Главная » Все Новости » События » Дмитрий Медведев о российско-грузинской войне и о геноциде в Чечне

Дмитрий Медведев о российско-грузинской войне и о геноциде в Чечне

ЕКАТЕРИНА КОТРИКАДЗЕ: Спасибо большое, Дмитрий Анатольевич, что Вы согласились ответить на наши вопросы, в том числе вопросы грузинского телеканала «ПИК».

Август 2008 года, российско-грузинская война, это произошло три года назад, но последствия её до сих пор вполне ощутимы, несмотря на то что она продлилась всего пять дней. Мы сейчас находимся в Сочи, отсюда Грузия всего в нескольких километрах, до Абхазии рукой подать, но я не могу поехать в Абхазию, потому что меня просто не пропустят, я грузинка, и не пропустят меня российские пограничники. В таком же положении оказались 500 тысяч беженцев, которые, к сожалению, не могут попасть в свои дома.

Как бы Вы, Дмитрий Анатольевич, могли бы помочь этим людям? 

ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что помочь им можно, но для этого нужно прежде всего сделать так, чтобы наконец воцарился мир и чтобы абхазы, грузины, осетины могли находиться в нормальном полноценном диалоге. И тогда можно разрешить самые сложные вопросы: и вопросы беженцев, и вопросы проезда, пролёта, потому что это всё прикладные вещи применительно к тому конфликту, который, к сожалению, произошёл практически в эти же даты в 2008 году.

Поэтому нормальная дипломатическая работа, переговоры и возможность слышать друг друга – вот что необходимо для того, чтобы разрешить эти проблемы. Ну и плюс, конечно, признание реалий, признание тех реалий, которые сложились в регионе в результате той авантюры, которая случилась в 2008 году.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Давайте тогда вернёмся к событиям 2008 года. Тогда, в 2008-м, Вы встречались с Президентом Грузии Михаилом Саакашвили, произошло это в Петербурге. Тогда сложилось такое ощущение, в Тбилиси и в Москве, что достигнут некий консенсус, что этот конфликт не дойдёт до «горячей точки». Ощущение такое было, повторяю, и в Москве, и в Тбилиси. Вы не могли бы рассказать, Вы тогда договорились о чём-то с Президентом Грузии?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, Екатерина, у меня тоже было такое ощущение. У меня до сих пор это в памяти, как мы встретились первый раз с Президентом Саакашвили. Это было в Петербурге, мы встретились в Константиновском дворце, он пришёл, я ему сказал буквально следующую фразу: «Вы знаете, есть очень много проблем сейчас в регионе, в Грузии, с непризнанными территориальными образованиями. Но я могу Вас заверить как новый Президент Российской Федерации, что я сделаю всё для того, чтобы Вы постарались найти какие-то компромиссы, которые устроят всех, которые в конечном счёте способствовали бы реинтеграции пространства Грузии». Вот что дословно я ему сказал. «Если, конечно, это будет привлекательно для всех, кто находится в переговорах». Я услышал на это: да, конечно, мы готовы работать. И у меня тоже сложилось впечатление, что можно если не новую страницу открыть, то, во всяком случае, постараться найти какие-то новые, нестандартные подходы, но самое главное – регулярно общаться.

Что происходило дальше? Мы общались, разговаривали, и, насколько я помню, последний раз наша встреча состоялась в Астане. В чём она заключалась? Мы тогда договорились о том, что сядем и по-серьёзному поговорим. Где? А вот здесь, в Сочи. Я ему сказал: «Приезжайте в Сочи, мы спокойно поговорим обо всех проблемах». Потому что он начал перечислять свои какие-то сложности или своё видение ситуации, я ему сказал о российском видении. Но с учётом того, что это было на праздновании годовщины Астаны, я ему сказал: «Приезжайте в Россию». Он сказал: «Хорошо. Я готов это сделать».

Могу Вам сказать откровенно, я после этого месяц проверял, есть ли от нашего грузинского партнёра какая-то информация. Её не было. Но зато в Грузию в этот период зачастили, как принято говорить было в советские времена, эмиссары из-за океана. И для меня достаточно очевидным моментом (я потом это анализировал, естественно, неоднократно) был визит в тот период Государственного секретаря Соединённых Штатов Кондолизы Райс. После этого мой коллега просто ушёл со связи, он перестал общаться, перестал писать, перестал звонить, выходить на связь. По всей вероятности, возникли новые планы, и они были реализованы.

АЛЕКСЕЙ ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, правильно ли я Вас понял, что Вы считаете теперь, что визит Госсекретаря США – это было подталкивание Президента Саакашвили к развязыванию конфликта, что Соединённые Штаты специально двигали в эту сторону?

Д.МЕДВЕДЕВ: Нет, я так не считаю, потому что Соединённые Штаты – всё-таки очень крупная страна, которая возглавляется прагматичными людьми. Но в политике очень важны оттенки и нюансы.

Я как-то говорил, что, когда я, ещё будучи Руководителем Администрации Президента, приехал в Белый дом и встречался, кстати, с той же самой Конди и с руководителем аппарата Президента, пришёл Джордж Буш. Как у них принято: привет – привет. Зашёл. Первое, что он мне сказал: «А Миша Саакашвили хороший парень?» Я говорю: «Господин Президент, я не знаю, я с ним не знаком, может быть, познакомлюсь». К сожалению, его слова оказались в плохом смысле пророческими. Это была первая фраза, подчёркиваю, которую я услышал в личном общении от Джорджа Буша.

Так вот я не считаю, что американцы подталкивали грузинского руководителя к агрессии. Но я думаю, что определённые нюансы, определённые акценты, слова о том, что пора восстановить конституционный порядок, пора действовать более решительно, могли возбудить совершенно очевидные надежды, что при возникновении любого конфликта «американцы нас не бросят, они вступятся, в конце концов они войну устроят с русскими». Поэтому я всё-таки связываю этот визит и последующие события, как и моё последующее телефонное общение с главой Белого дома, ну и потом уже личное общение.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Значит, зелёного света не было? Это фраза, которую часто повторяют, анализируя войну 2008 года, всё время говорят: наверное, был зелёный свет из Вашингтона.  

Д.МЕДВЕДЕВ: Для того чтобы это сказать, нужно иметь как минимум официальные или агентурные данные. У меня их нет. Но мы все умеем анализировать. После визита Кондолизы Райс мой коллега общаться перестал. Может быть, это случайное совпадение. Но у меня есть практически полная уверенность в том, что в этот момент возник план по соответствующей авантюре, которая и случилась в августе.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, Президент Саакашвили говорит о том, что на самом деле Россия задолго до августа 2008 года готовилась к войне, в частности, цитирует тогдашнего Президента (Вашего предшественника) Владимира Путина о том, что «мы вам устроим Северный Кипр». Это цитата, по словам Саакашвили. Вы были в руководстве России, Вы можете подтвердить, что такие вещи обсуждались, или опровергнуть?  

Д.МЕДВЕДЕВ: Чушь это всё собачья. Господин Саакашвили много чего говорит. Он вообще свою речь зачастую не контролирует. Естественно, ничего подобного не обсуждалось. А в руководстве страны я нахожусь уже практически больше 10 лет. Это первое.

И второе. Вы знаете, конфликт никогда никому не нужен. Тот, кто скажет, что при помощи конфликта можно чего-то решить, тот врёт. Конфликты ни к чему хорошему не приводили. Если бы удалось предотвратить этот конфликт, это было бы на пользу всем, прежде всего, конечно, на пользу Грузии. И то, что этого не случилось, к сожалению, большая трагедия. И ответственность за эту трагедию, к сожалению, на мой взгляд, несёт только один человек (просто так устроена государственная машина) – это Президент Грузии.

СОФИКО ШЕВАРДНАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, но ведь в любом случае война – это в первую очередь поражение дипломатии.

Д.МЕДВЕДЕВ: Точно.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Анализируя ситуацию спустя три года, что бы Вы сделали по-другому? Что не смогла сделать Россия, чтобы предотвратить войну, избежать войны?


Фото – Владимир Родионов (Пресс-служба Президента России)

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я могу прямо сказать, если бы я понимал, скажем, в июле, что в воспалённом мозгу господина Саакашвили зреют такие планы, может быть, я бы более жёстко с ним разговаривал, старался бы вытащить его из этой ситуации, которая сложилась у него там, в Россию, в третью страну, для того чтобы с ним поговорить, чтобы хотя бы отговорить его. Но этого, естественно, я не знал.

Поэтому, когда всё это произошло, знаете, несмотря на то что мы понимали, что есть различного рода намерения силой восстановить территориальное единство страны, использовать войска, я думал, что это параноидальный сценарий, который никогда не будет реализован. Всегда же надеешься всё-таки на то, что разум будет сильнее, чем аргументы такого порядка. Именно поэтому (я уже неоднократно об этом говорил) то, что произошло 8-го, было для меня удивительным, потому что я понимал, что тем самым Саакашвили лично растерзал своё Отечество. И вот это самое страшное для него и для грузинского народа.


Фото – Владимир Родионов (Пресс-служба Президента России)

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: В интервью Алексею Венедиктову он сказал, что как раз во время вашей последней встречи в Астане Вы его избегали, и ему стало ясно, что конфликт неизбежен.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ну что я могу сказать? Во-первых, его трудно избегать, потому что он «липкий». И если он хочет пристать, то он пристанет как следует. Он ко мне подходил несколько раз. Мы с ним разговаривали, я отлично это помню, сидя в автобусе, гуляя по какому-то парку. Я даже больше скажу. Мы потом пошли попить вечером чайку и по бокалу вина, и даже там мы сидели с ним на каком-то диванчике и обсуждали, как встретиться. Поэтому это сказки, пусть они останутся на его совести, как и многое другое.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, говоря о Саакашвили лично и вообще о грузино-российских отношениях после 2008 года: они, в общем-то, не развиваются вообще, их нет. При этом понятно, что в некоторой степени это зависело от каких-то личных отношений лидеров. Президент Грузии Михаил Саакашвили недавно официально предложил диалог без предварительных условий. Почему Вы отвечаете отказом, если учесть, что Саакашвили является законно избранным Президентом этой страны?  

Д.МЕДВЕДЕВ: Только потому, что Саакашвили совершил преступление по отношению к Российской Федерации и к её гражданам. По его указанию были убиты сотни наших граждан, включая наших миротворцев. Этого я ему никогда не прощу, и поэтому я с ним общаться не буду, хотя он периодически пытается подмигивать в различных международных коридорах и так далее. Со всеми другими – пожалуйста, никаких проблем я не вижу, мы можем общаться на любые темы в рамках, конечно, того международно-правового статуса, который сложился в регионе, и в рамках тех решений, очень тяжёлых и непростых для меня, которые я принимал. Но для меня он фигура нерукопожатная. Я понимаю, что он законно избранный Президент Грузии. Только грузинский народ может ставить ему оценки, выносить ему вердикты. В любом случае я уверен в одном: рано или поздно Михаил Саакашвили не будет Президентом Грузии, потому что таковы законы политической жизни. И в этом случае у нового президента, кто бы им ни был, появится возможность наладить нормальные продуктивные отношения с Россией.

Более того, я сразу хочу сказать, для меня самого очень больно, что между нашими странами нет нормальных отношений, потому что мы очень близкие страны, очень близкие народы. Если бы не эта идиотская авантюра, то даже такой очень сложный политический процесс, который происходил тогда, можно было тянуть ещё годами и в конце концов вырулить на приемлемое, наверное, для всех решение, для грузин, для жителей Абхазии и для жителей Южной Осетии.

Именно этого я ему никогда не прощу. И я считаю, что свою оценку ему должен дать грузинский народ, но сделать это демократическим способом.

Завершая разговор о нём, могу сказать одну вещь. Он вообще должен быть признателен мне, что в какой-то момент я просто остановил войска. Если бы они вошли в Тбилиси, то скорее всего в настоящий момент в Грузии был бы другой президент.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Господин Президент, у нас как раз куча вопросов по этому поводу.

Д.МЕДВЕДЕВ: Куча? Кучи не надо, я уже сказал почти всё.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Например, почему Вы остановили?

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Почему Вы не дошли до Тбилиси?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я считаю, что цель той операции по принуждению к миру, которая продолжалась пять дней, была выполнена. Целью этой операции не был захват Тбилиси или какого-то города. Нужно было просто остановить агрессию, которую развязал Саакашвили. Более того, я не судья и не палач, ещё раз подчёркиваю, оценку Саакашвили и его судьбу должен определить народ при помощи голосования или другим способом, как иногда это происходит в истории. Но в мои планы и тогда не входило – и я сейчас об этом могу откровенно сказать, я считаю, я правильно поступил, – низвержение Саакашвили силовым способом, хотя это сделать было очень просто.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ещё один вопрос. В Европе всё-таки считают, что первоначальный ответ России, конечно, был оправдан целями защиты, а последующие действия российских войск были чрезмерными. Действительно, почему всё-таки нельзя было выдавить грузинские войска из Южной Осетии и ограничиться этим?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, все эти рассуждения, конечно, вполне возможны, я их неоднократно слышал, но попробуйте поставить себя на место Верховного Главнокомандующего российскими Вооружёнными Силами, а именно на моё место. Можно, конечно, было выдавить и остановиться, но что мы слышали: мы сейчас отойдём на какие-то прежние порядки, американские друзья и некоторые другие нам помогут довооружиться, восстановить самолёты, ещё что-то, и мы с удвоенной энергией продолжим ту операцию, которая была. Но это было бы просто преступлением по отношению к памяти тех, кто погиб, защищая свою землю. Именно поэтому задача была в том, чтобы в тот момент демонтировать, разрушить военную машину Грузии, для того, чтобы она не могла наносить удары по мирным жителям, по жителям Абхазии, Осетии и Российской Федерации, потому что, Вы знаете, там всё намешано.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Господин Президент, Вы сейчас говорили об операции по принуждению к миру, а передо мной всплывает, извините, сегодняшний день – это Ливия и это Сирия. Когда возможно, как Вы для себя определяете: здесь можно принуждение к миру, здесь Каддафи Россия пропустила, а на Сирию возложила эмбарго? Когда Вы принимали решение по Грузии и теперь, как Вы разложите это? 

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, это всегда очень индивидуальная вещь, потому что не бывает одинаковых стран, не бывает одинаковых ситуаций.  

Что происходит в Ливии, я думаю, и Вам понятно. В Ливии есть человек, который 40 лет правит страной и который в какой-то момент решил применить силу против собственного народа, что было осуждено всем человечеством и Российской Федерацией.

Мы не принимаем участия в этой военной операции, тем не менее ряд стран пытается наводить там порядок военными возможностями. Мы не считаем это правильным. Но там есть один нюанс, о котором необходимо помнить. В отличие от Грузии, которая, что там скрывать, к тому моменту распалась на три части (и задача была в том, чтобы склеивать, не просто восстанавливать конституционный порядок, а в том, чтобы склеивать страну, если это было возможно), Ливия пока ни на что не распалась. Там есть такая угроза, но пока все (и повстанцы так называемые, и каддафисты – сторонники действующего лидера ливийской революции) выступают за единство собственной родины. Это несколько разные вещи. Но я об этом говорю не в смысле того, чтобы объяснить, почему так, почему сяк, а просто для того, чтобы проиллюстрировать: все ситуации, все модели абсолютно разные. То же самое касается и других стран.

А.ВЕНЕДИКТОВ: А Сирия? 

Д.МЕДВЕДЕВ: Сирия – более сложная тема. В Сирии ситуация, к сожалению, пока идёт очень драматическим путём. Мы все, реальные политики, должны следить за тем, как развиваются события. Каддафи в какой-то момент отдал максимально жёсткие указания по уничтожению оппозиционеров. Нынешний Президент Сирии таких указаний не отдавал. К сожалению, там гибнут люди в большом количестве. Это вызывает наше огромное беспокойство. Поэтому и в личном общении с ним, и в тех письмах, которые я ему направлял, я провожу одну идею: нужно срочно проводить реформы, мириться с оппозицией, восстанавливать гражданский мир и создавать современное государство. Если он не сможет это сделать, его ждёт печальная участь, и в конечном счёте нам тоже придётся принимать какие-то решения. Мы тоже, естественно, наблюдаем за развитием этой ситуации, она меняется, как меняются и какие-то наши ориентиры.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Тогда позвольте более жёстко. Чем отличается то, что Саакашвили делал в Цхинвале, от того, что в 99-м году Россия делала в Грозном?

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, это вопрос, который довольно часто я слышу. Дело в том, что в Грозном Россия не занималась тем, чем занимались в Цхинвале. Мы занимались обычными вещами, мы просто наводили порядок. Мы просто наводили порядок, мы не занимались уничтожением собственного народа, который формально входил тогда в территорию Грузии. Мы боролись с бандитами, с теми людьми, которые под различными лозунгами (иногда псевдоисламскими, а иногда просто абсолютно экстремистскими) боролись с конституционной властью.

Ничего подобного ни в Цхинвале, ни в Абхазии мы, естественно, не видели, потому что там уже давно существовали анклавы, в которых были собственные правительства, которые сами себя провозгласили государствами и в которых более или менее обеспечивался правопорядок. Это принципиально разные ситуации.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, давайте тогда по цифрам. Тоже война 2008 года. Тогда представители, официальные представители Российской Федерации, а также представители де-факто властей Южной Осетии заявляли о том, что в Цхинвале погибли 2 тысячи человек. Была озвучена такая цифра. Позже Следственный комитет Генпрокуратуры Российской Федерации заявил о том, что погибших до 150. А ведь именно эта цифра, 2 тысячи, была одним из основных аргументов при начале так называемой операции по принуждению к миру. То есть в этом случае как бы Вы сейчас оценили по прошествии трёх лет разницу в цифрах?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, я неоднократно рассказывал, как я принимал это решение. Я никакими цифрами не руководствовался. Какая тут может быть арифметика? Я напомню, что происходило.

В ночь с 7-го на 8-е число мне позвонил Министр обороны (я как раз двигался по Волге, был в отпуске, и вообще вся планета была в предвкушении Олимпиады, которая была в Китае) и сказал, что наш грузинский сосед начал активные боевые действия. Я, честно скажу, абсолютно, предельно откровенно, вначале очень засомневался и говорю: «Знаешь, надо проверить, он что, совсем сумасшедший, сбрендил, что ли? Может быть, это просто провокация какая-то, он испытывает на прочность осетин и пытается что-то нам показать?»

Проходит час, он говорит: «Нет, они уже ударили из всех орудий, они используют «Град». Я говорю: «Хорошо, жду новую информацию». Ещё какое-то время проходит, он говорит: «Знаете, я хочу Вам доложить, они только что уничтожили палатку с нашими миротворцами, всех насмерть положили. Что я должен сделать?» Я сказал: «Открывайте ответный огонь на поражение». Никаких цифр в этот момент не фигурировало. К сожалению, это всегда на уровне вот таких прямых докладов и прямых, очень сложных решений. Я могу вам сказать, это была самая сложная ночь в моей жизни.

Цифры о количестве погибших появились потом. Они действительно разнились и до сих пор разнятся. Я не следователь, я не эксперт, я не занимаюсь эксгумацией трупов. Наши осетинские друзья, коллеги говорят, что значительное количество трупов было захоронено и до сих пор не найдено. Грузинские аналитики оперируют другими цифрами. Знаете, мы вообще не должны вот так рассуждать: 2 тысячи достаточно, а 150 – об этом можно забыть, это разве жизни, подумаешь, 150 человек.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Но речь идёт о том, что были эвакуированы многие жители Цхинвала тогда, потому что знали в Южной Осетии…

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: За две недели до начала конфликта.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что кто-то мог и уехать, безусловно, но я просто отвечаю на Ваш вопрос, говорю, что количество погибших никогда для любого нормального человека не должно быть критерием того, что он собирается предпринять в ответ.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, Вы сказали о том, что дали команду открыть ответный огонь, но дальше началась операция, дальше пошло тяжёлое вооружение, началась война. Скажите, пожалуйста, как Вы принимали решение о продолжении операции? И такой вопрос, который задают, извините, все наши коллеги: кто кому позвонил, Вы Владимиру Владимировичу в Пекин или он Вам из Пекина? Как Вы с Премьер-министром согласовывали?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, по-честному сказать, никто никому не звонил. Мы с ним связались спустя сутки.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Спустя сутки?

Д.МЕДВЕДЕВ: Спустя сутки. Я уже все приказы отдал. Там уже вовсю всё полыхало. Владимир Владимирович просто выступил с заявлением о том, что мы категорически этого не приемлем, естественно, правильно поступил. Спустя сутки мы только с ним связалась, поговорили по закрытой связи, потому что такие вопросы, как Вы понимаете, всё-таки по радиотелефону не очень хорошо обсуждать, а с другими странами эта связь организуется не очень просто. Спустя сутки мы поговорили, потом он вернулся, мы уже, естественно, какие-то вещи обсуждали, но ещё до его возвращения я собрал Совбез, объяснил свою позицию, почему я принял решение открыть ответный огонь и вступить в этот конфликт, члены Совета Безопасности меня поддержали. После этого я собрал всех в Сочи, там уже был и Путин тоже.

А.ВЕНЕДИКТОВ: В этой связи появляется сразу фигура господина Саркози, который тогда возглавлял Европейский союз.

Д.МЕДВЕДЕВ: Не могу о нём говорить без улыбки в отличие от другого коллеги, о котором мне до этого приходилось рассуждать.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Почему?

Д.МЕДВЕДЕВ: Потому что он у меня вызывает симпатию.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Понятно.

Есть версия о том, что именно Саркози уговорил Вас остановить продвижение российских войск в сторону Тбилиси.

Д.МЕДВЕДЕВ: Нет, конечно. Ни один иностранный руководитель не способен уговорить другого. Весь мир пытается уговаривать Каддафи. И что, уговорили? И не уговорят. Он скорее умрёт в этой своей землянке. Нет. Я ещё раз подчёркиваю, у нас никогда не было цели брать какие-то города или ещё что-то. Речь шла только о том, чтобы остановить военную машину, которая в тот момент была направлена против двух отколовшихся территорий и против наших граждан, к сожалению.

Саркози сделал очень добрую вещь, он позвонил мне и говорит: «Слушай, там у вас конфликт. Давай я прилечу». Я говорю: «Я буду рад тебя видеть». – «Я сейчас председательствую в Евросоюзе, я мог бы приехать, может быть, мы о чём-то порассуждали бы». Ему нравится это, он в этом смысле человек умелый. Он приехал, мы с ним поговорили. Я ему объяснил свой резон. Он сказал: «Да, я с тобой согласен. Здесь действительно это так и так. Я какие-то вещи могу сказать вслух, какие-то не могу. Тем не менее я хотел бы внести свою лепту в то, чтобы остановить этот конфликт». Я говорю: «Хорошо. Давай согласуем определённый план (который впоследствии назвали «план Медведева – Саркози»), и с этим планом ты поедешь в Грузию и предъявишь его». И может быть, самое ценное, что он сделал, он не побоялся приехать в Россию в тот период, когда действительно только ленивый не рассуждал о том, что мы сделали, он не побоялся поехать в Грузию с нашими предложениями и в целом получил достаточно удовлетворительную реакцию со стороны грузинских властей, прежде всего самого Саакашвили. В этом его вклад в наведение мостов и решение этой задачи. Я ему до сих пор за это признателен. Он действительно сыграл очень важную роль. Но, конечно, он не говорил: «Знаешь, нужно здесь остановиться». Он понимал, что, как я считаю целесообразным сделать, я так и буду поступать. Конечно, его задача была остановить всё это как можно быстрее.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Господин Президент, по мнению западных аналитиков, признание Абхазии, Южной Осетии не совсем соответствовало духу соглашения о перемирии «Медведев – Саркози». Там говорилось, что после окончания войны российские войска возвращаются до довоенных позиций. А Россия же, признав эти два государства, оставила свои войска там. Теперь в Абхазии и Южной Осетии есть российские военные базы. Вот интересно, как отреагировал на это Ваше решение Саркози, собственно, соавтор?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, я не хочу на него вешать бремя ответственности за тот указ, который я подписал. Конечно, он никакой не соавтор решения о признании.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, не признания.

Д.МЕДВЕДЕВ: Более того, я могу Вам сказать, что я, конечно, с ним это не обсуждал, потому что это не предмет его визита, собственно, он этим и не занимался. Конечно, не буду скрывать, и он, и некоторые другие мои партнёры по Евросоюзу говорили: напрасно Вы это делаете, Вы создаёте для себя проблемы – и так далее. Естественно, я всё это слышал. Но решение, которое я принимал, объяснялось другим, конечно, не реакцией моих партнёров.

Что касается плана Медведева – Саркози. Он вообще не по этому поводу. План Медведева – Саркози о том, как остановить войну, о том, как остановить ту проблему, которую создала авантюра Саакашвили. И в этом смысле я считаю, что этот план сработал. Российская позиция проста: план Медведева – Саркози: а) удался; б) выполнен на сто процентов. Все другие интерпретации я не слышу, потому что считаю их неверными.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Заметьте, французская сторона, недавно и Премьер-министр Фийон, и Президент Саркози, говорит о том, что они все ждут от Дмитрия Медведева, что он закончит выполнение плана Медведева – Саркози.

Е.КОТРИКАДЗЕ: То есть он выведет войска на довоенные позиции.

Д.МЕДВЕДЕВ: Уважаемые друзья, могу вам сказать одну вещь. Есть позиция Франции, есть позиция Евросоюза, она по этому поводу отлична от нашей. С этим ничего не сделать, мы действительно здесь не сходимся. Я считаю, что я выполнил план Медведева – Саркози на все сто процентов. В этом плане нигде не говорилось о том, что мы не будем признавать Абхазию и Осетию или о каких-то других вещах.

Что касается отвода войск, то он произошёл. Он произошёл.

Е.КОТРИКАДЗЕ: На довоенные позиции.

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, и в этом смысле на довоенные позиции в понимании российской стороны.

Е.КОТРИКАДЗЕ: В продолжение темы Евросоюза и позиции Запада относительно этого конфликта. Помимо того что США и Европейский союз критикуют Россию за невыполнение плана Медведева – Саркози, кроме этого Сенат Соединённых Штатов совсем недавно, на днях, сделал официальное заявление, равно как и Европейский парламент, они считают действия России на территории Грузии, в Абхазии и Южной Осетии, оккупацией 20 процентов территории Грузии. Вы, Дмитрий Анатольевич, – либеральный лидер. Всё-таки как Вы оцениваете такую формулировку – «оккупация»? 

Д.МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что Вам мой ответ приблизительно понятен, мой ответ как либерального лидера современной и развивающейся России. Я думаю, что эти формулировки Сената ни на чём не основаны, они отражают вкусовые пристрастия отдельных престарелых членов Сената, которые в силу субъективных причин симпатизируют тем или иным людям. Это их дело, это иностранный парламент, мне до него нет абсолютно никакого дела, скажем так, мне безразличны их формулировки.

Я же считаю совершенно иначе, и моя позиция выражена в тех указах, которые я подписал в этот очень трудный период. Надо сказать предельно откровенно, хотя, наверное, здесь у нас с вами разные позиции: мне не стыдно за эти указы. Не только не стыдно, я считаю, что это были абсолютно правильные и необходимые в этот момент решения, потому что иначе эту трагедию невозможно было остановить никак. Это были очень сложные решения, и я понимал, на что я иду. Я могу вам прямо сказать, даже когда я обсуждал это с разными людьми, со своим ближайшим окружением, говорил: давайте подумаем. То есть не было такой ситуации, когда все говорят: давай, это абсолютно правильная вещь. Это всё родилось в процессе обсуждения. Но я считаю, что решение, которое я тогда принял, было абсолютно чётким и выверенным, и в этом смысл того, что было сделано: признать международную правосубъектность новых территорий, для того чтобы их защитить.

Что касается будущего, а это всегда тот вопрос, который следует за этим, то его не знает никто. Я буду очень рад, если, скажем, руководство Грузии, руководство Абхазии и Южной Осетии сядут за стол переговоров и будут думать о том, как они будут жить дальше, как в регионе будет обеспечиваться мир и правопорядок, какова судьба очень близких народов, что они могут потенциально когда-нибудь создать. Это их дело. И если когда-нибудь до этого дойдёт, я буду счастлив, Россия этому никогда препятствовать не будет.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, коллега спросила Вас про реакцию Сената США и Европейского парламента, а я Вас спрошу про реакцию наших партнёров по ОДКБ и по СНГ. Ни одна страна, входящая в ОДКБ, ни одно государство, входящее в СНГ, ни одно государство, входящее в ШОС, то есть наши союзники и партнёры, которые себя так сами называют, не поддержали это решение, не признали. Когда Вы с ними говорите на эту тему, что Вы…

Д.МЕДВЕДЕВ: Я могу Вам рассказать, я, по-моему, даже об этом когда-то говорил, но скажу ещё раз. Когда это всё произошло, я собрал ОДКБ, позвал своих товарищей и говорю: «Вы знаете, такое очень тяжёлое решение мне пришлось принять. Я вам прямо говорю, я от вас ничего не жду, потому что я понимаю, сколь сложными для вас будут подобные решения. У многих из вас есть территориальные проблемы, у всех у вас есть экономические проблемы, мы все живём в довольно сложном взаимно дополняемом мире. Поэтому я вас ни к чему не призываю. А наше решение окончательное и бесповоротное. Но это не значит, что я к вам обращаюсь с просьбой признать эти новые субъекты международного права. Признаете – ваше дело, не признаете – ничего в нашей позиции не изменится».

И потом, вы знаете, всё-таки я хоть молодой и либеральный Президент, но у меня некоторый опыт есть. Я прекрасно понимал, что после этого признания не так много будет государств, которые пожелают признавать вот эти сложившиеся реалии. Но это уже другая история.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Смотрите, Дмитрий Анатольевич, это же пример, скажем, для Нагорного Карабаха. Вы непосредственно лично вовлечены в переговоры по Нагорному Карабаху. Девять раундов консультаций.

Е.КОТРИКАДЗЕ: И ничего.

А.ВЕНЕДИКТОВ: И ничего, да. Кажется, последняя консультация – тоже ничего. И я думаю, как смотрит на это руководство Армении и Азербайджана, на историю с Абхазией и Осетией? Я про это спрашиваю. Что должны сделать эти две стороны, вернуть районы?

Д.МЕДВЕДЕВ: Очень хороший вопрос. Вы знаете, когда это произошло, оба руководителя (и Президент Алиев, и Президент Саргсян) побывали здесь же, в Сочи. Они знаете мне что сказали? Говорят: «Плохо, конечно, что всё это произошло, для Кавказа это тяжёлая вещь». Я говорю: «Очень плохо». – «Но Вы знаете, для нас это определённый урок, что лучше вести бесконечные переговоры о том, какова судьба Нагорного Карабаха, будет ли там референдум когда-то, как нам готовить мирный договор, чем провести эти пять военных дней». Это был для них очень серьёзный урок. Мне кажется, это очень показательная вещь. Почему? Потому что, если возвращаться к тому, что произошло тогда, ведь если бы хоть немного ума достало нашему грузинскому коллеге, может быть, мы точно так же встречались бы в Сочи, в Казани, ещё где-то и думали о том, каким образом нам искать компромиссы во взаимоотношениях между частями когда-то одного государства, а сейчас Грузии и отколовшимися частями. Но это был бы политический процесс. Я не знаю, с какими перспективами. Может быть, никогда бы не договорились, может быть, что-то пришло бы, может быть, возникла бы какая-то конфедерация. А он взял и порвал свою страну. Вот я считаю, что именно это останется в памяти людей. И это самое главное.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Если вернуться к признанию Абхазии и Осетии: Вы говорите, что не будет Саакашвили, наверное, возможно будет договориться.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я не сказал «договориться». Я сказал, что тогда можно как минимум восстановить дипломатические отношения и начать переговорный процесс по любым вопросам, кроме тех, по которым у нас уже есть позиции. Но даже по этим вопросам мы можем разговаривать.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вот в чём проблема, на сегодняшний день в Грузии не найдётся ни одной политической силы, которая готова смириться с потерей Абхазии и Южной Осетии.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понимаю.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы даже не говорим про Саакашвили. Но получается, что и с теми, кто придёт после него, у России фундаментальные разногласия.

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, разногласия будут, у меня сомнений нет. Но это будут люди, с которыми можно будет сесть за один стол, а это уже немаловажно. И я уверен, что они не откажутся сесть за один стол, даже несмотря на то что у нас есть фундаментальные разногласия.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Господин Президент, а что если грузинский народ продолжит выбирать ту же команду и тот же курс? Вот что будет тогда?

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Саакашвили останется до 36-го года.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я могу сказать нелестные слова в адрес Саакашвили, потому что мне он в отличие от моего французского коллеги кажется человеком, который не достоин уважения. Но я не могу обижать народ. Если грузинский народ будет голосовать за ту или иную команду, это будет выбор грузинского народа. Мы будем с этим считаться. Наверное, это будет не в лучшую сторону отражаться на наших отношениях. Но мы будем считаться с тем, что грузинский народ голосует за конкретных людей.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, Русская православная церковь считает Южную Осетию и Абхазию канонической территорией грузинского патриархата. Почему мнения властей светских и духовных так различаются по этому поводу?

Д.МЕДВЕДЕВ: Потому что светские власти – это светские, а духовные – это духовные. Светские власти принимали решение под влиянием очень тяжёлых обстоятельств. Если бы их не было, не было бы и этих решений.

Что касается духовных властей, у них отдельная ситуация, я бы не хотел в неё погружаться, это будет просто некорректно с моей стороны, хотя я (не буду скрывать) неоднократно обсуждал её и со Святейшим Патриархом Кириллом, и Святейшим Патриархом-Католикосом Илиёй Вторым. Мы тоже несколько раз встречались, это обсуждали.

В этом нет ничего удивительного, потому что очень часто канонические территории церкви не совпадают с географическими границами государств. Слушайте, у нас абсолютно разные государства, теперь Россия и Украина, но Украинская православная церковь Московского патриархата действует там.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, вопрос про Южную Осетию.

Смотрите, 95 процентов жителей Южной Осетии являются российскими гражданами, на выборах Президента, извините, в 2008 году 90 процентов жителей Южной Осетии проголосовали за Президента Медведева, они получают соответственные выплаты из Пенсионного фонда и так далее, они российские граждане. И в этой связи мы понимаем, что осетины в любом случае – разделённый народ, наследство Сталина, Северная Осетия и Южная Осетия.

Д.МЕДВЕДЕВ: Увы!


Фото – Владимир Родионов (Пресс-служба Президента России)

А.ВЕНЕДИКТОВ: Обсуждалась ли в руководстве России (мы сейчас об этом говорим) возможность объединения Северной и Южной Осетии, вступление Южной Осетии в Россию? Как Вы вообще относитесь к возможности такой процедуры?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я думаю, что никаких юридических предпосылок в настоящий момент для этого не существует. Конечно, невозможно предвосхитить то, что будет в будущем, возможно различное развитие событий. Но если говорить о текущей ситуации, то, на мой взгляд, ни юридических, ни фактических предпосылок для этого нет. Собственно, с этим были связаны мои указы о признании новых субъектов международного права, а не о чём-то другом. И мне кажется, что это нормальный путь развития добрососедских, дружеских отношений между Российской Федерацией, Абхазией и Южной Осетией. Это нормальный путь.

А.ВЕНЕДИКТОВ: То есть то, что все жители Южной Осетии – российские граждане и голосуют за Президента Медведева, это не является юридической предпосылкой для вхождения в состав Российской Федерации?

Д.МЕДВЕДЕВ: Это как минимум создаёт определённую ситуацию на территории Южной Осетии, но я не знаю, например, что будет через 15–20 лет, какими будут жители Южной Осетии, сколько там будет граждан России, а сколько будет граждан, собственно, самой Южной Осетии, будет ли у нас двойное гражданство или что-то иное? Поэтому я бы не хотел забегать вперёд. В настоящий момент, подчёркиваю, правовых предпосылок для этого нет. Но жизнь есть жизнь, она развивается.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, Вы сами сказали, что знали: признание будет происходить очень медленно. Действительно, оно происходит очень медленно, только три страны признали на сегодняшний день независимость Абхазии и Осетии. Понятно, что на бытовом уровне это вызывает массу неудобств для граждан этих республик. Например, элементарная поездка за границу может быть проблематичной. Готовы ли Вы дать всем гражданам этих республик, помочь им, российские заграничные паспорта?

Д.МЕДВЕДЕВ: Если они будут обращаться, а многие обращаются, мы, конечно, будем идти им навстречу, это очевидно, и будем давать паспорта, если они граждане России, конечно.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы также сказали, что, когда Вы принимали это решение, даже Ваше близкое окружение Вам говорило, что, может быть, не надо, может быть, надо задуматься. И в России, и в Грузии возникает вопрос. С начала окончания войны в помощь Абхазии и Осетии было выделено Россией около 40 миллиардов рублей. Это действительно огромные деньги, которые можно было бы направить на решение каких-то социальных проблем внутри страны. Зачем это России?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, у нас существует масса программ помощи и поддержки других стран. А это для нас, может быть, сейчас одни из самых близких государств, которые действительно в настоящий момент от нас всецело зависят. Это близкие нам государства, и там живут наши граждане, мы сейчас с вами об этом говорим. Уж если мы выделяем помощь государствам, в которых живут иностранные граждане, граждане соответствующих государств, то уж тем более есть смысл выделять деньги на поддержку и развитие обособленных территорий, имеющих международную правосубъектность, с нашей точки зрения, где живут российские граждане. Это нормально. Мы раньше вообще чёрт знает кому помогали, я имею в виду Советский Союз.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, Вы говорили о том, что необходимо Президента Саакашвили привлечь к суду, возможно, международному, если мне не изменяет память. Если я неправильно говорю, Вы меня поправьте. Я вообще хотел бы чуть расширить этот вопрос, сказать о допустимости привлечения лидеров государств к международному суду. Сегодня начался судебный процесс над Мубараком (мы все видели это), международный трибунал. Вообще, если говорить об этом, как Вы к этому относитесь? Это прецеденты?

Д.МЕДВЕДЕВ: Да. Скажу. Вообще отношусь к этому юридически. Здесь уже безотносительно к Саакашвили или к кому-то другому. Если существует международный трибунал, который создан по инициативе одного, нескольких государств и который поддержан международным сообществом, это возможно. Но если это некий волюнтаризм, просто желание решить политические проблемы за счёт смещения лидера при помощи какой-то международной процедуры, то я против этого. Собственно говоря, в этом и различие.

Например, если по тому или иному случаю был бы создан международный трибунал, как это происходило в истории человечества, я считаю, что у этого трибунала есть и юридическая компетенция, и, если хотите, высшая справедливость чинить суд над главой государства. Но если это просто чьи-то выдумки, высосанные из пальца предложения по изменению политического устройства государства, то я категорически против этого.

А.ВЕНЕДИКТОВ: В этой связи про Саакашвили. Считает ли Россия в лице её Президента, что должен быть создан международный трибунал по тому, что происходило в августе 2008 года?

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, если бы спросили меня, то я бы ответил: да, просто потому, я считаю, это было вопиющее нарушение норм международного права. Но с учётом того, что вряд ли здесь можно опираться только на позицию России, я думаю, что создание подобного трибунала в настоящий момент нереально, поэтому окончательный суд будет творить история, а промежуточный суд будут создавать избиратели Грузии, значит, они должны будут решать, как и куда развиваться.

Е.КОТРИКАДЗЕ: В Грузии сейчас главной проблемой остаётся наличие полумиллиона беженцев. Дмитрий Анатольевич, я хочу, чтобы просто Вы это понимали.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понимаю.

Е.КОТРИКАДЗЕ: О другом.

Вопрос Всемирной торговой организации очень актуален в последнее время. Россия стремится в ВТО, ВТО хочет, чтобы Россия вступила в эту организацию, но при этом возникает проблема, насколько нам понятно, Грузия является единственной страной, которая блокирует вступление России в ВТО. Начались спекуляции относительно того, что, возможно, Россия вступит в ВТО, если будет отменено эмбарго на грузинскую продукцию в России, если будут какие-то другие уступки. Господин Президент, как Вы оцениваете перспективы вступления России в ВТО и насколько реально получить какой-то обмен, бартер?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы очень точно выразили эту ситуацию. Бартера я бы точно не хотел, это было бы просто аморально. У Грузии есть отдельная позиция по этому поводу. Как и к любой страновой позиции, мы к ней относимся с уважением, если речь идёт о позиции, продиктованной уставными целями Всемирной торговой организации: торговля, преференции, режимы таможенные – всё готовы обсуждать абсолютно. Вино, минеральную воду – пожалуйста. Но сейчас, к сожалению, всё упирается в другое – по сути, под тему вступления в ВТО нам наши грузинские коллеги пытаются протолкнуть новое издание политической проблемы, а именно: пункты пропуска, кто чего контролирует, давайте позовём туда Евросоюз. Наша позиция простая: если вы хотите знать о движении товаров, в том числе транзитных товаров через территорию Осетии Южной, Абхазии, мы готовы такую информацию давать, причём в электронном виде, самым современным образом. Я, кстати, об этом договорился с Президентом Швейцарии, а вчера об этом говорил, кстати, с Президентом Обамой. В этом смысле мы готовы идти на швейцарские предложения. Но если под марку вступления в ВТО нам пытаются протолкнуть изменения существующих политических реалий, то мы, конечно, на это не пойдём. И здесь даже ВТО не будет той ценой, которая может быть заплачена.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Как Вы расцениваете, исходя из этих сложностей, возможность всё-таки вступления в ВТО России до конца года?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, я считаю, что шансы довольно высокие, потому что мы все на эту тему много работаем. Я работаю со своими коллегами и внутри страны, создаю различного рода стимулы за пределами, разговариваю с иностранными руководителями. Я считаю, если грузинское руководство в данном случае проявит мудрость… А мне кажется, это, кстати, один из тех моментов, который сейчас мог бы стать если не поворотной точкой, то, во всяком случае, точкой соприкосновения, вокруг которой можно было бы в дальнейшем начать восстановление сначала нормальных торгово-экономических отношений, а потом уже, глядишь, и дипломатических отношений. Я напомню, мы же дипломатические отношения не прерывали, это была позиция наших грузинских коллег, то есть в этом смысле я считаю, что это было бы неплохо. Но здесь шарик на их стороне.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Но шансы высокие?

Д.МЕДВЕДЕВ: Я считаю, что высокие. Но, конечно, здесь есть политические преграды. Если они в какой-то момент сработают, то тогда мы можем оказаться отброшенными к началу переговорного периода. Это будет плохо для всех, включая, естественно, саму ВТО.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, а можно бытовой вопрос Вам задать?

Д.МЕДВЕДЕВ: Конечно, можно.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То, что касается виз.

Российские граждане, у меня куча друзей, которые каждое лето ездят в Грузию, получают грузинские визы прямо в аэропорту. А я, к сожалению, не могу пригласить ни своих друзей, и даже приглашение членам семьи очень проблематично. Есть ли в Ваших планах как-то облегчить визовый режим?

Д.МЕДВЕДЕВ: Я бы с удовольствием это сделал хоть завтра. Вопрос именно в том, что я сказал до этого. Проблема в том, что нет сейчас субъекта для переговоров. Но вообще-то, если будут разумные предложения, мы готовы и это рассмотреть, не от Саакашвили, но в целом от грузинского руководства мы готовы, естественно, рассматривать и такие предложения.

Вы знаете, ведь не так давно мы даже не имели нормального сообщения самолётами. Сейчас более или менее восстановили, и ничего, всё летает, всё движется. Надо двигаться в этом направлении.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Меня ещё интересует, есть у Вас лично друзья в Грузии и бывали ли Вы когда-нибудь в этой стране?

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, в этом смысле моя ситуация такая. У меня, конечно, есть товарищи из Грузии. Я даже не знаю, где они сейчас, по-моему, всё-таки значительная часть их живёт в России. Мы когда-то учились на юридическом факультете, симпатичные, приятные люди, у меня всегда с ними были прекрасные отношения.

Что касается моих личных ощущений. Вы знаете, мне, к сожалению, до того, как всё это произошло, удалось побывать только в Абхазии, это было в 1990 году. Собственно, после этого всё и началось. Вы знаете, у меня потом были мрачные ощущения. Я как раз приехал в Сочи и со своим приятелем поехал в Грузию, тогда в единую, мы немножко покатались по Абхазии, посмотрели красивые места, вернулись, и спустя год начались все эти сложные события. Мне было так жалко. Такая красивая республика, люди такие красивые, гостеприимные. И из-за всего того, что там происходит, туда даже поехать нельзя. Это были мои первые эмоции в отношении событий, которые начались в 95-м.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Дмитрий Анатольевич, у меня вопрос по российско-грузинским отношениям, не касающийся, собственно, войны и конфликта. Некоторые западные СМИ пишут о том, что ЦРУ США подтверждает версию грузинской стороны о взрыве у посольства США в Тбилиси. А версия грузинской стороны заключается в том, что этот взрыв был организован российскими спецслужбами, равно как и ряд других взрывов на территории Грузии. Пишут также западные СМИ о том, что некоторые лидеры, опять же западных стран, беседовали с Вами на этот счёт. Если можно, подтвердите или опровергните.

Д.МЕДВЕДЕВ: Я Вам говорю предельно прямо: ни один лидер ни одной страны ни разу на эту тему не заикался. Может быть, это будет даже немножко обидно для Грузии, но я Вам честно скажу: сейчас вообще эта тема отсутствует в повестке дня моих переговоров с европейскими лидерами, её вообще просто нет. Действительно, она была сложной в 2008 году, потому что был конфликт. Сейчас её просто не существует.

Есть один вопрос – ВТО. Да, его мы обсуждаем в основном с американцами, немножко с европейцами.

Что касается этих взрывов, это всё чушь, вранье и провокация.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Анатольевич, Абхазия. Каждый Ваш ответ вызывает два вопроса. Это очень опасная история. С чем она связана? Да, Саакашвили начал войну с Осетией. Собственно говоря, почему мы признали Абхазию? Грузинские войска не входили в Абхазию, там не погиб ни один человек, там не началась война, но мы признали Абхазию тоже.

Е.КОТРИКАДЗЕ: И фактически там был второй фронт.

Д.МЕДВЕДЕВ: Знаете, я думаю, что ответ на этот вопрос абсолютно очевиден: невозможно было признать одно обособленное территориальное образование, не признав другого. Это означало бы следующее: вы на Южную Осетию напали, и мы признали их правосубъектность, теперь нападайте на Абхазию, и тогда мы их тоже признаем.

Е.КОТРИКАДЗЕ: То есть был план нападения на Абхазию, на Ваш взгляд?

Д.МЕДВЕДЕВ: А я в этом абсолютно уверен, более того, Южная Осетия – это такое «слабое звено», маленькое, с небольшим населением, может быть, менее устойчивое. «Давайте попробуем силы там, а если прокатит, тогда попробуем восстановить конституционный правопорядок на территории Абхазии». Не «прокатило», и это фатальная ошибка.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Знаете, Дмитрий Анатольевич, дети обычно спрямляют вопросы.

Д.МЕДВЕДЕВ: У Вас детское восприятие жизни?

А.ВЕНЕДИКТОВ: У меня абсолютно детское восприятие жизни, чем и горжусь.

Д.МЕДВЕДЕВ: Вы счастливый человек.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, в этом смысле – да. Скажите, пожалуйста, я, конечно, упрощу: Вы гордитесь тем, что Вы сделали в августе 2008 года, или Вы стыдитесь, или Вам больно? Как Вы сформулируете свою эмоцию по прошествии трёх лет? Тогда – понятно. По прошествии трёх лет?

Д.МЕДВЕДЕВ: Я попробую выразить… Скажу так: мне больно от того, что произошло тогда до сих пор, но я считаю, что и решение о применении силы, и последующее признание двух этих территорий в качестве субъектов международного права были абсолютно правильными. И в этом смысле я считаю, что действовал в рамках Конституции, и за свои поступки мне не только не стыдно, я считаю, что это были правомерные, разумные, необходимые решения.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Как последствие этого и, может быть, последняя тема. Недавно был опрос ВЦИОМа или ФОМа, не вспомню, 39 процентов россиян считают, что возможна новая война между Россией и Грузией. В Грузии, я не знаю…

Д.МЕДВЕДЕВ: Сколько, кстати?

Е.КОТРИКАДЗЕ: В Грузии опросов не проводили такого рода, опасаются ли люди второй войны, но однозначно чувствуется, что эта тема не теряет актуальности.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Причём с момента окончания войны.

Е.КОТРИКАДЗЕ: Да, с момента окончания войны всё время постоянно в Грузии обсуждают возможность, вероятность второй войны с Россией.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Причём, знаете, что интересно, я неделю был в Грузии, не только на уровне политиков, политики ведут политику…

Е.КОТРИКАДЗЕ: На уровне таксистов.

А.ВЕНЕДИКТОВ: …на уровне таксистов, на бытовом уровне.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Что бы Вы грузинскому народу могли бы сказать по этому поводу?

Д.МЕДВЕДЕВ: Я считаю, что это было бы очень правильным в завершение интервью сделать.

Во-первых, я очень надеюсь на то, что между нашими странами никогда никаких конфликтов больше не будет, даже в период пребывания у власти господина Саакашвили, потому что он получил хороший урок. Это первое.

Второе. Самое главное, чтобы мы, перевернув эту печальную страницу, помнили о том, что произошло, но смотрели в будущее, чтобы мы восстановили те огромные связи, которые существовали между русским народом, жителями России, и грузинским народом, чтобы мы восстановили добрососедские человеческие контакты в полном объёме. Они и сейчас есть. И вы как раз пример такого рода контактов – вы живёте, бываете и здесь, и там. Но мне бы хотелось, чтобы они были восстановлены в полном объёме. И мне бы очень хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. Это не просто выгодно для двух стран. Это, если хотите, зов сердца. Я говорю предельно искренне: мне бы хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. И если мы будем трудиться для этого, то мы сможем эту задачу решить. Но здесь не всё зависит от России.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Спасибо большое.

Д.МЕДВЕДЕВ: Вам большое спасибо.


Источник фото

4 августа 2011 г., г. Сочи

www.echo.msk.ru