрагимова З.Х. Чеченцы в зеркале царской статистики (1860-1900). – М.,2006. – С.48-49. [32] Холлов И.В. Хранение исторических знамен в полках Российской Императорской Армии в конце XIX – начале XX в. // Гербовед. – М.,2007. – № 97. – С.101. [33] Комаровский Е.А. Знамена Кавказской гренадерской дивизии в фондах Национального Музея Республики Татарстан // Гербовед. – М.,2007. – № 97. – С.92,99. [34] Галушкин Н.В. Собственный Его Императорского Величества Конвой. – М.,2004. – С.67. [35] Подпрятов Н.В. Национальные меньшинства в русской армии в XVIII – начале XX века. – СПб.,2004. – С.83. [36] Безугольный А.Ю. Народы Кавказа и Красная армия. 1918-1945 годы. – М.,2007. – С.27. [37] Дикая дивизия. Сборник материалов. – М.,2006. – С.9,69. [38] РГИА. Ф.866. Оп.1. Д.129. Л.55. [39] Терская область. // Кавказский календарь на 1877 год. — Тифлис,1876. – С.60. [40] ОРФ СОИГСИ. Ф.2. Оп.1. Д.16. Л.24. [41] ОРФ СОИГСИ. Ф.1. Оп.1. Д.8. Л.6. [42] РГИА. Ф.1149. Оп.7. Д.95. Л.16. [43] Ибрагимова З.Х. Чеченская история. Политика, экономика, культура. Вторая половина XIX века. – М.,2002. – С.178. [44] РГВИА. Ф.330. Оп.11. Д.32. Л.174. [45] Мамакаев М. Чеченский тейп и процесс его разложения. – Грозный,1962. – С.55. [46] ПСЗ РИ. Собр. 2-е. Т.LV. Отд.2. (1880-1881). – СПб.,1884. – С.184. [47] Афаунов А.А. Национальная политика России и проблемы межнациональных отношений на Северном Кавказе: исторический опыт (1906-1921 гг.). Дис. …канд. ист. наук. – Владикавказ,2004. – С.39. [48] ОРФ СОИГСИ. Ф.1. Оп.1. Д.278. Л.30. [49] РГВИА. Ф.16096. Оп.1. Д.18. Л.155. [50] ОРФ СОИГСИ. Ф.17. Оп.1. Д.6. Л.24. [51] Кравчук В.Р. Проблема свободы вероисповеданий в русской армии во второй половине XIX – XX веков (исторический аспект). Автореф. дис. …канд. ист. наук. – СПб.,2005. – С.13. [52] ОРФ СОИГСИ. Ф.1. Оп.1. Д.56. Л.2. [53] РГВИА. Ф.14257. Оп.3. Д.590. Л.21 об.-22. [54] Бызов И. Начало формирования «Дикой дивизии» // Чеченское общество сегодня. – М.,2007. – № 4 (12). – С.22. [55] ГА РФ. Ф.649. Оп.1. Д.156. Л.33. [56] Тимошевская А.Д. Особенности организации полиции в национальных регионах Российского государства, XIX – начало XX в. Дис. …канд. юр.наук. – М.,1998. – С.140-141. [57] Там же. Л.32 об. [58] Глушков В.В. Становление и развитие военной картографии в России (XVIII – начало XX в.). Дис. …докт. географ. наук. – М.,2003. – С.250. [59] ЦГА РСО-А. Ф.83. Оп.1. Д.3. Л.2. [60] ЦГА РСО–А. Ф.55. Оп.1. Д.134. Л.104. [61] Исмаилов Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров. 1788-1913. – М., 2007. – С.229. [62] Бызов И. Начало формирования «Дикой дивизии» // Чеченское общество сегодня. – М.,2007. – № 4 (12). – С.23. [63] Лапин В.В. армия России в Кавказской войне XVIII – XIX вв. – СПб.,2008. – С.288. [64] Мачукаева Л.Ш. Система управления Северным Кавказом в конце XIX – начале XX века (на материалах Терской области). Дис. …. канд. ист. наук. – М.,2004. — С.121. [65] ЦГА РСО-А. Ф.55. Оп.1. Д.134. Л.104-105. [66] Хаджи Мурад Доного. Ордена Шамиля. – Махачкала,1995. — С.10,13,30. [67] ЦГА РСО-А. Ф.262. Оп.1. Д.23. Л.329 об. [68] Катков К.Г. Памятная книга Российского военного и морского духовенства XIX – начала XX веков. – М.,2008. – С.102-103. [69] Шевяков Т. Гвардейцы с Кавказа // Родина. – М.,2000 – № 1-2. – С.152. [70] Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII – XIX вв. – СПб.,2008. – С.285. [71] ЦГА РСО-А. Ф.12. Оп.2. Д.1092. Л.4. [72] ЦГА РСО-А. Ф.15. Оп.1. Д.244. Л.102. [73] ЦГА РСО-А. Ф.12. Оп.2. Д.1092. Л.203,213. [74] Мамакаев М. Чеченский тейп и процесс его разложения. – Грозный,1962. — С.56. [75] Макаров Г.А. История развития полиции и жандармерии на Северном Кавказе во второй половине XIX – начале XX вв.: На материалах Ставрополья и Кубани. Дис. …канд. ист. наук. – Пятигорск,2005. – С.46. [76] Дунюшкин И. В дозоре казаки и чеченцы // Родина. – М.,2004. – №6. – С.59.http://chechenasso.ru/?page_id=2218
Chechenews.com
19.01.17.