Поэт и империя

Поэта Апти Бисултанова в прошлую войну схватили в Грозном на блокпосту. Схватили за то, что был чеченцем. Других обвинений не нашлось, да и ни к чему они — другие обвинения, когда это есть. Бить начали сразу. Потом отвезли в печально знаменитый фильтрпункт при ГУОШе. Били и там. Ставили на многочасовые «растяжки» — ноги на шпагат, руки в стороны и стоять так по много часов. Пошевелился — удар прикладом в ребра. Упал, потерял сознание — удар сапогом. Куда придется, по голове, по почкам, в живот.

Поэт Апти Бисултанов простоял на растяжках шесть часов. Его били так же, как били и тех, кто стоял с ним рядом. Просто так били, ничего не спрашивая. Разминались. Просто солдатам, охранявшим задержанных, было скучно. И они так развлекались — били людей. Ради удовольствия. А иначе зачем?

Потом поэта повели на допрос. Российский чин оказался существом образованным. Узнав, что Апти поэт, процитировал строчку из Есенина, попросил продолжить стихотворение. Апти продолжил. Российский чин рукоприкладством не занимался. Он любил поговорить. Впрочем, если разговор, по мнению чина не получался, он приказывал увести задержанного. В коридор. А там свирепствовали те, кто не читал Есенина. Те, кто развлекался, избивая и калеча людей. Ради удовольствия.

Чеченский поэт рассказывал российскому чину о поэзии. А тот все пытался выведать что-нибудь про отряды Сопротивления. Не понимая, что это и есть самое настоящее Сопротивление — чеченская поэзия. Поэта Апти Бисултанова продержали в застенках дней десять, расстрелять не решились — вмешались международные организации. Пен-центры и прочая. Пришлось отпустить.

Другого поэта и барда Имама Алимсултанова убили в Одессе. Автоматной очередью по сердцу. Это его песни вдохновляли чеченских бойцов, когда они брали родной город Грозный в августе 1996-го:

«Свобода или смерть! — был слышен клич в горах.
Свобода или смерть! — да поможет нам Аллах!
Свобода или смерть! — был их боевой девиз.
А ты не понял, царь, что это не каприз».

Всевышний принял газават Имама Алимсултанова. Он ушел в вечность с песней на устах, так же как жил — весело и задорно, ничего не боясь. Так уходят поэты. А жалкий педик Лимонов, тоже считающий себя поэтом и патриотом, издевался над его гибелью, вопрошая: «Ну, кто еще осмелится петь песни сопротивления?» Осмелились многие. А вот русской поэзии на двух чеченских войнах не родилось. Пьяные омоновские бредни под гитару разумеется не в счет. Поэзии не рождалось. Почему? А почему в третьем Рейхе ничего, кроме бравурных маршей придумать и сочинить не могли?

Все очень просто: вдохновение приходит к тому, кто встает против жестокой силы смерти и разрушения. К тому, кто живет вопреки. К тому, кто сражается с многократно превосходящими силами тьмы. А в самой тьме вдохновения нет и быть не может. По определению.

Некто Марина Струкова, называющая себя поэтом и патриотом вывела гениальную формулу русского фашизма: «Наши правы всегда, даже если не правы». Это, видите ли через призму национальных интересов. Это оправдание всему — концлагерям, расстрелам, ямам с наспех заваленными трупами чеченских женщин и детей. Оправдание бомбежкам и зачисткам. Может она не знает, что лозунгом Айнзац-команд было: «Права она или нет, но это наша родина»?

Поэтом можешь ты не быть, гражданином обязан… Струкова пишет, что гражданский долг велит ей считать чеченцев врагами отечества. Но она восхищена их поэзией. Хорошо хоть так, может, госпожа патриотесса не безнадежна, как большинство ее коллег по цеху патриотов. Может через поэтическое слово она поймет простую истину: на этой войне русские — оккупанты. А оккупантом быть стыдно, нехорошо, больно и невыгодно. Потому что, сколько ни убивай, сколько ни прячь трупы разорванных твоими бомбами людей, сколько ни зверствуй, ничего у тебя не получится. Потому как, ты обречен. Обречен с самого первого выстрела, с первого сожженного тобой ребенка, сожженного во имя светлого геополитического идеала восстановления Империи, или противостояния исламскому фундаментализму.

Оправдания тут бесполезны. Оккупант — значит каратель, агрессор и фашист. Иного не дано. Не бывает прогрессивных оккупантов, как не бывает хороших фашистов, даже если они русские. А те же скины, которых Струкова причисляет к патриотам, тоже фашисты. Они, кстати, сами себя так называют и свастику рисуют.

Да, пришло время говорить чистую правду. Русские убивают чеченцев за то, что те не покоряются империи. За то, что посмели восстать против имперского вампиризма России. За то, что посмели не встать на колени, когда встали все остальные. У чеченцев один выход из этой страшной ситуации — победить. Иначе их медленно и жестоко уничтожат всех. До последнего. Даже если они сдадутся. С особой жестокостью уничтожат — если сдадутся. Не простят того, что посмели воевать и побеждать, как победили в том же 96-ом.

Просвещенная фашистка Струкова честно признается, что хотела бы, чтобы Чечню усмирили решительно и быстро. Это, простите, как? Десять лет уже воюем. Ядерное оружие прикажете применить, г-жа патриотка?

…Хороши рассуждения: или мы наступаем и покоряем соседние народы, или наша территория сжимается как шагреневая кожа. Идеология, однако. Идеология империализма. Американцы сейчас так же в Ираке рассуждают. Только они плохие, а мы, стало быть, хорошие. Потому, что это мы? Но результат тот же — оторванные оккупационные головы. И никакой перспективы. Все просто: чем больше злобствуешь, тем сильнее сопротивление. Так было и в Алжире, и во Вьетнаме, и в Афганистане так и сейчас — в Ираке и Ичкерии.

Мне трудно писать о патриотизме оккупантов. Не понимаю я его. Если на твою родину кто-то посягнул, и ты идешь ее защищать — это понятно. Но вот идти убивать соседей и самому умирать ради того, чтобы они жили не так, как хотят жить, а так, как хочешь ты — тут что-то не то. Какая-то большая ложь. Неужели наши так называемые патриоты действительно не понимают, что Ичкерия — это не Россия? Не могу поверить, что не понимают. Скорее всего, врут самим себе. Может, им просто хочется кого-то покорить, подмять под себя, поставить на колени? Это вернее, но это же очень стыдно. Хотя исторические примеры напрашиваются сами. Три польских восстания, потопленных в крови и наше поэтическое «всё», одобрявшее эту кровь. Клеветникам России, волнения Литвы и всякое такое прочее…
Видимо это вирус. Вирус великодержавного гегемонизма — если кто помнит, был такой термин по отношению к китайцам в советское время. Есть он — великодержавный гегемонизм. И в русских и в американцах, в любой имперской нации он есть. Пока хорошенько не врежут эти самые покоренные народы по метрополии, пока варвары не придут на священные римские площади и не обрушат тысячелетние колонны в пыль. Пока не наступит похмелье…

Струковой не нравится, что российская образовательная система развивала интеллект будущих моджахедов. Они, мол, учились у великий русских поэтов мастерству, а вот теперь не любят Россию. А вы попробуйте постоять на растяжках часов шесть и в этом неудобном положении полюбить империю…

Павел Люзаков, специально для Чеченпресс, 06.04.04г.