Аналитики-реалисты (в отличие от алармистов) вновь повторяют свою хроническую ошибку: они оценивают действия путинской власти исходя из собственных представлений о рациональности. Ну конечно же, нынешний всплеск репрессий призван решить чисто практическую и чисто текущую задачу: обеспечить полностью послушную и контролируемую Думу в условиях падения авторитета «партии власти». Из этого делается (или хотя бы подразумевается) вывод: вот решат власти эту задачу и успокоятся. Все останется как было.
«Реалисты» не видят, что через решение множества таких вот частных и чисто текущих задач пробивает себе дорогу гораздо более глубинный процесс: процесс коренной трансформации существующего режима из авторитарного в тоталитарный. Не видят или не хотят видеть. Гонят от себя эту мысль. Не может же осознанно ставить перед собой подобную задачу путинская правящая элита! Она же мыслит совершенно в других категориях — чисто прагматических, утилитарных. У нее же нет никакой идеологии, никакого образа будущего.
Образ будущего у путинской правящей верхушки на самом деле есть. Его вполне конкретно сформулировал на питерском воровском сходняке (для конспирации именуемом «Петербургским экономическим форумом») такой видный представитель господствующего класса, как Олег Дерипаска. Смысл его нашумевших высказываний сводится к формуле: нормально заниматься делом можно тогда, когда в государстве нет оппозиции. Это и есть образ будущего и вожделенная мечта путинской правящей элиты: государство, в котором нет оппозиции. И она последовательно к этому своему идеалу шла все годы путинского правления.
Путинская элита, мечтающая о безраздельной и бесконтрольной власти, всегда ненавидела демократические свободы, ограничивающие любую власть. Она с трудом терпела их формальное существование в России, считая это временной уступкой, к которой ее вынудила «геополитическая капитуляция» «предателя» Горбачева. Мечтала о том, что «обязательно поднимется с колен» и заберет эту уступку назад. Это, собственно, и происходит.
Путинский режим изначально отторгал оппозицию как общественный институт и постепенно сжимал вокруг нее кольцо формальных и неформальных ограничений. К настоящему моменту все эти тщательно расставлявшиеся со всех сторон рогатки отдельных частичных запретов образовали единый ансамбль, слились в непроходимый частокол. Оппозиция не может ступить и шагу, чтобы на какой-нибудь запрет не напороться.
Сегодня у властей полностью развязаны руки для преследования любой неугодной им общественной активности. В «антиэкстремистское» законодательство включено понятие «ущерба государственным интересам и национальной безопасности», столь же резиновое, как и понятия «контрреволюционной агитации» и «подрыва и ослабления советской власти». Уже есть прецеденты «судебных» решений, объявляющих попыткой свержения конституционного строя «формирование в обществе мнения о необходимости смены власти». То есть то, что и составляет смысл деятельности любой оппозиции. Таким образом, путинское государство уже на вполне официальном уровне рассматривает как попытку свержения конституционного строя оппозиционную деятельность как таковую.
Весь этот новый псевдоюридический (а на самом деле — абсолютно антиправовой) инструментарий уже был с успехом использован для принуждения к самороспуску, запрета и разгрома последних в России организованных групп политической оппозиции. Но с таким же успехом он может использоваться и против отдельных активистов, формально не включенных ни в какую организованную структуру. Он может использоваться и против неполитических организаций, оппонирующих властям по каким-то частным вопросам. Например — правозащитных.
Любой может быть объявлен «иностранным агентом», что фактически заблокирует ему возможности для продолжения деятельности. Или обвинен в сотрудничестве с «нежелательной» иностранной организацией. Ведь любая иностранная организация может быть произвольно объявлена нежелательной.
Но и это не все. Новая «юридическая база» может использоваться для преследования не только активизма, но и инакомыслия как такового. Любого публичного высказывания, выражающего несогласие с политикой властей или негативную оценку этих действий. Все это может быть объявлено подрывающим их авторитет, порочащим их репутацию. Тем более что растет список мнений, прямо запрещенных к высказыванию.
Тоталитаризм — это не только запрет (формальный или фактический) организованной оппозиционной деятельности и вообще открытого выражения несогласия. Это в первую очередь переход от «авторитарной деполитизации» к политической мобилизации общества на поддержку власти и участие в ее мероприятиях. Это когда перестает действовать принцип «молчи, и мы тебя не тронем». Это когда надо уже не молчать, а говорить. И не только говорить. Это когда за возможности профессиональной самореализации или какой-либо неполитической общественно-полезной деятельности надо платить не только публичным выражением собственной лояльности, но и соучастием в принуждении к выражению такой лояльности других. Соучастием в подавлении инакомыслия.
Сначала — это когда руководитель бюджетной организации или даже вполне себе частной фирмы принуждает своих сотрудников к участию в «путинге» или «правильном голосовании». Это когда для сохранения фонда помощи больным детям надо публично поддержать очередное переназначение Путиным самого себя. А что такого? Все равно от нас ничего не зависит. Плюнь да поцелуй злодею ручку. Ну а потом… Потом — это когда ради сохранения замечательного университета, в котором работают такие классные специалисты, ты должен сдать жандармам своих студентов, участвовавших в митингах. И закрыть им доступ к продолжению образования.
Фактически о том же — о перерастании путинского авторитаризма в «новый тоталитаризм» — пишет и Владимир Пастухов:
Прежде всего будет уничтожена обширнейшая «нейтральная полоса» между режимом и обществом. Резко сократится количество тех, кого это все не касается. Ранее нейтральные общественные частицы начнут быстро поляризоваться. В новом обществе трудно будет оставаться «просто порядочным человеком», оно быстро поделится на жертв и палачей.
В этих условиях иллюзорными могут оказаться надежды умеренных оппозиционеров сохранить хоть какие-то возможности для легальной деятельности, приглушив критику режима, ограничив ее какими-то частными проблемами и обходя вопросы, действительно для власти принципиальные. Надежды на то, что уйдя в так называемые «малые дела» (о которых кипят споры с конца XIX века), можно постепенно «завоевать изнутри институты», пробиться в элиты, скажем так, не самого первого ранга. И когда в этих «младших элитах» накопится критическая масса прогрессивно мыслящих людей, «треснет» и высшая политическая элита». Случится чаямый либералами «раскол элит».
Однако правящая клика тоже озабочена вопросом «раскола элит». И весьма серьезно озабочена. Она занимается этим вопросом системно, грамотно, профессионально. Она учитывает опыт и позднего царизма, и позднего совка. А ведь это были стареющие, «остывающие» автократии. «Новый тоталитаризм» Путина — молодой, только набирающий силу. Он сформировался на базе не уходящих с исторической арены классов, а новых социальных слоев, рожденных эпохой постиндустриального перехода. Он не даст неблагонадежным заниматься даже благоустройством детских площадок во дворах.
Если ценой свободного выражения своих взглядов все чаще будет становиться тюрьма, ценой «входного билета» в «элиту» любого уровня все чаще будет становиться соучастие в палачестве и подлости. И противостоять этой системе можно только при полном отказе от такого соучастия.
Путинский фашистский режим не может быть устранен через организуемые им выборы. Он не допустит формирования внутри элит сколько-нибудь значимой фракции, выступающей за «реформы сверху». Он не упадет сам, если его не уронить. Но прежде чем его станет возможно «уронить», он должен быть сначала побежден на уровне идеологии, ценностей. Он должен быть побежден духовно. Сделать это сможет только непримиримая и жесткая оппозиция. Не менее жесткая, чем сам режим.
Только такая оппозиция сможет сломать «духовные скрепы» путинизма и предложить свою идеологию, свою систему ценностей, свою «новую этику», которая будет принята значительной частью общества. Тогда и сможет сформироваться движение Сопротивления — неформальное сообщество людей, которых будут объединять:
- Категорическое неприятие «ценностей» путинизма — всевластия государства над человеком, культа силы и успеха любой ценой, имперского высокомерия и притязаний.
- Приверженность ценностям свободы, справедливости, солидарности, эмпатии.
- Четкое осознание того, что путинский фашистский режим — это власть негодяев и мерзавцев, вражеская власть, власть оккупантов, захвативших нашу страну. Непримиримая ненависть и презрение к оккупантам и их пособникам.
- Мечта об освобождении своей страны, своей родины, своих соотечественников от власти оккупантов и мерзавцев. Мечта не отвлеченная. Мечта, которой живут, которая в значительной мере определяет поведение и поступки.
- Готовность ради подрыва и ослабления власти оккупантов, ради приближения свержения их режима идти на жертвы и принимать на себя риски.
О жертвах надо сказать отдельно. Никто не вправе осуждать человека, который предпочел тюрьме эмиграцию. Это не означает ни предательства, ни капитуляции. Бывает, что разумнее спасти остатки потерпевшей поражение армии и оставить город, чем защищать его до последнего человека. Сегодня в целом ряде случаев в эмиграции для освобождения России можно сделать больше, чем в самой России. Организационные и информационные центры, находящиеся вне досягаемости путинских карателей, очень нужны, и их значение сегодня растет.
Но вся оппозиция не может уйти в эмиграцию. Кому-то все равно придется остаться. И очень важно, чтобы среди них нашлись те, кто откажется сложить оружие. Кто будет продолжать оппозиционную деятельность, несмотря на прямую угрозу тюрьмы. Именно они будут делать ценности оппозиции ценностями. Не отвлеченными, а такими, которыми живут. Именно они будут ломать «духовные скрепы» путинизма примером неподчинения правилам бандитов. Потому что главная «скрепа» путинизма — конформизм, покорность и холуйство. Сила ценностей не только в числе их приверженцев, но и в твердости, с которой их отстаивают.
Возможно, отступившей за рубежи России армии оппозиции удастся вернуться в страну только тогда, когда сопротивление путинской диктатуры будет сломлено объединенными силами мировой цивилизации. И тогда армия оппозиции вернется в Россию на «Абрамсах». Реальных или символических — не важно. Но она не сможет построить новую Россию, если в самой России ее не встретит другая — партизанская — армия духовного Сопротивления диктатуре.
Chechenews.com
16.06.21.