Главная » Все Новости » Главная новость » Сацита Асуева: Чеченский феномен: Неистребимая страсть к свободе гл. 41 

Сацита Асуева: Чеченский феномен: Неистребимая страсть к свободе гл. 41 

Чеченское общество и ваххабизм.

Дорога из Нальчика в Грозный после нескольких часов, проведённых в душном самолёте чартерного рейса, не казалась тягостной. Я была благодарна возможности надышаться свежим воздухом.

Водитель микроавтобуса, занимавшийся перевозкой пассажиров, наотрез отказался заезжать в Урус-Мартан, когда руководитель группы шоптуристов обратилась к нему с такой просьбой, объяснив, что это небезопасно в такое позднее время (было около трёх часов ночи). На мой вопрос, в чём заключается опасность, отвечал: «Да это же гнездо ваххабистов».

Шоптуристки, все без исключения знавшие его по имени, пытались даже сыграть на его мужском самолюбии, но он был неумолим: «Можете считать меня трусом, но мне пока жизнь не надоела». Честно говоря, я эти разговоры не восприняла всерьёз, уверенная, что водитель просто балагурит, заводя молодых женщин забавы ради, и была очень удивлена, когда он проехал перекрёсток, не сворачивая в Урус-Мартан.

Спросила у руководителя группы: «Это он что, всерьёз отказывался туда ехать?» «Да. Они опасаются ехать туда ночью. Но днём проблем не бывает. Мы ведь постоянно развозим грузы», — сказала она. О ваххабитах я, конечно, слышала не впервые, но не предполагала, что всё так серьёзно.

Ещё в 1996 г. я много раз становилась свидетелем споров между Муслимом, проповедовавшим идеи ваххабизма, и другими сотрудниками Информационного Центра Генпредставительства в Турции, отвергавшими их. В отличие от своих оппонентов – выпускника нефтяного института Вахи и историка Магомеда — Муслим образования не имел.
Впервые я услышала о нём несколько месяцев назад. Он запустил из Стамбула информацию от имени «Чечен-пресс», непрофессиональность которой меня ужаснула и возмутила. Я начала наводить справки и вышла на него по телефону.
Поскольку его самого, как журналиста, я не знала, спросила, знает ли он меня. Он ответил, что знает и что не раз встречался со мной, состоя на службе у Удугова. Но увидев воочию, я его припомнить не сумела и удивилась своей ненаблюдательности. Ведь, казалось бы, помнила всех, кто работал в Департаменте Информации и Печати и даже рабочее место каждого в нескольких кабинетах на 4-м этаже Президентского Дворца.

— А у него не было рабочего кабинета, — сказал кто-то из ребят. — Он возил Удугова.

— А откуда эти постулаты?

— Из Крачковского, — засмеялись они в ответ.- Это единственный источник его познаний. Плюс всякие брошюрки ваххабистского толка.

Коран в переводе И.Ю.Крачковского я читала. К слову, наиболее удачным считается перевод В.Пороховой. По крайней мере, многие учёные, с кем я говорила на эту тему, придерживаются такого мнения. Перевод В.Пороховой вызывает больше доверия ещё и потому, что получил одобрение Совета учёных-теологов, членом которого является её свёкор, с которым она имела возможность консультироваться во время работы над переводом. Учёным является и супруг В.Пороховой, араб по национальности, который также располагает профессиональными знаниями в области теологии. Этими подробностями поделилась сама Порохова, принимавшая, вместе с супругом, участие в научной конференции, состоявшейся в университете им.Л.Н.Толстого, на которой я присутствовала.

Почти ни один спор с Муслимом не обходился без И.Ю.Крачковского, на которого он то и дело ссылался в подтверждение своих доводов. «Только не надо Крачковского», — предупреждали его ребята, как только он принимался приводить известные цитаты, давая понять, что не намерены продолжать разговор. Им не нравилось, когда он подвергал сомнению чужую религиозность. Получалось, что все мы – мусульмане ненастоящие, а только по рождению. Во время очередной «проповеди» Муслим заявил, что считает неверным, что в паспорте, в графе «национальность», пишется «чеченец». Нужно писать «мусульманин». «Ну, тогда начнём это нововведение с тебя, — парировал Ваха.- Запиши это в свидетельство о рождении своего сына (он родился несколько недель назад)».

Муслим очень болезненно воспринимал критику в свой адрес по поводу распространения неотредактированных информаций, содержавших множество стилистических и орфографических ошибок, а также замечания о том, что каждый должен заниматься своим делом.

Другого пропагандиста ваххабизма звали Арби. Это был классный компьютерщик и неплохой, в общем-то, парень, но его призывы отказаться от достижений цивилизации и вернуться к патриархальному образу жизни вызывали недоумение. По его мнению, всем без исключения чеченцам было необходимо обзавестись домашним скотом и заняться возделыванием земли. При этом полностью исключалось какое-либо образование вообще.
На него это, очевидно, не распространялось, поскольку виртуозно владея компьютером, этой вершиной современной технической мысли, он продолжал неуклонно совершенствоваться в этой области, вместо того, чтобы пахать землю в соответствии со своими идеями. На мой вопрос, как же обойтись без врачей, ведь любой человек может заболеть хотя бы раз в жизни, отвечал, что тот, кому суждено умереть, умрёт и так, а кому нет, выздоровеет и без помощи врача.

— А что делать, когда заболит зуб? Ведь это такая невыносимая боль!

— В таком случае всегда найдётся человек, который умеет удалить зуб, — стоял на своём Арби.

— Значит, лечение нам противопоказано? — продолжала я.

Арби предпочёл на этот вопрос не отвечать. Но продолжал защищать свои идеи, а несколько его оппонентов – опровергать их более убедительными доводами, обвиняя его в умышленном отрицании прогресса и попытке внедрить подобные установки в сознание чеченского народа с определённой целью. Подобные споры переходили в яростную словесную дуэль, когда речь заходила о форме одежды, причём, женской.

По мнению Муслима, голова женщины должна быть покрыта так, чтобы не было видно ни единого волоска. При этом он не исключал ношения брюк, наподобие мусульманских женщин Востока. Тогда как в Чечении, по установившейся традиции, женщины отдают предпочтение платьям и юбкам. В этом вопросе он находил полное понимание у Арби, тогда как все остальные считали, что право выбора формы одежды должно быть индивидуальным, но не противоречащим национальным традициям. То есть, одеваться современно, не нарушая при этом общепринятых норм приличия. Но даже если предположить, что вдруг появилась бы необходимость отказаться от современного вида одежды, почему бы не вернуться к своей, национальной? Изящные чеченские национальные костюмы подчёркивают женскую грацию и мужскую стать. Зачем же перенимать чужое?

Что касается покрытия головы, чеченские женщины во все времена уделяли большое внимание красоте волос не для того, чтобы прятать их от посторонних глаз. Мыли лечебными травами, прекрасно разбираясь в том, какая трава способствует укреплению волос, а какая придаёт необыкновенный блеск. Подпитывали их специальными маслами. Об этом мне рассказывала моя бабушка Мимпи, дожившая до ста с лишним лет, не потеряв прекрасного зрения и зубов. Она никогда не пользовалась очками, легко вставляя нитку в иголку.

Обычно вымытые и ухоженные волосы девушки укладывали под косынку или тонкий платок так, чтобы на них не попала ни одна пылинка, и открывали только по случаю увеселительных мероприятий – свадьбы или вечеринки. Тогда они распускали свои шикарные объёмные косы под тонкими головными шифонами, которые не только не скрывали, а, наоборот, подчёркивали их великолепие. Конечно же, достигнув пожилого возраста, чеченские женщины покрывали волосы полностью, но в молодости это было необязательно.

Особенное значение девушки придавали грации. Ведь женский праздничный наряд – гIабли – предназначен для стройной фигуры. Осведомлённые заранее о предстоящей свадьбе, они ещё за несколько дней до неё переходили на строгую диету, чтобы уменьшить размеры и без того тонких талий. Присутствие на свадьбе девушек, известных своей красотой и благовоспитанностью, считалось престижным и придавало особый вес мероприятию. Поэтому те, у кого должна была состояться свадьба, прилагали немало усилий, чтобы заручиться согласием родителей отпустить к ним свою дочь.

Приглашение делалось заранее и порой по нескольку раз, так как явиться на свадьбу после первого же приглашения считалось не очень достойным для благородной девушки. Строго избирательно подходили к этому вопросу и родители, отпуская дочерей лишь к тем, кто пользовался хорошей репутацией и уважением односельчан.
Девушку, как правило, сопровождали родственницы – сноха, тётя или замужняя сестра, которые обязаны были находиться рядом до конца свадьбы. Кроме того, что критерий оценки свадьбы определялся присутствием красивых и благовоспитанных молодых особ, это имело и материальное значение для организаторов, хотя этот момент никем особо в расчёт и не принимался.

Когда в круг танца выходила очередная пара, ведущий, с неизменным атрибутом — палочкой-указкой — в руках, громко вопрошал: «Кто знает эту девушку?» И от количества голосов, отвечавших на этот вопрос положительно, зависел успех девушки. Если она была хороша собой, то, соответственно, и откликнувшихся оказывалось больше. Но это вовсе не означало, что все они действительно знакомы с ней. Многие этим «признанием» демонстрировали своё расположение к обсуждаемой особе или готовность за ней ухаживать.

Все, кто признавал себя «знакомым», должны были платить за «знакомство», и поднос с деньгами, который подносил к каждому из них помощник ведущего, наполнялся новыми ассигнациями, а более щедрые бросали деньги под ноги танцующей, но это должна была быть более крупная сумма. Такие знаки внимания со стороны молодых людей ещё больше поднимали девушку в глазах окружающих. Этот обычай существует и поныне. Ещё несколько лет назад я была свидетелем диалога двух селянок, когда одна рассказывала другой, как много денег было брошено в честь какой-то их общей знакомой.

После свадьбы девушки подбирали и покрывали волосы, оберегая их от солнца и пыли, чтобы вновь открыть на очередной свадьбе или вечеринке. Убиралось и праздничное гIабли. Каждая девушка имела их по нескольку – вечерние из помбархата и дневные из тончайших шелков.
Этот женский наряд имел преимущество с точки зрения поддержания формы фигуры благодаря особому покрою, а также обязательному металлическому поясу, плотно охватывавшему талию и препятствовавшему увеличению её в размерах, но неудобному в быту. Тем большее удивление вызывают рассказы о моей прабабушке, матери моего дедушки по отцу, дожившей до преклонного возраста и носившей гIабли до самой смерти. Но это была не единственная особенность, отличавшая мою прародительницу от большинства её сверстниц.

Она умерла задолго до моего рождения, и мои впечатления о ней складывались благодаря воспоминаниям бабушки Мимпи, матери моего отца, доводившейся прабабушке снохой. Мне было небезынтересно узнать, что прабабушка никогда не бывала на базаре, руководствуясь определёнными и вполне убедительными, по мнению бабушки Мимпи, соображениями. Она знала арабский язык и была единственной женщиной – членом совета старейшин, на чей суд выносились вопросы чрезвычайной важности, от справедливого разрешения которых зависела порой судьба человека. Она была прямолинейной и властной женщиной. Пользовалась большим авторитетом среди земляков.

В первый же день вступления моей бабушки в их семью, свекровь заявила, оставшись с ней один на один: «Я не буду обсуждать твоё поведение. Ты ещё очень молода, и ошибки неизбежны. Мой долг помочь тебе приобрести необходимый опыт. И если ты тоже этого желаешь, запомни одно правило: я никогда не повторяю одного и того же дважды». По утверждению бабушки Мимпи, её свекровь ни разу не нарушила этого принципа и никогда не повышала голоса в её присутствии. По её собственному признанию, она искренне любила свекровь и гордилась ею. Посвящала её в то, чего не доверяла даже собственной матери.

В нашей семье существует предание о том, что наша прабабушка стала свидетелем явления, которое наступает в священную ночь, называемую арабами Аль-Кадер. В эту ночь началось ниспослание Корана, которое продолжалось 23 года. Согласно мусульманскому поверью, в эту ночь на миг замирает природа, густеет и останавливается в реках вода. Это момент, когда Аллах внимает просьбам правоверных и исполняет их желания.

Известно, что моя прабабушка со своими двумя верными подругами ожидала божественного явления на протяжении четырёх лет. И все три были вознаграждены за долготерпение на пятый раз. Они ясно увидели знамение, из которого поняли, что долгожданный момент наступил. Известны и просьбы каждой из них. Обе подруги моей прабабушки молили Всевышнего о жизненных благах, чтоб не имели они и их наследники недостатка ни в чём. Моя же прабабушка молила Аллаха не оставлять безнаказанными подлость и предательство, совершённые в отношении всех её потомков. И все её потомки приводят множество примеров милости Аллаха, внявшего, по их мнению, её молитве.

По рассказам бабушки Мимпи, её свекровь оставалась стройной и красивой даже в старости. Все её сыновья и дочери пошли в неё не только высоким ростом, но и нравом. Мне на всю жизнь запомнилась история, в которой участвовала одна из её дочерей.

Единственную сестру моего отца, тётю Петимат, вознамерились выдать замуж по сватовству, за человека, к которому она не испытывала никаких чувств. Убежищем для себя она выбрала дом одной из своих замужних тёток, сестру своего отца, которая проживала в другом районе. Многочисленные братья тёти Петимат, одним из которых был мой будущий отец, искали её по всем родственникам и напали, наконец, на след беглянки.

Мой отец, ещё не женатый тогда молодой человек, обыскав дом своей тёти, летнюю кухню, кладовку и даже сарай, направился было к приставленной к стене дома лестнице, чтобы осмотреть чердак. Но тут раздался грозный окрик хозяйки дома, сидевшей под летним навесом и до тех пор с лукавой улыбкой наблюдавшей за его передвижениями :

«Попробуй сделать ещё один шаг к этой лестнице, и я поверю, что ты действительно смелый мужчина», — сказала она, направляя на него дуло блестящего маузера. Отец был не из робкого десятка, но, зная решительный характер своей тётушки, был вынужден ретироваться. «Да, твоя сестра здесь, — сказала она. – Но вам не удастся забрать её отсюда силой и выдать замуж против её воли. И отцу своему передай, пусть никого сюда больше не посылает».

Мой отец не забыл обиды, и именем своей тёти Гази, символизирующим, по его мнению, строптивость, время от времени называл одну из моих сестёр, отличавшуюся непослушанием. С этой сестрой моего дедушки мне встретиться не довелось. Её сын, Баматгиреев Магомет Ширванович, работал вторым секретарём Чечено-Ингушского Обкома КПСС в 1980-х годах и пользовался репутацией исключительно честного человека.
Тётя Петимат вышла за молодого человека, который долго ухаживал за ней и которому она отвечала взаимностью.

Из этих и подобных им воспоминаний старших очевидно, что чеченские женщины не были забитыми существами, которых Советская власть освободила от «пережитков прошлого», как это внедрялось в сознание общества при помощи советской литературы и средств массовой информации. Они принимали участие в общественной жизни и, в зависимости от личностного характера, могли принимать самостоятельные решения наряду с мужчинами. Интересные истории из жизни их предков хранятся, я уверена, и в других чеченских семьях.

Большое внимание в чеченском обществе уделялось культуре взаимоотношений. Давая уроки нравственности моим старшим сёстрам, моя мачеха постоянно напоминала им о том, что если молодой человек позволяет себе сидеть в их присутствии в небрежной позе, то это признак его невоспитанности. «Упаси вас Бог связать свою жизнь с таким человеком».

Чеченский народ прогрессировал, как и весь остальной мир, с одной лишь разницей, что на пути его развития всегда воздвигалось множество препятствий. Сначала это было противостояние многочисленным иноземным захватчикам, а позже – депортация периода Cоветской власти и годы борьбы за выживание в условиях геноцида.
Серьёзная попытка повернуть вспять развитие чеченского народа была предпринята и сторонниками ваххабизма, чьё влияние усилилось в республике после первой русско-чеченской войны. Это особенно касалось женщин, которым отводилась второстепенная роль. Случай, который приводится ниже, произошёл в 1997 г. О нём мне расказала моя знакомая, профессор филологии Чеченского Госуниверситета им. Л.Н.Толстого, Зулай Хамидова.

Посещение ею шариатского суда было вызвано необходимостью подготовки документов на утраченное в результате боевых действий жильё. «Добрый день!» — сказала она, войдя в кабинет, обращаясь к двум бородатым молодым людям, копавшимся в бумагах, каждый за своим столом. Ответа не последовало. Решив, что они настолько увлечены работой, что не заметили её присутствия, она повторила приветствие более громким голосом.

«Вот что, женщина, — услышала она в ответ после некоторой паузы. — Возвращайся-ка ты домой. Надень на голову большой платок и приходи сюда в сопровождении мужчины». Тот платок, что был у неё на голове, очевидно, не отвечал их стандартам.

А четырнадцать веков тому назад Пророк Мохаммед (А.С.) говорил: «Клянусь Аллахом, недалёк тот день, когда мусульманке можно будет в одиночку безбоязненно совершать паломничество из Кадези в Мекку» (Вашингтон Ирвинг, «Жизнь пророка Магомета». Роман-газета «Араз», №5, стр.47, 1999 г.).

Другой случай происходил весной 1999 г. в г.Урус-Мартан. Несколько молодых людей, которые несли дежурство на центральной автобусной остановке, отказывались пропускать в автобус нескольких девушек и молодых женщин с непокрытыми головами. Одни такое вмешательство осуждали. Другие же считали, что если не принять срочных мер, чеченские женщины «скатятся» по своему внешнему облику к западным стандартам с их вызывающим натурализмом.

А в это же время в Турции, стране, где национальной религией является ислам, тоже шли споры, связанные с женским головным платком. Только там, наоборот, пытались его снять с женщин, тоже насильно.

Парламент Турции устроил бурю протеста против только что избранной в депутаты Мерве Кавакчи, отказавшейся снять платок, которым она покрывается согласно своим религиозным убеждениям. Но единства на сей счёт в Парламенте не было.

Резкое неприятие женщина-депутат, отказавшаяся поступиться своими принципами, вызывала лишь у определённой части, большинство которой составляли члены правящей партии ДСП (левой республиканской партии во главе с Б.Эджевитом). И происходило это в стране, где 64,2% женщин ходят покрытыми, а если учесть покрывающихся после замужества, то эта цифра вырастет до 72,7%.

М.Кавакчи оказалась перед выбором: пойти на компромисс или отказаться от депутатского мандата. Она выбрала последнее, ибо считала, что в противном случае предала бы доверие своих избирателей, отдавших ей голоса именно в её настоящем обличье, включая все его составляющие. Инженер–программист Мерве Кавакчи, получившая образование в США, покинула свою страну, устав от повышенного интереса со стороны СМИ не только по отношению к ней, но и к двум её малолетним дочерям, и переехала в Америку, куда ещё раньше вынуждены были перебраться из-за своих религиозных убеждений её родители-профессора. В 2004 году М.Кавакчи обратилась в Европейский суд по правам человека, оценив нанесённый ей моральный ущерб в 10 миллионов долларов. Суд объявил Турцию неправой стороной, но без выплаты морального ущерба.

Борьба, направленная на насильственное изменение облика отдельных групп или целого общества, — явление далеко не новое. Стрижка бород, которая была встречена яростным сопротивлением бояр, расценивается, как прогресивный шаг в реформаторской деятельности Петра I. Борьба против бород продолжалась на разных уровнях и в более поздние времена.

В 1980-х годах Председатель Государственного Комитета по телевидению и радиовещанию С.М.Лагутин неоднократно ставил вопрос о внешнем облике сотрудников телевидения, «дискредитировавших» своими бородами орган советской пропаганды. Но редактор В.Вардиев подчиняться приказу категорически отказался. Отстранить его от занимаемой должности без серьёзных на то оснований председатель не мог. А придраться к качеству кинопередач прекрасно разбиравшегося в киноискусстве выпускника ВГИК с профессиональной точки зрения было невозможно.

Виталию запретили выходить в эфир. Он перенёс этот удар стоически, так и не расставшись со своей модерновой бородой. Когда В.Вардиев впервые узнал о том, что вышел приказ председателя Комитета о запрете на выход в эфир носителей бород, он, прекрасно понимая, что эта акция направлена против него, спросил: «А что, теперь и Карла Маркса нельзя будет показывать по телевидению?», чем очень позабавил сотрудников информационной редакции, с самого начала не воспринимавших всерьёз всю эту возню.
Запрет этот потерял силу вместе с уходом С.Лагутина на пенсию. Новый председатель, Ю.В.Мареченков, смотрел на вещи более рационально. Для него ценность сотрудника определялась его творческим потенциалом, а не вкусовыми предпочтениями.

Нельзя сказать, что привязанность наших сотрудников к своим бородам была настолько сильной, что они не могли без них жить. Виталий, например, несколько раз менял фасон своей бороды и даже сбривал её начисто, но отказывался делать это под давлением. Вардиев защищал, прежде всего, своё человеческое достоинство.
Этого нельзя было сказать о так называемых ваххабитах местного пошиба.

Эти молодые люди отличались от своих сверстников не только бородами, но и вызывающим поведением, открыто демонстрируя пренебрежение к окружающим, причём без скидки даже на возраст. А неуважение к старшим в чеченском обществе расценивается, как последняя степень нравственного падения. «Знай,- приговаривал отец, наказывая своего юного сына, — что ты потерял право называться къонах (мужчина, обладающий всеми необходимыми достоинствами) в тот момент, когда поднял руку, чтобы указать пожилому человеку место, которое он ищет. Твой долг – довести его до этого места».

Напускная важность наших героев, их возвышенные речи и разглагольствования о мусульманстве и их петушиная спесь молниенносно улетучивались, стоило только Президенту А.Масхадову сделать несколько резких замечаний в адрес этого воинства во время очередного выступления по республиканскому телевидению. В таких случаях они быстро сбривали свои бороды и становились тише воды, ниже травы. Но проходило какое-то время, и к ним возвращалась самоуверенность. Они снова принимали прежний облик и наглели на глазах, используя паузу, наступившую со стороны руководства республики.

* * *

Острая нехватка техники и служебного транспорта создавала далеко не творческую обстановку на Республиканском телевидении. На 35 человек, занимавших журналистские должности, — всего три автомашины и три видеокамеры. Это приводило к постоянным срывам выездов на съёмки. Если учесть, что для подготовки ежедневной информационной программы, занимающей приоритетное место на любом телевидении, необходимы, как минимум, две автомашины и две видеокамеры, то на все остальные, отраслевые, редакции оставались одна машина и одна камера.

Но это – теоретически. А на практике всё обстояло гораздо хуже: то выйдет из строя одна, а иногда сразу две камеры, то произойдёт поломка транспорта. Тут уже не об отраслевых передачах приходится думать, а как бы информационную не сорвать. Но должны работать и сельскохозяйственная, и детская, и художественная, и промышленная и все остальные редакции. С одной стороны, от сотрудников требуется своевременная подготовка передач, а с другой – срывы съёмок происходят не по их вине.

В то время в штате телевидения состоял молодой человек с импозантной чёрной бородой, заведовавший так называемой исламской редакцией (до сих пор не могу понять, почему она так называлась; по всей видимости, это был защитный код), который находился на привилегированном положении. Ему на постоянной основе были приданы служебная машина с водителем, личный оператор с камерой и эфирное время на его собственное усмотрение.

Передачи, которые он готовил, а таковыми их можно было назвать только с большой натяжкой, не носили выраженного исламского характера и шли в эфир в обход не только творческого руководства телевидения, но и заместителя председателя по религии, профессионального теолога, получившего высшее образование в одной из арабских стран, несмотря на его протесты.

Вызывало недоумение, как на такой должности мог оказаться человек, не имеющий не только специального теологического, но и никакого образования вообще. Напрашивался вопрос, откуда у него такая завышенная самооценка, особенно после того, как он начал требовать для себя новых привилегий. Я даже не сразу поняла, что речь идёт о личной охране, когда на одной из «летучек» он выступил с довольно претенциозным вопросом:
«Можете ли вы дать гарантии моей безопасности? И кто понесёт ответственность, если со мной что-нибудь произойдёт?» и т.д.

«А как же? – сказал с иронией один из наших старых сотрудников, когда мы вернулись к этой теме уже в кабинете. — Это же хозяева жизни. Раньше нас воспитывали коммунисты, а теперь – ваххабиты. Одни несли цивилизацию в лаптях, другие – в коротких штанах. И все почему-то берутся исправлять наши обычаи и веру. Коммунисты наше духовенство называли не иначе, как реакционным, и Советская власть преследовала их, как классовых врагов. А теперь оказывается, что и мусульмане мы ненастоящие, и религия наша нуждается в усовершенствовании, и одеваемся мы не так. Они берутся за всё, не зная до конца ничего. Как это всё напоминает опыты, уже имевшие место в нашей жизни», — говорил он, напомнив при этом нескольких общих знакомых, которые, благодаря членству в КПСС, были незаслуженно назначены на ответственные должности.

Так оно и было. Коммунисты действительно пользовались привилегиями в получении и жилья, и санаторных путёвок, и других благ. Им отдавалось предпочтение и при повышении по службе, хотя во многих случаях они уступали своим непартийным коллегам и с профессиональной, и с моральной точки зрения.
Однако необходимо отметить, что было немало и скромных рядовых членов партии, которые искренне верили в светлое коммунистическое будущее и были страшно разочарованы, когда поняли, что их водили за нос, взымая ежемесячные партвзносы для пополнения партийной копилки, находившейся в полном распоряжении ЦК КПСС. Наш звукорежиссёр Х.-У. Костоев намеревался даже подать на КПСС в суд за утраченные надежды, так как был привлечён в ряды партии посулами близкой победы коммунизма, оказавшегося мифом.

В обоих случаях следует разграничивать тех, кто искренне заблуждался, и тех, кто вводил в заблуждение других сознательно. В годы распространения в Чеченской Республике ваххабистского течения наблюдались усилия, направленные на переоценку ценностей. Была предпринята попытка стереть между людьми грань, определяющуюся коэффициентом полезности личности для общества, с учётом затраченных на его образование средств; поставить знак равенства между специалистом и люмпен-пролетарием; низвести одних и возвести других, противопоставляя знаниям – невежество. Примеров подобного опыта, отражённых в многочисленных литературных произведениях, немало и в истории России.

Многочисленные знакомые и друзья, с кем мне приходилось говорить на данную тему, сходились во мнении, что большинство из тех, кто называет себя ваххабитами, не имеют настоящего представления об этом течении. Это, как правило, малообразованные молодые люди, легко вступающие в спор, не зная темы, не умеющие слушать и часто бестактные по отношению к собеседнику, пытающиеся компенсировать отсутствие знаний лозунгами околорелигиозного содержания.

А вот впечатление о молодом человеке из г.Неджда, изложенное агентом английской спецслужбы; оно приводится в книге М.Сыддыка Гюмюша «Признание английского шпиона» (издательство «Вакыф Ихляс», №2):

«…Звали его Мухаммед Абдель Ваххаб Неджди.Этот неуравновешенный юноша говорил в высшей степени громко и, наверное, был очень нервным… …Самовлюблённый молодой Мухаммед из Неджда в понимании священного Корана исходил из собственных пристрастий. Попросту ставил ни во что не только высказывания учёных своего времени и имамов четырёх мазхабов, но и взгляды таких больших людей, как родственники и наследники пророка – Эбу Бекр и Омер…»
Позже мы узнаём, что Мухаммед Абдель Ваххаб Неджди, родившийся в 1111/1699 г. и умерший в 1207/1792, и является основоположником ваххабизма, находившимся, по его собственному признанию, под огромным влиянием английского шпиона Хампера. Многие из учений ваххабизма были внушены Ваххабу именно им.

Не обладая достаточными знаниями в данной области, я не раз обращалась с вопросами о сущности ваххабизма к людям, обладающим фундаментальными знаниями в исламской религии. И учёные-теологи из Иордании, и религиозные деятели Чечении, Турции и других стран были единодушны во мнении, что ваххабизм – это течение, искажающее Коран и наносящее огромный вред всему исламскому миру, раскалывая его изнутри.

Возникает вопрос, знали ли об этих противоречиях все те, кто последовал этому движению или распространял идеи ваххабизма в Чеченской Республике? Какими мотивами руководствовался каждый из них – искренней ли верой, меркантильными интересами или чем-то иным?

Приведу случай, поведанный мне жительницей с.Старая Сунжа, встреченной мной в г.Назрань в 2000 г. Полагая, что готовившаяся военная операция спровоцирована ваххабитами, делегация, состоявшая из местных стариков, обратилась к кому-то из военного начальства, от которого зависела судьба их села, с просьбой не подвергать его разрушению, заверяя, что ваххабитов у них нет. Ответ был ошеломляющим.
«Всё знаем, — изрёк военный чиновник и, заглянув в какие-то списки, продолжил. – В вашем селе 35 ваххабистов, и 15 из них работают на нас».

Трудно сказать, правду ли он говорил или лукавил нарочно, но и исключить эту версию с полной уверенностью вряд ли возможно. Может быть, пропорция слишком завышена? Но ведь и бросившихся бежать при первом же выстреле среди них было предостаточно. А кто, с чем и куда бежал – с рапортом ли о проделанной работе в ФСБ; к счетам ли в банках с гонорарами за расширение сферы распространения ваххабизма; или с горькой ностальгией по недавней сытой жизни, утраченной вместе с нефтяными «ямами», — не так уж и важно.

Оказывается, что в определённых обстоятельствах свежевыбритые лица вчерашних бородачей способны вызывать отвращение и ненависть.
«Видеть не могу этих оборотней», — говорила следователь республиканской прокуратуры, указывая на двух молодых людей, которых помнила в другом обличьи.
Её правоту подтверждал резкий контраст между загорелыми верхними и бледными нижними частями лиц «героев» , которые уже с полчаса отирались на автобусной станции г.Назрань. Причём её неприятие они вызывали не как ваххабиты, как таковые, а наоборот, как переставшие быть ими в решительный час.

Но бежали не все. Их-то и поминали добрым словом выступавшие на митинге в одном из палаточных городков в Ингушетии в 2000 г. чеченские женщины, выражая признательность тем, кто вступил в смертельную схватку в тяжёлый для народа час.

«Низкий им поклон, заблуждавшимся в религиозных течениях и направлениях, но искренним в своей вере, давшим достойный отпор кровавому агрессору, — говорила выступающая. – Разве можно их сравнить с российскими убийцами и мародёрами с вечным грязным матом на устах? Да, мы ругали ваххабистов, не хотели их порядков. Но посмотрите на идиотские оскалы российских вояк – дегенератов и пьяниц, — не выражающие ничего, кроме патологической ненависти. И этого достаточно, чтобы возлюбить не только ваххабистов, но и ваххабизм».

Из её выступления следовало, что они поторопились с осуждением, не разобравшись, кто есть кто.
«Да прегрешения ваххабистов – детские шалости по сравнению с тем, что творят российские военные. Если ваххабисты ограничивали нашу свободу, требуя покрывать головы, то российская армия освобождает нас от всех проблем сразу. Жизни в том числе», — продолжала она. Эта же тема продолжалась в другом месте и другими людьми. Одни осуждали ваххабитов. Другие считали, что судить о радикализме в любой религии следует по конкретным делам. Приводили в пример инквизиторов, крестоносцев.

«Исламский фундаментализм» — это жупел, используемый государствами-агрессорами против мусульман для оправдания своих преступных деяний. Не мусульмане применяли атомную бомбу против мирных людей. И зарождение, и распространение фашизма происходило не в мусульманских странах. Всё, чем располагают мусульмане, — это Джихад, единственное оружие в борьбе с тиранией и государственным терроризмом, осуществляемым различными странами против мусульман.

Вообще-то, слово «джихад» истолковывается неверно. Джихад в исламе толкуется не как агрессия, а как борьба с негативными проявлениями как в обществе в целом, так и в отдельной личности. Это борьба, направленная на очищение от скверны, — скверных мыслей, скверных действий, и прежде всего своих собственных. Словом, Джихад – это Очищение.

Продолжение следует …….

Сацита Асуева

Chechenews.com

29.05.20.