«Мы никогда не относились к Европе как к любовнице, — заявил Владимир Путин в 2015 году группе итальянских журналистов. — Мы всегда предлагали серьезные отношения».

Незадолго до прибытия президента России Эммануэль Макрон тоже выразил готовность активно работать над восстановлением отношений с Москвой.

Вполне понятная цель с учетом ключевой роли этой гигантской евразийской страны для континента и возвращения России в позицию силы на международной арене.

Но что, помимо туманных заявлений о намерениях, которые подтверждены в понедельник в Брегансоне, может означать возобновление «диалога» с большим восточным соседом в обстановке новой холодной войны и полного отсутствия доверия между Европой и Россией через сто с лишним лет после Октябрьской революции?

Чего хочет царь Путин, который решает (практически) все на российской земле и сделал «главным экспортным продуктом страны» в XXI веке не нефть и газ, а страх, как говорит политолог Сергей Медведев? Есть ли сегодня у европейских стран средства, чтобы снизить напряженность и найти почву для договоренностей (Ближний Восток, энергетика, Украина и Китай) с российским режимом, который одержим призраком демократической цветной революции в стиле Майдана, а также мифом о западной «пятой колонне» и разыгрывает карту национализма?

«Путинтерн»

За исключением ельцинского периода, когда Россия активно шла на сближение с Западом, пока проект не натолкнулся на внутреннее давление в стране и идейный разброд в западном лагере, кремлевское руководство десятилетиями придерживалось примерно одной политики укрепления влияния в Европе, бывшей объектом притязаний, восхищения и раздражения. Оно систематически пыталось вбить клин между европейцами и старшим американским братом, ставя под сомнение Статью 5 Североатлантического договора, который с 1945 года обеспечивает безопасность демократической Европы.

Эти усилия все еще играют центральную роль. Путин по-прежнему считает США главным стратегическим противником и решил пойти на альянс с Китаем, несмотря на очевидные риски. Как и СССР в прошлом, путинская Россия по большей части игнорирует Европейский союз и считает его (отчасти справедливо) бюрократическим бумажным тигром. Она предпочитает вести двусторонние переговоры с национальными государствами, в частности с грандами вроде Германии, Франции и Великобритании, чтобы лучше разделять и властвовать.

Как и в советскую эпоху, Путин сидит на идеологическом «коньке», который представляет собой не коммунизм, а национал-популизм с примесью консерватизма. Он создает себе образ защитника христианской Европы и формирует политические и финансовые отношения с рядом ультраправых партий, которые так близки к Москве, что некоторые обозреватели, например, историк Франсуаза Том (Françoise Thom), говорят о «Путинтерне», как в прошлом говорили о Коминтерне братских компартий. Гениальный ход, показывающий умение бывшего агента КГБ чувствовать уязвимость там, где он работает.

Кардинальные изменения в равновесии сил заключаются в слабости Европы и глубине переживаемого ей кризиса идентичности. Она не в силах ответить на очевидные вызовы иммиграции и ислама и сама открыла пространство для идеологических спецопераций Кремля и его дезинформационной гибридной войны.

Козыри в рукаве

Увязшая в Брексите Великобритания не может в полной мере дать ему отпор, несмотря на дело Скрипаля, и это подталкивает Путина к предложению возобновить диалог с Лондоном как ни в чем не бывало, не уступая при этом ни пяди земли. Что касается Франции Эммануэля Макрона, то она подорвана протестами «желтых жилетов», ослаблена в экономическом плане, находится не в лучших отношениях с немецким партнером, но хочет играть роль международного посредника в иранском кризисе. Здесь Россия ощущает себя в позиции силы, а телевизионные пропагандисты Кремля не отказывают себе в удовольствии посмеяться над французским лидером, которого они, судя по всему, не принимают всерьез.

У Путина есть в рукаве и несколько других козырей, например, министр внутренних дел Италии Маттео Сальвини и австрийский премьер Себастьян Курц, с которыми у него сложились прекрасные отношения. Его деятельность набирает обороты и в Центральной Европе: в Венгрии Орбана и Чехии Земана.

Даже Германия, которая при Ангеле Меркель играла роль главного европейского защитника от российской агрессии и поддерживала единство Европы по вопросу посткрымских санкций, переживает сегодня серьезный кризис идентичности, самый очевидный симптом которого — «Альтернатива для Германии». Все это создает у Владимира Путина ощущение собственной силы, тем более что Америка Трампа, судя по всему, испытывает удовольствие от дестабилизации собственных союзников.

По мнению аналитика Уильяма Кортни (William Courtney), Россия «идет в наступление» и «делает упор на политической конфронтации и военном вмешательстве». В такой обстановке диалог, которого так жаждут «реалисты», может оказаться неэффективным.

Кортни считает лучшим вариантом применение методики Рейгана, который, едва заняв президентский пост, укрепил свои силы и перешел в контратаку на дезинформационном фронте, начав настоящие переговоры лишь с приходом к власти Горбачева.

«Европе нужна Россия, но она должна укрепить себя изнутри и урегулировать основные проблемы, если хочет повлиять на будущее России, а не просто дать ей ослабнуть», — отмечает один российский наблюдатель, подчеркивая, что за видимостью силы Путина на международной арене скрывается беспорядочная, деморализованная и подрываемая коррупцией страна.

Le Figaro, Франция

Chechenews.com

20.08.19.