Как избивали Льва Пономарева

Что касается «рейдерского захвата» — все не так однозначно. Выселить пономаревцев из этого офиса пытались еще в 2008 году за незаконную перепланировку. Тогда за них заступился лично мэр Юрий Лужков, но с условием: привести документы по перестройке помещения в порядок. Сделано этого не было и в феврале 2012 городские власти отказались продлевать договор аренды. А о том, как проходило выселение, «МК» рассказал Лев Пономарев.

— Во сколько вас пришли выселять?

— В районе 2 часов дня в пятницу. Я отказался уходить, и они с самого начала стали применять силу. К нам не пускали адвокатов. Проникнуть в офис можно было только через окно. Потом полиция встала под окнами и перестала пускать. Люди не могли пойти в туалет: кто туда шел — хватали и пытались вытолкнуть на улицу. Приходилось сидеть и терпеть. Это гестаповские методы. Но полное насилие, избиение произошло в 2-3 часа ночи.

— Как это произошло и сколько человек пострадало?

— В нашей комнате находилось 9 человек. В соседней — те люди, которые пришли нас выселять днем. Мы увидели в окно, что приехал милицейский автобус с бойцами ОМОН в бронежилетах. Они брали нас, как террористов, без предупреждения. Никто не сказал: «Господа, вы должны очистить помещение». Первый полицейский ворвался в комнату, вихрем пробежал по столам и свинтил того, кто был у окна. Второй схватил меня и бросил на пол. Дальше я уже ничего не видел. Меня поволокли по полу, а потом по ступенькам, не давая встать, и по пути били с двух сторон ногами. Нас выволакивали из здания и передавали в руки сотрудникам ЧОП, которые ждали у дверей. ЧОПовцы меня подняли на ноги и тут же швырнули на асфальт подальше от входа. После чего оставили в покое. Митрохина волокли точно так же, у него нога была окровавлена. Потом мы вызвали скорую, приехало несколько автомобилей и развезли нас разным по травмпунктам, а Олега Мустафина — в «Склиф» с сотрясением мозга.

— А что делал Мирохин в вашем офисе?

— Приехал нас поддержать. С нами был еще Илья Пономарев и столичный омбудсмен Музыкансткий, но они ушли до штурма. При них нас вряд ли стали бы избивать.

— Вы справки о побоях взяли?

— Да, у меня более 15 ссадин и ушибов на голове и теле. Судиться буду обязательно: в уголовном порядке с теми, кто нас избивал и в гражданском порядке с собственником, который отказал в аренде и незаконно выселил. Я буду настаивать, чтобы город вернул мне это помещение или дал другое. Я 15 лет работаю для москвичей и заработал право на офис.

— Вам же Прохоров обещал дать офис…

— Да, спасибо ему, скорее всего так и получится. Но я считаю, что мне город должен дать…

— Почему вы по — добру, по — здорову не ушли из здания и забаррикадировались на ночь? Вы же знали, что ваша аренда заканчивается, вас об этом предупредили еще в феврале…

— Я до последнего вел переговоры с департаментом. После того, как вышло уведомление об окончании аренды (в получении которого я, кстати, не расписался, я его даже не видел), я позвонил Музыкантскому. В марте он разговаривал с Собяниным, отнес ему мое письмо, Собянин сказал: «Пусть сидит» и оставил на письме резолюцию.

— Почему вы не ушли, когда увидели, что ОМОН готовится к штурму?

— Нет судебного решения! А выселять могут только приставы по решению суда. Вы удовлетворены моим ответом?

— Я хочу понять: вы ожидали, что вас будут бить, или нет?

— Не ожидал. Я думал, что их остановит Лукин, которому я позвонил. Он приехал прямо из аэропорта, но его не пустили и он уехал. Я не хотел уходить потому, что я — правозащитник. Я должен показать пример того, что если власть выдвигает незаконные требования — им не нужно подчиняться.