Ранней весной 2000 года, когда настала пора прорастать из-под земли, подснежникам, в Чечне начали вырастать останки, спрятанных зимой под снегом, человеческих трупов. Обычно весной, влюбленные романтики собирают цветы и вьют из них венки своим любимым. А тут сборщики весенних ростков, были далеко не романтики и даже не бывшие романтики и не будущие, а обычные чеченцы, которые вышли на улицы собирать останки своих родных.
В один такой день, вернувшаяся из села домой мать, пожилая чеченка, тоже вышла на сбор весеннего урожая. Люди хладнокровно раскапывали останки битого шифера и кирпича, и вынимали из-под них, то, что несколько месяцев назад жило, дыша полной грудью родным воздухом. Кто-то находил своих еще не истлевшими а кто-то только останки. Все жертвы геноцида, были разными. Каждый из них умер по разному. Кто-то стоя на молитве, кто-то воюя против оккупантов, кто-то идя за водой, кто-то возвращаясь из хлева.
Кого –то разорвало на мелкие части а кому-то в сердце попал незначительной величины, осколок от минометного снаряда. У кого-то нет ноги или обоих ног, у кого-то они аккуратно сложены в его руки. Где-то лежат сразу несколько человек, и теперь уже непонятно кому, что принадлежит.
Придется их хоронить в одну могилу. Где-то рыдает дочка, загребая останки ее отца в кастрюлю или мешочек. А там, чуть поодаль, сев на корточки, из под обвалившейся стены, которая стала укрытием его брату, брат вытаскивает одну за другой, истлевшие кости своего любимого брата. Все заняты собиранием плодов, геноцида устроенного российской армией, наводя конституционный порядок.
На другой улице, у себя во дворе, раскопками занималась пожилая Лайла с дочерью. Не в силах приподнять большой металлический лист, которым был укрыт ее единственный сын Зелимхан, Лайла пришла ко мне просить о помощи. Я же занимался восстановлением крыш и пеленацией разбитых окон, всем соседям, которые могли приехать в любой момент. Спрыгнув с крыши, я пошел вслед за Лайлой в ее двор, где в то время находилась сестра Зелимхана.
— Ломали, помоги нам поднять этот железный лист, а то нам не под силу.
Я честно говоря, приехавший тоже недавно, не знал что ее сын был захоронен под этим листом железа. Оказалось что Лайла, перед тем как уйти с Грозного вместе с уходящими беженцами примкнувшие к боевикам, перезахоронила своего сына, убитого на войне, из подвала навеса, рядом с обвалившейся стеной ее дома и накрыв могилу металлическим листом засыпала его строительным мусором. Она боялась что когда придут русские солдаты, они могут раскопать тело ее сына и увезти, чтобы потом ей же его продать.
Такое бывало не редко, за каждого убитого, русские солдаты, требовали от 2 до 5 тысяч долларов, зная что чеченцы продадут даже свой дом но выкупят труп своего сына или дочери. Этот бизнес, в оккупантской среде российской армии, был в то время процветающим и они неплохие деньги делали на продаже трупов. Имея опыт еще с первой войны, Лайла, которая выкупала тогда своего старшего сына, теперь уже предприняла все меры, чтобы сохранить останки своего последнего сына.
Вместе ухватившись за этот, нелегкий лист железа, мы опрокинули его. Я не стал уходить сразу, так как постеснялся сказать Лайле что я боюсь смотреть на разложившийся труп и поборов свой страх, я стал им помогать в раскопке. Зелимхан был закопан не так глубоко, и оттащив дверь которой он был прикрыт, из его могилы донесся заплесневелый запах, как будто там был не труп, а гниющее сено. Затхлый запах заплесневелой травы. Я поражался стойкости матери и сестры, которые так осторожно раскапывали могилу своего чада.
Зелимхана следовало вынуть из неглубокой ямки захоронить в другую более глубокую яму, которую эти две хрупкие женщины, выкопали для Зелимхана. Дело в том, что теплело на улице, а хоронить на кладбище трупы, еще не разрешили и неизвестно было, когда позволят. Поэтому, и предпринимались такие меры перезахоронения. Многим из этих жертв пришлось перемещаться в три могилы и за это их в народе прозвали, «Обладатели трех могил».
Небо хмурилось еще больше, чем оно было и повисло тяжело над Чечней. Осторожно оттащив, дверцу, я вернулся к могиле, ожидая что, откинув верхнее одеяло в которую был завернут Зелимхан, мать разрыдается, не говоря уже о сестре. Я был поражен стойкостью и выдержкой этих двух хрупких созданий, когда откинув с лица белую нижнюю материю, мать улыбнулась глядя на улыбающееся милое личико ее сына.
Я не говорю о том, что он был разложившийся, даже вата, которой было накрыто лицо этого 22 летнего паренька, не прилипло к его лицо. Настолько сухим было его лицо и напрочь отсутствовал запах тления. Было такое ощущение, будто, он был похоронен позавчера. Я еле удержал слезы глядя на улыбку матери, но когда она поцеловав в лоб Зелимхана, произнесла:
— Спишь? А я вот хочу тебя уложить в другую постель. Если тебе будет больно, ты только не кричи, а то я боюсь выдать тебя этим свиньям….. Умри у тебя та, которая тебя родила – я не выдержал и заплакал так, чтобы женщины этого не увидели, я стеснялся их, улыбающихся в ответ Зелимхану, а льющийся дождь, скрывал мои слезы.
Источник: www.chechnyaforum.com
28.11.13.