Чеченский феномен: Неистребимая страсть к свободе гл. 14
Хотя Чечено-Ингушская АССР и была восстановлена, говорить о торжестве справедливости было преждевременно. Ни чеченцы, ни ингуши так и не получили компенсации за утраченные дома и имущество. Более того, вплоть до самой Перестройки на тему депортации было наложено табу. Цензура запрещала СМИ не только воспоминания, связанные с годами, проведёнными в ссылке, но даже косвенное упоминание об этом. Порой доходило до курьёзов.
Это было в 1970-х гг. После того, как было опубликовано исследование кандидата медицинских наук Барона Киндарова, посвящённое долгожителям Чечено-Ингушетии, к нам в республику для съёмок фильма на аналогичную тему прибыла киногруппа во главе с журналистом из Японии. Наше телевидение выделило группу содействия из числа своих сотрудников, среди которых была и я. Мы заблаговременно приехали в Шали, где должна была состояться съёмка долгожителей.
В нашу задачу входило, кроме прочего, решение вопроса предварительной подготовки старцев к интервью иностранцу. Их предупредили, что упоминать о депортации нельзя ни в коем случае. На следующий день приезжаем все вместе. Включается камера, начинаются обычные вопросы об образе жизни, о предпочтениях в пище, о климатических условиях Кавказа, благоприятных для здоровья и способствующих долголетию.
Японец, прекрасно осведомлённый о депортации 1944 года, спрашивает одного из старцев, вся ли его жизнь прошла в условиях благодатного кавказского климата. Старик, не моргнув глазом, отвечает, что он всё время безвыездно проживал здесь.
Японец удивился. Возможно, он отнёс это на счёт сбоев старческой памяти. Спросил ещё раз – ответ тот же. Вопрос следующему старцу он завуалировал иной формулировкой. Теперь он звучал приблизительно так: «Где Вы чувствуете себя лучше – в мягком климате Кавказа или… Как, по-вашему, действует холодный климат на организм человека?»
Старец ответил, что об этом надо спросить у тех, кто живёт в холодных краях. Японец лукаво прищурил свои, и без того узкие, глаза и с улыбкой посмотрел в нашу сторону. Он явно догадался, что со стариками неплохо поработали.
Стихотворение, посвящённое чеченской девушке, арестованной за исполнение крамольной песни о Сталине, было опубликовано в газете «Ленинский путь» в годы оттепели. Однако оказалось, что дух сталинизма не умер. О том, что автор этих стихов, Хасмагомед Эдилов, подвергался длительным гонениям, а его новые сборники годами не публиковались, я узнала позже от его дочери Аси, моей двоюродной сестры.
Образ героини стихотворения был собирательным. Случаев ареста за аналогичные «преступления» было сотни. С одной женщиной, явившейся прототипом одной газетной публикации, я встретилась в Грозном в 1992 году.
В год депортации ей исполнилось 12 лет. Отправляясь в изгнание, она взяла с собой самое ценное из своих вещей – гармонь, на которой играла с восьми лет. Нехитрый набор слов о неизбежности наказания, которое ждёт Сталина за его недобрые дела, переложенный на незамысловатую музыку, и был той песней, за которую она отсидела восемь лет.
Она пела её под гармонь, перебирая окоченевшими детскими пальцами планки гармони в тёмном холодном вагоне, увозившем её в неизвестность; пела в мёрзлой землянке, где разместилась её семья; и у соседей, куда её звали «рассеять тоску». Кто донёс на неё, не знает. Скорее всего, местные, которым наивные соседи переводили слова песни.
Телезрители Чеченской Республики помнят, наверное, телеинтервью, где она описывала полные ужаса годы своей лагерной жизни.
Принцип забвения применялся не только к теме ссылки, но и к выдающимся личностям, оставившим глубокий след в истории чеченского народа, будь то, к примеру, имам Шамиль или Абдурахман Авторханов.
Те, кто сколь-нибудь знаком с историей Кавказской войны, знают о том, как был обласкан имам Шамиль императором Александром II-м после того, как, не выдержав натиска многократно превосходящей по численности русской армии, сдался в плен в 1859 г. Ему было отведено почётное место в высшем российском обществе и оказывались почести, подобающие правителям. Его почитали, как достойного противника. К его образу обращались художники разных эпох, донесшие до нас облик легендарного полководца. Это и известные полотна прославленных мастеров, и картины начинающих художников.
Обратился к образу великого соотечественника и неплохо рисовавший учащийся 6-го класса школы для глухонемых г.Грозного, подаривший свою работу любимому учителю и директору школы – Сулейману Дукузову. Разумеется, никакой художественной ценности портрет не представлял, но Дукузов не мог обидеть ребёнка отказом принять подарок, и тот пылился на балконе среди разной ненужной домашней утвари, пока не сыграл свою роковую роль в жизни Сулеймана, стоив ему должности руководителя и учителя подведомственной ему школы. Он, как оказалось, «подвёл под опасную черту срыва устои советского государства, что несовместимо с деятельностью, направленной на воспитание подрастающего поколения…» Это происходило в 70-е годы.
А спустя 15 лет схожий случай произошёл с профессором филологии Чечено-Ингушского университета им.Толстого Зулай Хамидовой.
Подготавливая к выпуску учебное пособие для студентов вузов, она указала в качестве источника небольшую брошюру, выпущенную группой соавторов в 1930-х годах, в выходных данных которой, наряду с двумя другими, значилась фамилия А.Авторханов, на которую внимания, конечно, не обратила.
Да и кому придёт в голову оценивать имена учёных с идеологической точки зрения, когда речь идёт о специфических особенностях чеченского языка, над исследованием которых она работала. Да и сама брошюра, на которую она сослалась, находилась в свободном использовании и была выдана по первому требованию в республиканской библиотеке им.Чехова, наряду с другой, необходимой для исследования, литературой.
То, что эта работа не была своевременно внесена в список запрещённой литературы, было упущением работников библиотеки, исследовавших фонды на сей предмет. Но это выяснилось позже, когда учебное пособие уже вышло из печати, и автор, раздав несколько экземпляров коллегам, ждала от них отзывов о своей работе.
Но первый «отзыв» поступил из парткома госуниверситета, где она работала, и беседа с секретарём парткома шла не о содержании пособия, а о том злополучном источнике и одном из его авторов – А.Авторханове. Состоялось партийное собрание, где рассматривалось персональное дело преподавателя-коммуниста, где она получила строгое партийное взыскание и выслушала резкие упрёки партийных коллег. А экземпляры пособия, розданные коллегам, были немедленно изъяты.
Кто же этот человек, одна ссылка на фамилию которого так напугала партийных функционеров?
Абдурахман Авторханов. Сегодня это имя известно всему миру. Выпускник Института Красной Профессуры, бывший слушатель высших курсов при ЦК КПСС, Абдурахман Авторханов разделил трагическую судьбу своих современников, неоднократно подвергаясь преследованиям и репрессиям.
Известных людей из высших эшелонов власти он знал лично. Со многими из них обучался в одном учебном заведении и даже в одной группе. Среди них – Н.Хрущёв, жена Сталина Аллилуева, многие работники ЦК КПСС. Его мировоззрение формировалось на стыке двух эпох. С одной стороны – уходящая безликая патриархальная жизнь, с другой – светлое социалистическое будущее, в основе которого – равноправие всех народов.
Однако очень скоро Абдурахман заметил контраст между лозунгами и реальной жизнью. Он едва не стал жертвой системы, как и тысячи его соотечественников, оказавшихся в застенках НКВД, как враги народа. Судьба оказалась благосклонной к нему. Он сумел выбраться из этого чистилища благодаря своей широкой эрудиции и глубоким познаниям в области права и марксизма-ленинизма.
Он предстал на суде в двух лицах – обвиняемого и собственного адвоката. Провёл блестящую защиту, цитируя выдержки из трудов К.Маркса и В.И.Ленина. Судьи были поставлены в такое положение, что им не оставалось иного выхода, кроме как оправдать его. «Адвокат» Авторханов опроверг, один за другим, все пункты обвинения. Признание его виновным означало бы отрицание многих тезисов, составляющих основы марксизма-ленинизма. Абдурахмана освободили.
Однако сталинский террор продолжал нарастать. Начались массовые репрессии против чеченской интеллигенции и религиозных деятелей. Расстреляли многих писателей. Вновь стали сгущаться тучи над головой А.Авторханова. Его предупредили, и он успел скрыться. Его повсюду разыскивал НКВД, и появляться дома было небезопасно.
Прощание с семьёй происходило поздно ночью. «Вам нужно собираться, — сказал он жене. — Поторопитесь». Вместе прошли в комнату, где спали дочери. Время от времени вздрагивала во сне младшая, Камета, которая уже несколько дней пылала в жару.
Собираться… Легко сказать. Взять и уйти, вот так, даже не попрощавшись с родными. А как перенесёт дорогу, полную опасностей, больной ребёнок?
Они познакомились во время учёбы на Грозненском рабфаке, поженились по взаимной любви и с годами не растеряли нежности друг к другу.
Последние годы её не оставляла тревога за мужа. Было ясно: НКВД ведёт охоту на мыслящих людей. Она провела не одну бессонную ночь в ожидании самого худшего, когда Абдурахман был арестован по ложному обвинению. Она знала, что расстаётся с ним теперь навсегда, даже если ему и удастся вырваться из западни живым и бежать за кордон. Но знала и другое. Если его снова схватят, то на сей раз расстреляют наверняка. На размышления времени не было. Нужно было принимать решение сию минуту. И она его приняла…
«Мы будем тебе обузой,- сказала она вслух.- Ты должен идти один. Твоей жизни угрожает опасность».
Достаточно хорошо изучивший методы чекистов Абдурахман и сам понимал, что, окажись он снова в их руках, живым его уже не выпустят. Понимал и всё-же медлил, надеясь уговорить жену. Как оставить их, самых родных и близких ему людей, быть может, не приведи Бог, навсегда? «За детей не беспокойся. Ты только не дай им себя убить».
Быть может, эти последние слова любимой женщины и хранили его, как заклинание, во время неоднократных покушений на его жизнь, сделав Абдурахмана неуязвимым для наёмных убийц.
К нему подсылали многих людей, в том числе представителей чеченской диаспоры из разных стран, но он научился отличать друзей от врагов.
В Европе он выдвинулся в авангард академического мира. Профессор-политолог, писатель-публицист, автор множества книг о преступлениях, совершённых в СССР высшими эшелонами власти. В нём сочетались высокий интеллект учёного и бесстрашие борца.
Говорят, один в поле не воин. Абдурахман Авторханов опроверг это всей своей жизнью. Его книги — «Происхождение партократии», «Технология власти», «Народоубийство в СССР, убийство чеченского народа», «Загадка смерти Сталина», «Империя Кремля», «Сила и бессилие Брежнева», «Мемуары» — эффективнее любого оружия способствовали разрушению системы, замешанной на крови и возведённой на костях миллионов человеческих жертв.
Примечательный факт: в то время, когда даже за прослушивание программ радиостанций «Свобода», «Немецкая волна», «Би-Би-Си», где выступал А.Авторханов, предусматривалось уголовное наказание, книги его, в полном наборе, имелись в домашних библиотеках работников ЦК КПСС, которые, вероятно, изучали по ним иезуитские методы управления государством, отработанные их предшественниками. Именно через этих людей мы получали небольшие порции информации о жизни и деятельности нашего великого соотечественника. Из этих же источников мне стала известна и история, произошедшая в начале 70-х годов.
Среди группы чечено-ингушских писателей, совершавших творческую поездку в Турцию, находился и поэт Магомед Мамакаев, друг и однокурсник Абдурахмана Авторханова по Институту Красной Профессуры, которому КГБ поручило провести с ним переговоры на правах друга. Прибыв на место, М.Мамакаев, не мешкая, позвонил в Германию по телефону, номер которого был получен им перед отъездом от ответственного лица.
Трубку поднял референт А.Авторханова. Спросил о предмете разговора. М.Мамакаев сказал, что речь пойдёт о возвращении учёного на родину. Референт обещал довести это до его сведения. Попросил оставить телефон и данные о своём местонахождении. М.Мамакаев ждал ответа 3 дня. На четвёртый день в Стамбул прибыл офицер Бундесвера, который лично посетил поэта в отеле и сообщил ему буквально следующее: «Абдурахман Авторханов поручил мне передать Вам, что он Вам не доверяет».
Этой историей я поделилась с его сыном, Тамерланом, с которым встретилась в 1995 году в Анкаре. А когда, через месяц, мы в следующий раз встретились с Тамерланом в Баку, он передал адресованный мне его отцом вопрос: «Был ли Магомед Мамакаев способен предать друга?»
Не думаю, что он был способен на предательство друга или предательство вообще… Это был мужественный человек с ярко выраженной гражданской позицией. Его поэмы я заучивала наизусть. М.Мамакаева уже давно не было в живых, а тяжело больного и уже очень немолодого А.Авторханова всё еще продолжал мучить вопрос: «Мог ли друг предать?»
Свою любовь к Родине Абдурахман передал и детям.
Его сын, Тамерлан, получил ранение во время массированного обстрела Президентского Дворца в начале войны, в 1995 г., в результате чего лишился слуха на одно ухо. Однако это его не остановило. Осенью 1995 г.он вновь отправился в Чечению.
Тамерлан знал, как переживает за истекающую кровью Родину отец, и ему хотелось видеть происходящее своими глазами, обеспечивая отца информацией из первых рук. Абдурахман к этому времени уже был прикован к постели. Он с трудом говорил. По телефону фоном звучала его замедленная речь, которую повторяла в трубку его жена, Людмила Петровна. Их тревожила судьба сына, Тамерлана, который был арестован на границе с Дагестаном, когда возвращался из Чечении, и находился под стражей более четырёх месяцев. Всё это время Людмила Петровна постоянно звонила мне в Стамбул, чтобы разузнать о сыне.
Извещённый о случившемся Джохар Дудаев был сильно разгневан и говорил, что строго спросит с тех, кто подстроил этот арест. Я неоднократно звонила в Представительство по гуманитарной помощи в Баку, чтобы узнать хотя бы, где находится Тамерлан. Там меня заверяли, что знают о его местонахождении и занимаются эти вопросом. Но уровень этих людей не вызывал особого доверия. Снова и снова раздавались обеспокоенные звонки из Германии.
Т.Авторханов был освобождён только после вмешательства Правительства Германии, которое потребовало освобождения своего гражданина, задержанного ФСК России без всяких на то оснований. Несмотря на своё тяжёлое состояние, Абдурахман не переставал интересоваться событиями в Чечении. Реагировал на те или иные решения, принятые руководством Чеченской Республики. Советовал. Поправлял.
Из письма Абдурахманаа Авторханова Джохару Дудаеву от 01/01/1995:
« Дорогой Джохар! … В этот судьбоносный час, когда решаетсся судьба чеченского народа, я хочу, дорогой Джохар, обратиться к тебе со словами прощания: ты обессмертил имя чеченского народа, подняв перед всем миром знамя свободы и независимости твоих великих предшественников Шейха Мансура и Шамиля. В то время, как так называемые «отцы» великих западных демократий трусливо дрожат перед кремлёвским палачом, рассматривая истребление целого народа Чечении как внутреннее дело Москвы, ты уже на практике показал, что Запад дрожит перед колоссом на глиняных ногах… »
24 апреля 1997 г. перестало биться усталое сердце мужественного человека, не побоявшегося единолично бросить вызов целой империи. Чеченец Авторханов стал достоянием мира, достоянием эпохи.
Его мучители не забывали и о вынужденно брошенной им в Советском Союзе семье. Она постоянно находилась под пристальным оком сначала НКВД, а потом и КГБ. Да, Авторханову удалось вырваться из щупалец сталинской системы и найти прибежище в Германии, но чекисты владели огромным арсеналом средств, чтобы уничтожить человека морально, и все они были пущены в ход. Но он выстоял.
Хотя и очень тяжело перенёс отречение старшей дочери, любимицы Зары, прекрасно понимая, что комиссары не побрезгуют никакими мерами воздействия для достижения своих целей. Дочь, рождённую в Германии от второго брака, он назвал Зарой…
Когда на родине Авторханова вышел на политическую арену человек со схожей фамилией и гипертрофированными личностными амбициями, он заинтересовался его происхождением и обратился к журналистам республики с просьбой провести расследование, поскольку, насколько ему известно, среди Авторхановых его рода человека по имени Умар нет. А Автурхановы в Надтеречном районе никогда не проживали.
Тамерлан удивлялся осведомлённости отца. Располагая одними и теми же источниками информации, тот знал обо всех более или менее значительных событиях, происходивших в мире. А о событиях в Чечении он знал буквально всё, так, словно сам принимал в них участие. Вплоть до фамилий отдельных людей и их позиций в том или ином вопросе.
Я позвонила в Германию из Генерального представительства в Турции, чтобы выразить соболезнования.Трубку подняла дочь Зара.В её голосе звучал упрёк: «Почему вы не приехали? Он так ждал!»
«Вы» — это чеченцы, которых он так любил, в кого так верил. К сожалению, мы не могли быть рядом в его последние часы. Невозможность получения визы встала на нашем пути непробиваемой стеной.
Смерть А.Авторханова застала нас всех врасплох, хотя он успел подвести черту под своей яркой жизнью, вписав своё имя в мировую историю борьбы против тоталитарной системы, ответственной за осуществление народоубийства в CCCР.
Продолжение следует …….
Chechenews.com
01.05.20.