Вагон № 33 (ВИДЕО)

Как отмечается во многих исследованиях, в ходе операции «Чечевица» по выселению двух северокавказских народов, на местах спецпоселений в Казахстане и Средней Азии каждый второй-третий чеченец и ингуш умерли от холода, голода и болезней.

Последствия депортации катастрофичны как по масштабу пережитой двумя народами трагедии, так и по степени влияния на процессы, протекающие с тех пор на Северном Кавказе.

Ученые-исследователи разных стран, в том числе Казахстана и Киргизии, куда чеченцы и ингуши были отправлены «на вечное поселение», достаточно полно изучили явление советского периода отечественной истории, названное Абдурахманом Автурхановым «Народоубийством в СССР».

В столице Чечни и других городах в начале 90-х годов был открыт памятник жертвам 1944 года и издана «Белая книга», в которую вошли воспоминания чеченцев и ингушей – свидетелей трагедии.

По факту сожжения опричниками сталинского режима свыше 700 человек в чеченском селении Хайбах было возбуждено уголовное дело. Материалы расследования опубликованы в частности в изданной книге «Хайбах. Расследование продолжается». Уполномоченный по правам человека в ЧР Нурди Нухажиев и его помощник Хамзат Умхаев выпустили объемный труд, в который включены официальные документы, касающиеся депортации.

«Летопись»

В Чечне в 2004-2005 года был опубликован «дневник» жителя Серноводска Абдурахмана Хачароева. Он, чеченец 1926 года рождения, на протяжении десятков лет описывал все, чему стал свидетелем. В выселении он получил справку — «право» на передвижение, и объездил на велосипеде многие районы и области Казахстана, встречаясь с земляками. Незамысловатые рассказы о жизни людей в условиях, где стерта грань между жизнью и смертью, потрясают.

После возвращения на родину по своим записям первых лет Великой Отечественной войны, по архивным данным райвоенкомата Абдурахман Хачароев составил список своих односельчан, ушедших на фронт. В нем 411 фамилий. Среди них – имя его отца и 11 его погибших на полях сражений двоюродных и троюродных братьев.

Учитель, партработник, спецпереселенец…

Есть и другие записи о тех временах. Автор одного из таких архивов – крестьянин Анарбек Сагаипов, чеченец 1910 года рождения.

Согласно свидетельству, выданному на его имя в 1931 году, он окончил педагогические курсы и получил право преподавать «в чеченской школе 1-й ступени». Документ, кстати, — на чеченском языке, и выписан в период, когда основой алфавита его была латиница.

До 1940 года работал учителем и заведующим начальной школой села Мартан-чу.

С 1924 по 1939 годы – член ВЛКСМ, с 1940 года – член ВКП(б). «Не имел никогда партвзыскания», — написал Сагаипов в автобиографии.

По удостоверению №21 от 2 июня 1943 года, он – заведующий военным отделом райкома ВКП(б).

Судя по архиву, Андарбек Сагаипов был человеком аккуратным, точным во всем, даже педантичным. Например, он записал даты рождения своих 14 детей, появившихся на свет в двух браках, и в каждом случае фиксировал не просто дату, но и время с точностью до минуты. Всегда указывал дни недели, в частности в случаях смерти и похорон своих родственников и знакомых.

С начала войны столь же тщательно вел иную «статистику».

Так, 27 июля 1941 года оставил такую запись: «Отправлено (на фронт): 39 человек». 18 августа того же года: «Отправлено: 11 человек».

В эти же дни отметил: «Имеющиеся земельные площади по колхозам: Димитрова – 558, Молотова – 752, Свердлова – 200, Коминтерна – 378 га…» Далее – «госпоставки»: кукуруза, пшеница, картофель, лук… С точностью до килограмма.

Одна из записей 1943 года такова: «Меня командировали на парткурсы. 5.03 – выехал в Алхан-Кала, 6.03 – в город Грозный. 8.03 – начало занятий. Стипендия – 600 рублей». Конспекты работ В. Ленина, сделанные на курсах, — безукоризненны.

23 февраля 1944 года записал: «В каждом чечено-ингушском селе на собраниях сообщили о выселении…»

Выселение

Следующий по времени документ — от 25 февраля 1944 года. Это лист школьной тетради, на котором карандашом записаны фамилии и имена людей, погруженных в 33-й вагон для перевозки телят подготовленного к отправке в Среднюю Азию эшелона.

Сагаипов составлял список, видимо, по «схеме», которую ему, как уже назначенному «старшине вагона», дали конвоиры, — по семьям. Первым или первой – глава, затем – члены семьи. Всего семей в «теплушке» — 10, людей – 43. Из них мужского пола – 16, женского – 27. Возраст не указан.

Позднее, в 1945 — 1947 годах, другим карандашом и ручкой делались пометки. Против 21 фамилии появилось слово: «Умер».

Против одной фамилии — Зайнди Эзарбиева — фиолетовыми чернилами выведено: «Выдал его в детдом, неизвестна (судьба – авт.)». Двое из четверых членов этой семьи, в том числе главы семьи – Хамид Эзарбиев, значатся умершими.

В записке, адресованной Сагаипову и датированной 29 декабря 1944 года, некий «начальник» (фамилия и должность не указаны, только подпись – авт.) пишет: «Посылаю одну машину для отправки в детдома детей сирот. Обработку сделайте в Хумсане. Заберите и в Барраже детей».

Сирот не могло не быть: люди умирали десятками, сотнями.

Эшелон шел к месту назначения три недели. Сагаипов стал свидетелем смерти в поезде двух чеченцев – Усмана Умарова и Абдуллы Кехерсаева, 9 и 12 марта.

А 11 марта Баяну Эзерханова родила двойню. Мальчиков назвали Хасан и Хусейн.

Глава этой семьи Анарбек Эзерханов в сагаиповских записях значится умершим в 1947 году.

В другом списке, где перечисляются фамилии умерших в 1944 году, под номером 20 проходит еще один член этой семьи – Халипат, а сразу за ней — Хасан и Хусейн Эзерхановы. Близнецы не прожили и года…

Умершие

В «архиве» — несколько списков умерших.

В первом, озаглавленном Сагаиповым как «Список умерших на 1944 год, с 23 февраля», где упомянуты и братья-близнецы, — 153 имени и фамилии.

Против последних 14 из них сделана пометка, что умерли они в январе-феврале 1945 года, при этом в 13 случаях указан день смерти.

В 140 случаях названы фамилии и имена, без каких-либо других сведений.

Второй список, составленный 10 марта 1945 года, состоит из нескольких граф: порядковый номер, фамилия и имя главы семьи, количество членов семьи, число умерших и «осталось».

Когда 33-й вагон с 10 чеченскими семьями прибыл на конечный пункт – станцию Барраж на стыке границ Казахстана, Киргизии и Узбекистана, измученных тремя неделями пути, голодных, в прохудившейся одежде людей развезли по селам, колхозам. Вайнахов обязали раз в неделю или в декаду являться к коменданту на «отметку»: мол, они и их близкие никуда не отлучились, установленного режима не нарушали. Попытки выйти за пределы поселения, покинуть место спецпоселения неизбежно приводили к аресту и лишению свободы сроком до 25 лет.

Иначе говоря, Анарбек Сагаипов никак не мог куда-либо выезжать для сбора информации. Он мог фиксировать лишь то, что происходило вблизи него, в поселении, где проживал, или – по максимуму – в двух–трех близлежащих населенных пунктах.

Пока неизвестно, сколько чеченцев и ингушей находилось на территории, которую Сагаипов мог охватить «учетом».

Всего в списке – 81 семья. Общее число членов этих семей – 410. Из них за первый год выселения, по данным Сагаипова, умерли 221 человек.

12 семей (46 человек) вымерли полностью. Из семьи Габарова Баты, состоявшей из семи человек, не выжил ни один. Та же участь постигла четыре семьи, в которых было по пять человек.

В пяти семьях Халида, Хамида, Мусы, Махмуда, Юсупа Цамалиговых из 33 человек в живых остались только 9. Пятерых из семи своих членов потеряла семья Абидора Габарова. С пяти до одного человека сократилась семья Болатбиевых…

«Цифр», от которых ком к горлу подкатывает, — масса.

Там, где на 10.03.1945 года живых не осталось, в графе «Осталось» Сагаипов ставил прочерк (-). В целом ряде случаев этот знак стоит и как бы за пределами графы. Скорее всего, он время от времени возвращался к списку, и «лишним» прочерком обозначал семьи, последние члены которых умерли позднее марта 45-го.

В большинстве исследований по этому периоду истории вайнахов содержится вывод о гибели около половины выселенных в первые два года депортации. «Работа» Сагаипова этот вывод ученых полностью подтверждает.

Работа

Сагаиповский «архив» представляет собой набор различных документов, записей и т.д. Много бумаг, касающихся трудовой деятельности спецпереселенцев, «внимания» к ним со стороны органов власти.

С пометкой «Копия от 6.08.1945 г.» сохранен «Список спецпереселенцев – чеченцев, работающих на 2-й ст. участка Алюминстрой». В нем – 52 фамилии. Внизу карандашом сделана приписка – «42 рабочих». Большинство – разнорабочие. Кроме того, 12 человек – инвалиды.

Одна из главных «особенностей» этого и других списков — преобладание женских имен. Мужчины, в основном, — или старше 40 лет, или моложе 18.

Это – одна сторона медали. Другая – вопросы: все ли спецпереселенцы работают? Может, потому и умирают, что не зарабатывают на жизнь?

2 ноября 1945 года лейтенант госбезопасности Мунаев, представитель райисполкома Сарсенгалиева с участием местного фельдшера, председателя колхоза и коменданта составили акт по результатам «обследования бытовых условий спецпереселенцев, живущих на территории колхоза Кызыл-Куч». В нем отмечается: «Имеется спецпереселенческих семей — 16, из этих хозяйств 30 человек работают в колхозе», «не состоящих членами колхоза нет».

Вот еще два пункта из этого документа: «Количество беспризорных детей, не имеющих близких родственников, — 4 человека. Пока живут у знакомых чеченцев»; «Стариков и инвалидов, не имеющих родственников, нет».

Акт содержит и другие итоги «заботы государства» о своих гражданах. Читаем: «Из 30 человек, работающих в колхозе, обеспечены обувью и одеждой 15 человек. Остальные частично обеспеченные», «…продуктами обеспечены на зиму от своих огородов, еще им причитается получить от колхоза за трудодни», «Из 16 семей спецпереселенцев обеспечены скотом 2 семьи».

В папке с актом – две «Ведомости раздачи муки спецпереселенцам чеченцам, работающим в Алюминстрой, Барраж, 1945 г., 11 – 111 месяцы». В одной – фамилии 26 получателей, в другой – 12.

В ведомостях по четыре графы с указанием вида и количества выданных продуктов: муки, ячменя, гороха и соли. Согласно записям и подписям, в феврале-марте соль никому выдана не была.

Мука отпускалась из расчета 1,5 – 2 кг на человека, ячмень – по 0,7 – 1,1 кг, горох – по полтора килограмма на одного члена семьи. В итоге первая в списке Даши Цомалигова на 6 человек получила в общей сложности 24,1 кг продуктов, или чуть больше 4 кг на человека. Чтобы этих припасов хватило на два месяца, он, этот человек, должен съедать не больше 67 граммов в день.

В соответствии с ведомостью на 12 человек, они на 32 члена своих семей получили 56,3 кг муки, 29,7 кг ячменя… Горох для этих людей отпускался из расчета 0,632 кг на одного человека.

Как эти люди выжили?..

Возвращение

За «путешествие» в вагоне №33 с Кавказа в Среднюю Азию денег с Сагаипова и других чеченцев не взяли. Да и зачем? С них – всех вместе и с каждого в отдельности – взяли плату домами, имуществом, которые они оставили в родных селениях…

Обратную дорогу из ссылки домой каждый выбирал и проделывал сам. Анарбек возвратился в родные места одним из первых. В телеграфном стиле отразил это в записной книжке: «Железнодорожный билет, плацкартный, от Ташкента до Красноводска – 168 рублей. На пароход Красноводск-Баку, 3 класс, жесткий, — 54 рубля».

В Мартан-чу, после разговора с жившим в принадлежавшем ему доме «новым хозяином», изменил правилу – писать кратко и на русском языке. Карандашом, на чеченском языке, «вылил» эмоции на три страницы блокнота:

«Здесь, в Мартан-чу, — в день, когда исполнилось ровно 11 с половиной лет (выселению), — где на моих глазах ушло поколение старше меня, где я, мечтая прожить на Кавказе свой век и желая, чтобы прожили его здесь мои потомки и близкие, построил дом для себя и своей семьи, — лишь только я погрузился в размышления. Человек, живущий в моем доме так, будто в нем жили семеро его предков, подошел ко мне и спросил: «Ты кто? Откуда? Куда направляешься?»

Я – отсюда. Чеченец. Из Ташкента. Здесь жил, и здесь умер. Теперь хочу перевезти сюда себя, свою семью и близких. А ты кто? Зачем ты здесь? Не знаю, почему и как ты оказался здесь. Кто бы ты ни был, тебе бы следовало жить и умереть там, где жил твой отец. Жить в чужом доме – не знать покоя, умереть в нем – пропасть. Думай, решай сам. Поступи так, как велит тебе сердце. Мне, чтобы разобраться с тобой, не нужно ни кинжала, ни пистолета. Достаточно сердца, души. Я – из тех, кто умирал от тоски по этой земле, по этим горам и волнам трав, качаемых ветрами с этих гор; кто, умирая, завещал возвратить свои кости сюда…

Я – из тех, кто решил завершить свою жизнь в Казахстане, кто не знал и знать тебя не хочет, и кому ты здесь не нужен ни живым, ни мертвым. Я тоже не в восторге ни от этой встречи, ни от тебя – гостя, которого я не звал…»