Как кадыровцы ломают жителей чеченского поселка Красная Турбина

В четверг на сайте «Новой газеты» мы опубликовали небольшую заметку об инициативе жителей поселка Красная Турбина в пригороде Грозного, которые отправили Генеральному прокурору письмо в защиту своих односельчан — ​Джамалая Тазбиева и Магомеда Тарамова. Первому 19 лет, второму — ​20.

Оба сейчас под судом, обоим светят огромные тюремные сроки. 162 человека подписали письмо в их защиту, указав свои имена, фамилии, адреса. Они написали: «Мы, являясь жителями субъекта Российской Федерации, хотим жить по закону, хотим, чтобы дело в отношении ребят также было рассмотрено по закону, а не по каким-то внутриклановым или межведомственным понятиям». (Полностью текст письма — см. ниже)

Тарамова и Тазбиева взяли в ходе массовых задержаний молодежи, прокатившихся по республике в декабре-январе вследствие нападения на полицейского 17 декабря 2016 года.

Обоих около полутора месяцев незаконно продержали в здании Старопромысловского РОВД, потом вменили приготовление к участию в НВФ. «Вынашивали планы» — ​так суть их преступления сформулирована в обвинительном заключении.

Единственным доказательством их вины стали признательные показания и взаимный оговор. Других доказательств попросту нет. Ни прослушек, ни каких-либо документов, свидетельствующих о преступных намерениях. И даже понятые позже, в суде, отказались от того, что следователь написал в протоколах осмотра «места преступления» — ​спален молодых людей и входа в местный отдел ФМС, где они, по версии следствия, собирались получить загранпаспорта.

Таких дел, как это, по республике пруд пруди. С тех пор, как я познакомилась с Красной Турбиной, мне уже прислали несколько аналогичных, изготовленных при помощи копипаста. Обстоятельства преступлений и нюансы их раскрытий совпадают до дат! Все возбуждены с подачи полиции и расследованы СК, не ФСБ (хотя речь идет о преступлениях террористической направленности). Это, конечно, не исключает того, что среди людей, проходящих по ним, действительно могут быть преступники. Однако со всей определенностью этот факт свидетельствует, что весной этого года у чеченской полиции возникла необходимость придать видимость законности большому количеству одномоментно возникших дел.

Одинаковых дел много — но возмутилась одна только Красная Турбина.

Когда я впервые увидела Красную Турбину, она произвела на меня впечатление сжатого кулака. Утром перед процессом в помещении суда собиралась огромная толпа. (Спустя еще несколько заседаний, под конец процесса судья даже начал ограничивать доступ в зал).

Люди сами подходили ко мне и говорили что-то по сути предъявленного обвинения. Говорили такие вещи, словно не видели в ютубе всех этих покаянных роликов, в которых другие люди — ​молодые и старые, сильные и слабые — ​извиняются перед Рамзаном Кадыровым за допущенную критику чеченских порядков.

ВВечером, после суда, мы сидели на кухне у Салмана Тарамова, отца подсудимого Магомеда, и я допытывалась у него, откуда у Красной Турбины взялась такая храбрость. И он рассказывал мне про екатерининские времена, когда здешние равнинные чеченцы сосуществовали с казаками по ту сторону Терека; и про Ичкерию, которой Красная Турбина единственная из окрестных поселков не покорилась; и про то, как он сам прошел и Ливан, и Крым, и Донецк, и имеет, конечно, гордые награды, и не один он такой на Турбине. Из этих рассказов мне представлялась какая-то особенная, не лояльная — но преданная России точка на карте Чечни, исповедующая дремучую веру в силу закона своего государства. И когда в суде их сыновья и братья рассказали о том, как из них выбивали те самые признательные показания, которые следователь, а за ним и чеченские прокуроры признали достаточным доказательством вины, я думаю, была оскорблена вера многих.

Подготовить письмо им помог адвокат сыновей Владимир Рутковский. (Этот факт, насколько мне известно, Красной Турбине особенно ставился в вину — ​как будто умение писать письмо на имя Генерального прокурора в каждом из нас заложено с рождения). Подписи собрали примерно за неделю. 17 августа по почте заказным письмом отправили в Генеральную прокуратуру, аккуратно указав в графе «наименование отправления»: «Коллективная жалоба на имя Генерального прокурора РФ на 15 листах».

Мне прислали фотокопию этой жалобы, и в «Новой газете» вышла публикация.

Вечером того же дня, 17 августа, Салману Тарамову позвонили. В звонившем Салман узнал Мамеда Магомадова, начальника криминальной полиции Старопромысловского района. Несколькими днями ранее Мамед Магомадов крайне экспрессивно выступил на процессе Тарамова — Тазбиева. Отвечая на вопросы прокурора об обстоятельствах дела, он называл подсудимых ублюдками, а также накинулся с оскорблениями и угрозами на адвоката Рутковского, когда тот вступился за своих подзащитных. Позже Магомадов принес суду извинения за непозволительное поведение, но дальнейшие события показали, что эти извинения Магомадов ценит примерно так же, как конкистадоры ценили стеклянные бусы — ​сокровище для недалеких туземцев.

Мамед Магомадов звонил, чтобы вызвать Салмана Тарамова, его брата Султана, а также Магомеда Тазбиева, дядю Джамалая (отца у него нет, его вырастил дядя) в РОВД Старопромысловского района — ​на встречу со спикером чеченского парламента Магомедом («Лордом») Даудовым и заместителем министра внутренних дел Чечни Апти Алаудиновым. Об этом звонке Салман успел сообщить адвокатам — ​и Владимир Рутковский с Хавой Ахмадовой, также участвующей в процессе, сразу помчались к стенам РОВД.

Спустя час Владимиру Рутковскому позвонил Магомед Тазбиев. Он успел сказать ему всего три слова: «Бьют, бьют, бьют». История, которая до этого казалась каким-то невероятным, невозможным исключением из правил, обретала ожидаемые очертания: стало понятно, что Турбину ломают.

В этот же вечер «Новая газета» отправила письмо на имя главы государства.

государства.

Тем временем появилась информация о том, что в поселке проходят задержания соседей, подписавших письмо к Генеральному прокурору. Одними из первых забрали Джамалая Дударова и его жену — ​они живут напротив Тазбиевых. Их увезли на серебристом ВАЗ 2114 с номером т670оо95RUS. Спустя минут пятнадцать адвокат Рутковский подтвердил, что машина с таким номером зашла на территорию РОВД.

На короткое время полицейский начальник Мамед Магомадов привез Салмана Тарамова и Магомеда Тазбиева домой — ​видимо, забрать копию того самого письма. Родные успели заметить у них следы побоев.

Одна за другой посыпались фамилии других людей, доставляемых в РОВД: Закаев, Пайхаев, Газиев — ​они шли прямо по списку подписантов. Около РОВД начала собираться толпа родственников. Когда я звонила кому-то за новостями, я постоянно слышала, как в трубке воют женщины.

Полицейские начали активно интересоваться фигурами адвокатов, которые на своих машинах по-прежнему стояли под стенами РОВД. Я как раз разговаривала с Владимиром Рутковским, когда он сказал: «Ко мне идет подполковник. Не клади трубку». И я слышала, как подошедший человек задавал адвокату вопросы про «Новую газету». А потом его тоже увели в РОВД — ​об этом мне рассказала его коллега Хава Ахмадова.

Их всех отпустили глубокой ночью. По кусочкам мы можем восстановить все то, что происходило в РОВД в эти часы.

Из ИВС доставили подсудимых — ​молодых Тарамова и Тазбиева. Все, что было дальше, было в присутствии отцов. И в отношении отцов — ​так же.

Упрямая штука — ​чеченская гордость — ​не дает мне возможности узнать, как именно пытали Тарамовых и Тазбиевых, но она дает мне слышать оценки. «Это нелюди вообще». Чеченская гордость не позволяет рассказывать, как пытали человека, чтобы спустя несколько часов он, до тех пор бившийся за своего младшего, как лев, видевший весь абсурд представленных в суде доказательств, сказал бы треснувшим голосом: «Ну что мне, отцу, делать, если на нем правда вина…»

С Владимиром Рутковским разговаривал лично Магомед Даудов, зловещий «Лорд». Он не был зол — ​он пребывал в хладнокровной ярости.

Если же они признают, что обвинение справедливо, — ​то адвокат Рутковский выйдет из дела. И «принесет личные извинения чеченскому народу». На камеру.

Вскоре после этого адвоката отпустили. Он позвонил и сообщил, что подзащитные отказались от его услуг. Позже стало известно, что родственникам подсудимых категорически запретили нанимать русских адвокатов.

Весь следующий день, 18 августа, Красную Турбину утюжили полицейскими рейдами. Людей свозили в РОВД. Старших Тарамовых и Тазбиева вновь забрали. Вечером мне позвонили. Сухой, слабый, мне показалось, старческий голос в трубке проговорил:

Я подумала, что мне предъявлен козырной кавказский аргумент в разговоре: со мной говорит старший в роду. Сообщает мне чьи-то чужие требования как свою волю. Только спустя минуту я сообразила, что старик, которого я приняла за отца Салмана, за того, которого я даже не видела никогда — ​это и был, наверное, сам Салман Тарамов.

И все же он не назвал себя, и это дает мне право надеяться на то, что звонивший не был Салманом. Мне трудно соединить в своей голове того мощного мужика, боевого офицера с бицепсами и государственными наградами, и этот слабый старческий голос.

К вечеру 18 августа появилась информация о том, что в центре Грозного, у музея Ахмата Кадырова пройдет митинг. Что люди, подписавшие письмо Чайке, выйдут и заявят публично, что были введены в заблуждение и не писали Генпрокурору всего того, что написано в этом письме. Они должны были стать толпой и все вместе скандировать: «Мы заблуждались! Мы заблуждались! Мы заблуждались!»

Около семи вечера 18 августа стало известно, что людей погрузили в автобусы и куда-то повезли. И вскоре после этого мне сообщили, что покаяние якобы состоялось. К музею рванули адвокаты, однако никаких автобусов, никакой толпы и никаких камер там не увидели. Никто из жителей Турбины, кого увезли на автобусах, на связь не выходил. Куда все делись?

Интрига разрешилась позже. Наши коллеги из «Русской службы «Би-би-си» дозвонились до члена совета по правам человека при главе Чечни Хеды Саратовой. Она сообщила, что «около 70 жителей поселка, подписавших письмо к Чайке, приехали в Грозный по своей инициативе, чтобы встретиться с ней. <…> Встреча прошла в актовом зале, потому что на улице шел дождь, а никакого митинга на проспекте Путина не было».

Также «Би-би-си» приводит текст «отказного заявления»:

Отказные заявления люди, конечно, написали. Но учитывая масштаб бунта, для сатисфакции местных властей, этого было явно недостаточно. Однако главное действо, запланированное по унизительному сценарию, так и не состоялось. Никто не покаялся публично. Ни жители Красной Турбины. Ни адвокат Рутковский. И вот в этом, по-моему, и была главная новость. Какая-то сила вмешалась в закономерное развитие сюжета и запретила этот цирк. Не дала раздавить Красную Турбину.

В итоговых десятичасовых новостях по местному телевидению о событии, из-за которого республику трясет уже несколько дней, прямо не было сказано ни слова. Главный сюжет был о всероссийском форуме Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМС), проходящем в эти дни в Грозном.

На встрече с руководителем ФОМС Натальей Стадченко Рамзан Кадыров эмоционально говорил вовсе не об успехах медицинского страхования в республике, а о том, что какие-то силы хотят всех убедить, что Чечня — ​это не Россия, тут не действует Конституция, не работает российский закон. Стадченко растерянно слушала.