После того, как я уехал из Грозного, но приезжал довольно часто, чтобы навестить маму, мои соседи нисколько не менялись. Дядя Миша продолжал уже в течении лет тридцати наращивать размеры печени с помощью цирроза, а тётя Фая всё также гнала самогон и материлась через каждое слово. Вот от кого я познал собственными ушами замысловатые оттенки речи то ли деревенского украинского, то ли казацкого говора, обильно и естественно сдобренного русским матом. Никто не мог пройти мимо Фаины Никифоровны по улице, не будучи раскритикованным в пух и в прах. А попробуй, ответь… Нет, не советую. Упаси вас от этого Господь, как сказала бы моя бабушка Акулина Егоровна.
Однако пример необходим: «Ишь расхухвырилась крыса заморьськая. Да на тебя, блядь, полк солдатив мало будить». Ребята, чеченцы и ингуши, проходя по нашей улице, любили затрагивать эту несчастную женщину, а уж та изощрялась им вслед: «Да штоб тебя в куски разорвало, морда чичэньская, бандиты проклятущи, шакалы». Это был как раз тот ассортимент брани, который русские выливали на чеченцев между собой, а тётя Фая только доносила правду о дружбе народов, ту правду, которая засела почти в каждой русской душе по отношению к национальным меньшинствам. Я то знаю, что она не злобливая тётка была, а если трезвая, то и доброй могла показаться.
Как-то у нас проблемы были с углём среди зимы. Холод был дома неимоверный. Так тётя Фая всем соседям рассказывала и добавляла, отмеривая повыше локтя для пущей убедительности: «А вот такого хрена, воны вид мэнэ дождуця», а утром принесла два ведра угля и сама помогла печку растопить. Потом говорит бабушке: «Давай Егорьевна колы хочишь дэсятку и бэры угля скильки нада. Да тильки глиды, нэ казённый ныбось».
Пишу и вспоминаю неповинных в той жуткой жизни людей, с самым добрым чувством к ним и с состраданием. Жаль, что не дожили они свой век, как моя бабушка Акулина Егоровна – святая русская женщина, которая умерла перед первой чеченской войной в возрасте далеко за девяносто, при абсолютно трезвом уме, не испытав ужаса от бомбёжек славной русской авиацией моего родного и воистину прекрасного города Грозного.
Русские в дальнейшем, когда будут списывать с себя жертвы русско-чеченской войны, постараются свалить всё на чеченов. Ах нет, не позволим торжествовать сволочи и насмехаться над народами, превознося силу русского оружия и героизм опущенных солдат.
После бомбёжек русские окопались в районе, который в моё время сначала неофициально, а затем документально стал называться Минуткой. Оттуда они продолжали разрушать город артиллерией. Позади русских войск жили остатки населения, как русские, так и чеченцы. В основном это было немощное население и люди, которым вообще некуда было податься. Тётя Фая вела свой размеренный образ жизни.
С утра они с дядей Мишей напивались, и весь день высиживали дома, боясь высунуть голову во избежание встречи с героическим русским воинством. Они видели через забор, как русские солдаты издевались над соседом ингушом, пожилым человеком, который вернулся домой, чтобы забрать остатки домашнего скарба, да так и не успел бежать, в родное село в Ингушетии. Били его ребята прикладами не на шутку. А ногами топтали так, как будто это он был повинен в несчастной жизни всего их убогого народа.
Те русские, которые в данное время жируют, они себя убогими не считают, независимо от места нахождения, то ли на нарах, то ли в вольной жизни. Они в большинстве своём безразличны к чужому горю. Более того, они готовы обобрать друг друга, как на правительственном уровне, так и по соседству, ибо вольной и достойной жизни, в прямом смысле этого слова, они не знали и не видели.
Забили таки ингуша эти состоявшиеся уроды. Вечером испуганные соседи собрались и похоронили его в собственном дворе, отдав последний долг и доказав превалирующему большинству уродов, своей собственной нации, что человечность проявляется более в разобщённости, горе и ненастье в большей степени, нежели в государственной спаянности безлико-ущербного населения.
Поздно ночью в дом к тёте Фае постучались. Она испуганно открыла дверь и увидела на пороге молодого ингуша, племянника забитого насмерть соседа. Тот попросил: «Тётка Фаина, спрячьте». Фаина Никифоровна подбоченилась, пропустила в дом молодого ингуша и набросилась на него: «А ты не помнишь, окаянный, як ты тётку доводыл со своимы дружкамы. Шо думалы, завсегда измыватыся над нами будыте. Нет, нэ бувать тому, вот и наш черёд прыйшёв». Молодой ингуш вздохнул и направился к двери.
«Стой, злыдень» — остановила его Фаина Никифоровна, — «сыди тута, а я тоби всэ выскажу»… Было совсем поздно, когда дядя Миша, оглядевшись по соседним дворам подал знак, что можно выходить. Тётя Фая провела соседа ингуша в сарайчик с углём, переложила дрова из угла и открыла замаскированную крышку погреба. Наш знакомый ингуш с недоверием спустился в погреб и попросил: «Тётка Фаина! Только не выдавай». «Сыды вже» — пробурчала в ответ тётя Фая, которая отрезвела до такой степени, что полностью осознавала реальность.
Конец у этой истории очень короткий. Пришли солдатики и сразу учуяли запах сивухи. Было их четверо. Не спрашивая разрешения, они направились к сарайчику и обрадовано заржали, обнаружив запасы алкоголя. Тётка Фаина была уже навеселе, но голос украинских предков видимо не подсказал ей, как себя вести с «москалями» в такой тонкой ситуации, когда запах спиртного будоражит и печёт саму душу в предвкушении.
Так она, по старой привычке, и набросилась на пьяных русских солдат: «Ах вы черти окаянные» — закричала она — «А ну нэ лизь …» Солдат наотмашь ударил старую женщину кулаком в лицо. Та упала на поленицу дров и другой солдат прошил её длинной очередью. Дядя Миша просунулся в сарай и получил в пах, а затем по циррозной печени, благодарность родного русского сапога. Он упал и не шевелился более.
Солдатики открыли подвал, крышка в который находилась посередине, зачистили по быстрому всё съестное с алкоголем и беспечно покинули осиротевший приют двух несчастных стариков. Слава Господу Нашему, ингуш сумел уйти невредимым. Его родственник, друг моего младшего брата, рассказал мне о наших соседях и о безвинных русских, которые тысячами гибли в осаждённом городе от своих же собратьев-вояк. Кто-то под бомбами, кто-то под пулями, а многие так, как мои дорогие соседи Дядя Миша и Тётя Фая, и да упокоит Господь их невинные души.
Для сомневающихся лишь добавлю к прологу ещё более страшную правду. Всем, кто заинтересован знать, да будет известно о том, как президент Масхадов предложил русскому командованию прислать в город команды, чтобы убрать с улиц трупы русских солдат.
Русское командование не допустило реализации такого вопиюще наглого предложения воюющей стороны, а потому собаки по городу бродили откормленные и, по-собачьи, счастливые. Такие же счастливые, как и большинство населения испоганенной вдоль и поперёк великой расейской империи.
Рава Прежний, Орландо, США
Chechenews.com
08.03.17.