Нет ничего тяжелее, чем писать о близких тебе людях в прошедшем времени. Особенно молодых. Но мне, старцу, чуть задержавшемуся на этой земле, приходится делать это все чаще за последнее время. И с каждой такой потерей все острее чувствую, что уходит и часть меня.
И теперь вот с тяжестью на сердце приходится писать о самом молодом из нашего узкого круга друзей – Хьасане Бакаеве.
Мы очень дорожили многолетней дружбой с ним, не оставался в долгу и он. Свои самые первые книги, только что вышедшие из-под пера, прежде преподносил нам с трогательным автографом — «дорогому другу и старшему брату…». Правда, на этот раз успел подписать только одному из нас. Для остальных не хватило времени.
Вечером шестого марта в телефонном разговоре с Магомед-Эмином Хьасан радостно сообщал, что, наконец – то, завершил очередной научный труд и посвятил его целиком ему. Голос Хьасана был бодрым, чувствовал он себя хорошо, звонил во время прогулки. И ничего не предвещало беды.
А еще чуть раньше Хьасан говорил с Идрисом, нашим центровым по поддержанию коллективного духа. И тогда тоже не было причин для тревоги. Я же на этот раз чуть задержался с общением: долго болел. Кажется, прошло полтора месяца.
И вот каково это было теперь услышать от Идриса поздно ночью 8-го марта и 2025 года: «У меня для тебя горькая весть — не стало Хьасана». Остаток ночи прошел без сна, с полнейшим хаосом в голове, в осколках разбившихся мыслей о том, что и где с нами происходило.
В последние годы Хьасан проживал в Бельгии. И в тот роковой день встретил свою смерть в ясном рассудке и на ногах. Во время прогулки потерял сознание, посторонние люди тут же вызвали скорую. Но в себя он так и не придет. «Все от высокого давления»,- скажут потом врачи.
Говорят, там, где он жил, выразить соболезнование и проводить в последний путь пришло множество людей, в том числе и из разных государств, даже отдаленных. Многие сочли своим долгом принять участие и в организационных вопросах по его отправке на родину. Да воздастся добром всем, кто участвовал в его судьбе.
Похороны прошли в его родном селе Гехи Урус-Мартановского района при большом стечении народа. Свидетельство всех сводилось исключительно к одному, главному: «Мехкан к1ант вара х1ара, къоман историн сема хехо вара». Что был он сыном земли чеченской и бдительным, верным стражем ее истории.
Последняя книга Бакаева, о завершении которой он с удовлетворением сообщал Магомед-Эмину, называлась «Черное зеркало Ермолова». За выяснением подробностей сражения на реке Валерик, узнавая точное число воевавших с двух сторон (без приписок), автор, как он сам отмечает, неожиданно наткнулся на доселе неизвестные подробности российского
проконсула на Кавказе, узнал об истинных причинах его назначения, того, как он оказался на Кавказе, что собирался делать в случае удачного исхода военного похода, оторвав его от России. И как всему помешали чеченцы.
Через 11 лет кровавого правления, прощаясь с этим краем, подчинив России весь Северный Кавказ, Абхазию, Карабахское и Ширванское ханства, в шкатулке для ценных бумаг он увозил слезливые челобитные от всех кавказских народов о добровольном рабстве, но только не от чеченцев. О них он оставит изречение, которое стоило бы высечь золотыми буквами на самой высокой горе этого края: «Народа сего под солнцем нет подлее и коварней». Что может быть слаще для слуха, чем признание такого рода!? Когда, что ненавистно русскому сознанию, то высшая степень человеческих достоинств.
И скажет ведь еще, чем чеченцы все-таки не угодили ему и всей России: «Я видел много народов, но таких непокорных и неподдающихся, как чеченцы, на земле не существует, и путь к завоеванию Кавказа лежит через покорение чеченцев, а точнее, через полное их уничтожение».
Желая унизить, возвеличил чеченцев, поднял выше самых высоких гор, определил, кто самый главный на троне Кавказа. Среди всех остальных, поверженных и покоренных. И этим вырыл колониальным рабам глубокую могилу, из которой они лают на чеченцев вот уже двести лет.
Именами достойных врагов чеченцы нарекали своих детей, но был и единственный в истории случай, когда именем человека они стали называть своих собак. Ярмол-вот такая кликуха у этой исторической собаки.
Его черное зеркало таило еще много неизведанного.
Задолго до выхода своей книги Хьасан со свойственной ему прямотой скажет и о том, кто противостоял Ермолову, кто претендовал на главного освободителя Кавказа — об имаме Шамиле. Скажет о причинах его падения, одна из которых — попытка насадить семейную монархию, сделать власть над чеченцами наследственной. Который также уехал с обидой на чеченцев, оставив для потомков: «Нет у вас ни курганов славы для возвышения хорошего и позорной ямы для плохого». И тоже не понял, что возвысил чеченцев.
Оба расписались в тщетности приручить, подчинить и покорить этот народ. Засвидетельствовали его главное достоинство – свобода от всего и от всех, кроме Аллаха.
Начатая им еще сорок лет назад летопись «История чеченского народа: от древности до современности» ждала своего продолжения. И следующей главой в ближайшем будущем должен был стать коллективный образ завоевателей Кавказа.
Люди восхищались его эрудицией, начитанностью, широтой охвата необъятного, умением мыслить логически, убеждать слушателя, аргументировать, притягивать интеллигентностью, порядочностью. Он оставался искренним в знаниях и незнаниях, и это вызывало к нему уважение. Не стеснялся признаваться в отсутствии информации, если ее не бывало в голове на тот момент.
Я не встречал в своей жизни человека более скромного, бескорыстного, не любившего громкой суеты вокруг себя. Всем всегда бывало что-то нужно от него, и это отнимало много времени, сил и здоровье, замедляя научные поиски. А вот до его нужд мало кто опускался. И также бессовестным образом присваивали себе написанное им. Одну из своих первых работ об Урарту он послал для оценки известному в республике писателю, а тот взял и опубликовал под своим именем, в своей книге, и на следующий день прослыл ученым. Хьасан не оспаривать свое право. Правда, вор долго добивался встречи с ним для оправдания своего проступка.
Из-за чрезмерной скромности Хьасана дело иногда доходило до курьезов. Было это еще в советские годы, когда вышел роман Абузара Айдамирова «Долгие ночи» на чеченском языке. Не было русского перевода. И не будет еще двадцать пять лет. Так думали многие, в том числе и автор этих строк, пока однажды Хьасан не рассказал мне, что перевод все-таки был. И сделанный именно им еще тогда. И работа эта долго переходила из рук в руки.
Однажды получилось так, что Хьасан по каким-то делам оказался в рабочем кабинете знакомого милиционера, и тот, между прочим, поведал, что ему на время дали почитать этот самый перевод. И если Хьасан пожелает, то может договориться с «подпольем». И даже достал из сейфа, показал. Хьасан отказался, ничего не сказал о своем авторстве. Узнал о переводе и Айдамиров, хотел встречи, но Хьасан ушел и от этого предложения.
Он редко доверял чужим переводам, занимался этим сам. Пропускал через себя. О них тоже мы не знаем почти ничего. Многое может поведать личный архив.
Хьасан был в освободительном процессе с первых дней. Писал для подпольных изданий в первую войну и во вторую, даже возглавлял один из сайтов в одно время.
Он был очень близок мне по духу, то же образ жизни дервиша, скитаясь по архивам и горным тропам с жаждой познания чего-то нового. Знал, каково это заниматься поисками, когда в хурджуне достатка гуляет ветер и на дне лежит кусок черствой лепешки. А семья в это время в вечной нужде. Я это делал ради незначительных открытий, для утоления собственного любопытства, а у Хьасана были необъятные цели на пользу и во славу своего народа.
Хьасан никогда и никем из своих врагов не был побежден. В том числе и придворной сворой звездочетов. «Умен, но не наш»,- скажет один из них, подытоживая его деятельность. И хвала Аллаху, что «не наш». Случись обратное, что было бы?
Что творят «русские чеченцы» с изнасилованной исторической наукой сегодня, всем хорошо известно. Здесь герои и их убийцы варятся в одном котле, представлены в одном месиве. Здесь размазаны все ценности, чтобы не было никакой ценности. Здесь герои и их убийцы представлены в одном ряду, как Орца Чермоев и тут же воевавший против шейх Мансур.
Руководит всем этим варевом так называемая «академия околовсяческих наук», которая не раз шла против Хьасана, тайными и явными тропами. Особенно после его появления на ютубовском канале. Имена членов этой шайки хорошо известны еще с 90-х годов.
В другой раз Хьасан напоминал мне маленького принца с его метлой и мотыгой, ежедневно убирающего планету от баобабов, разрывающих почву. Сорняка этого вида всегда хватало и на земле чеченской. И об этом он однажды скажет: «Здесь (на его планете) всем до всего есть дело. И даже до исчезающих животных, а вот до убиваемых, подвергаемых геноциду чеченцев нет дела никому».
Облагодетельствованный Аллахом глубинными знаниями цивилизаций, он защищал нашу историю в вопросах глобальных и, казалось бы, незначительных с титаническим усердием. Делал это с завидным хладнокровием. Вывести его из себя было очень трудно, хотя случалось и такое.
Однажды это было, когда развернулась организованная кампания по утверждению, что чеченцы платили дань аварским ханам. Тогда Хасан и дал волю мимике и жестам. Но опять-таки обошлось без оскорблений с его стороны.
А князей соседних, по его мнению, приглашали на время, для справедливости внутри себя, чтобы не возвысился один род над другим. Но потом всех их также организованно провожали, когда заканчивалась командировка.
Или несостоятельность, ненаучность отдельных терминов. Скажем, «вайнах». Но что поделать, когда никогда и не было такой национальности!?
Или ложь о том, что чеченские воды на Каспии исторически принадлежали тем, кто коварно вымолил их у Петра Первого, в бытность его прибытия на Сулак. Прекрасно ведь ведают, как и за что границу перебросили до Терека…Задобрили, продались и тараканами поползли под прикрытием врага захватывать чеченские воды, называя села своими. И таким образом оторвали Чечню от Каспийского моря. И таким образом за ними закрепились названия не чеченские.
Он все-таки успел сказать главное в своей жизни, донести до широкой публики историю чеченцев, определить достойное место в мировом сообществе. И в этой схватке сразил и утихомирил многих маститых ученых. И хвала Аллаху, что успел. На это уйдет 40, из 66 отведенных ему. Успел написать более ста научных работ и ряд художественных произведений, переводов.
Друзья и близкие хотят увековечить память Хьасана, создав для этого фонд. Идея хорошая, но жить она будет ровно столько, пока имя историка не привяжут к любой из претендующих на лидерство политических группировок. Как только это произойдет, случится то, что бывало со всем, что приходило жить и процветать во благо народа. Превратится в пепел. Учтиво отвернутся многие, даже уважающие Хьасана, или попросту не будут принимать участия в мероприятиях в его честь. Чтобы этого не случилось, заниматься наследием должны независимые ни от кого люди. Если кто-то уже уронил скептическую ухмылку, может попробовать. Флаг в руки. Мы все это уже проходили.
Изучение и сохранение творчества Бакаева — это и на самом деле архиважный вопрос. Мы еще многого не знаем о нем. Посвященные ему периодические научные конференции, тематические чтения, конкурсы, распространение написанного, присутствие мыслей Хасана в дискуссиях и спорах вокруг вечного диалога о чеченцах – во все времена все это будет актуально.
Тем более, учитывая то обстоятельство, что лучшего в исторической науке Ичкерии не будет еще скоро. И с врагами придется говорить его устами. Не воспользоваться этим идеологическим арсеналом будет преступлением.
Но этого не сделать никогда, пока не собрать воедино, в одном месте, все, что написано им и о нем. Нужно торопиться, пока живы свидетели. Скоро не будет и их. Наше общество ждет резкое омоложение.
Нужно послушать всех знавших его. Сохранить и пропагандировать везде, где это возможно, издавать, выкладывать на разных площадках. Собрать и обобщать отзывы о нем в интернете, стенографировать видеоматериалы, разложить по темам. Один-два человека здесь не справятся, нужна целая группа энтузиастов.
История делается и пишется только свободными по духу людьми. Раб никогда не напишет историю свободных. Хьасан был из свободных.
Есть в ментальности чеченского народа одна, присущая только ему, особенность в определении статуса достойного. Если даже ты совершил сотни благородных дел в мирной жизни и столько же подвигов на войнах, возвел самый высокий курган из хорошего, прославился, но все будет зря, если оступился и сломался в верности свободе даже в метре, в долготе одного вздоха у ворот Ахирата. Тогда Умри рабом. Хьасан вошел в эти ворота вечности вольным человеком, в знамениях – на пути джихада, мухаджира, в пятницу, в месяц Рамадан, когда открыты двери Рая и закрыт Ад. Не изменил ни народу своему, ни национальной идее, ни принципам своим. Жил, как говорил, и говорил, как жил. И остается надежда на милость Аллаха. Аллах1а къинхетам бойла хьох, г1азотан даржехь войла.
Каждое произнесённое и написанное им слово будет сражаться, пока жив его народ. Это слово уже принадлежит вечности. Никто не сможет изменить мнение о нём — обретенном, а не потерянном народом. Да и сам он уже не властен над своим именем. Пусть это станет назиданием для тех, кто радуется его кончине. Хвала Аллаху, что это так.
В.ЭНГЕНОЕВСКИЙ.
Для Chechenews
Chechenews.com
23.03.25.