37-летний чеченский беженец и общественный деятель Магомед Гадаев предпочитал умереть во Франции, нежели быть возвращенным в Россию. Как ключевой свидетель по делу о пытках чеченскими силовиками, он опасался преследования на родине и физического насилия со стороны ищущих возмездия полицейских.
Опасной для жизни его высылку посчитал в конце марта и французский суд, однако уже 9 апреля утренним рейсом чеченец был принудительно отправлен в Москву, раненый: накануне в депортационной тюрьме он порезал себе живот.
В аэропорту «Шереметьево» Гадаева ждали отнюдь не врачи скорой помощи, а сотрудники ФСБ. Они удерживали его в течение 12 часов, объяснив это «договоренностью с МВД по Чечне». Вызволить его удалось правозащитникам из «Мемориала» (российские власти внесли «Мемориал» в список иностранных агентов,»Мемориал» с этим не согласился. – Ред.) и «Комитета против пыток». Они вывезли Гадаева в Новый Уренгой к брату, но на этом злоключения беженца не закончились: местная полиция передала его силовикам из Чечни, приехавшим забрать его.
О судьбе и местонахождении Гадаева было неизвестно более двух дней. 13 апреля выяснилось, что чеченские силовики позволили ему краткое свидание с матерью в селении Закан-Юрт Ачхой-Мартановского района, — в доме у которой, к слову, накануне провели обыск и «нашли автомат». Ее заверили, что никакого вреда сыну не причинят, однако вскоре увезли Гадаева в отдел полиции Урус-Мартана.
На следующий день в соцсетях появился ролик, где разыграна сценка: Гадаева встречает знакомый и дивится тому, что его «не избивали, не пытали». Близкие депортированного, однако ж, не поверили в правдивость этой версии. По словам проживающей в Бальгии его супруги Патимат, «глаза говорят все».
Интересы Гадаева в России представлял адвокат Семен Цветков. В Новом Уренгое он пытался отбить его у полицейских, потом искал своего подзащитного в Чечне. О том, как это происходило и при каких обстоятельствах Гадаев отказался от сотрудничества с Цветковым, юрист рассказал корреспонденту Кавказ.Реалии.
— Я искал Гадаева в правоохранительных органах Чеченской республики. Сначала в Грозном, затем в Урус-Мартановском районе. Но потом мне стало известно, что он находится в отделе полиции Ачхой-Мартановского района. При мне он подписал заявление о том, что отказывается от моих услуг. Встреча была короткой, все произошло стремительно. С этого момента я не имею никаких юридических полномочий его защищать.
— Опасения, что Гадаева бьют или пытают, подтвердились?
— Никаких видимых телесных повреждений на нем не было. Сотрудники полиции говорили со мной очень корректно. Они предоставили мне право поговорить с Магомедом наедине, выйти вместе с ним в другой кабинет. Но он вообще отказался говорить со мной. Причин отказа не объяснил. В связи с этим я не имел доступа к документам по его делу. Не видел ни постановления о возбуждении уголовного дела, ни показаний.
— Возможно ли, что Гадаев отказался от защиты под давлением? Ведь ранее между вами не возникало противоречий.
— Если бы мне показали документ с отказом в отсутствии Гадаева, то можно было бы возражать. Но отказ от услуг адвоката был подписан Магомедом в моем присутствии. Если бы он назвал какую-то причину, например, что на него оказывалось давление, можно было бы обратиться в надзорный орган. Но он сам подтвердил отказ. Объяснять мотивы он по закону не обязан. После этого у меня не осталось оснований находиться в отделе полиции.
Кто является защитником Гадаева в настоящее время, мне неизвестно. Согласно действующему законодательству, защитник из числа адвокатов, сведения о которых внесены в реестр адвокатов данного субъекта Российской Федерации (ЧР), должен быть назначен как подозреваемому, так и обвиняемому. В данном случае это должен сделать орган дознания, а при поступлении уголовного дела в суд — соответствующий судья.
— Родственники Гадаева с вами на связи?
— Во вторник и среду (13 и 14 апреля — Ред.) я собирал информацию о том, где он находится, и не успел поговорить с его семьёй по существу дела.
— Вернемся к событиям в Новом Уренгое. Как чеченские силовики его оттуда увозили?
— Это было при мне и при сотрудниках полиции Нового Уренгоя, но все произошло в считанные секунды. На улице появились два человека, полицейской формы на них не было, но местные сотрудники полиции знали, кто эти люди. Когда Гадаев сел в автомобиль, которым ранее управлял сотрудник полиции Нового Уренгоя, неизвестное лицо физически отстранило меня от этого транспортного средства. Затем они уехали вместе с Гадаевым. Данным лицам я предложил представиться, показать служебное удостоверение и документы, которые являлись основанием для задержания Гадаева. Но они не представились, и на машине не было каких-то отличительных надписей.
После этого я поехал в отдел полиции Нового Уренгоя, следственный комитет и прокуратуру. Я сделал запрос по данному факту в ОМВД по Новому Уренгою и следственный комитет, в прокуратуру направил заявление о проведении проверки, но пока ответа не поступило.
— Планируете ли вы дальше работать по этому делу?
— Я готов работать, но юридически осуществлять защиту Гадаева, к сожалению, не могу.
Хотя в ходе короткой встречи в полиции Ачхой-Мартановского района адвокат не заметил следов пыток на теле Гадаева, это не дает уверенности в том, что насилие к нему не применялось. Правозащитники обращают внимание на то, что в России полицейские предпочитают истязать задержанных методами, практически не оставляющими ран. Как отмечается в мартовском докладе Государственного департамента США, излюбленные виды пыток у российских силовиков — электрошок, удушение, растягивание, давление на связки и суставы.
Chechenews.com
15.04.21.