Как КГБ захватывал власть? Когда у Путина появилась страсть к наживе? Вспоминает депутат Ленсовета Николай Андрущенко.
Мы продолжаем публиковать воспоминания петербуржцев, оказавшихся в девяностые и последующие годы в эпицентре политических событий Ленинграда, ставших свидетелями деятельности команды Владимира Путина и его самого. Мы в гостях у известного петербургского журналиста, депутата Ленсовета 21-го созыва Николая Андрущенко.
Николай Степанович Андрущенко родился в 1943 году. В 1969-м окончил физический факультет Ленинградского государственного университета. Доктор физико-математических наук. В 1975 году окончил Академию внешней торговли. Депутат Ленсовета с 1990 по 1993 год, депутат районного Дзержинского совета Санкт-Петербурга. Ныне работает в редакции газеты «Новый Петербург», публикующей на своих страницах материалы всего политического спектра: от либеральных до радикально националистических.
В 2007 году Николай Андрущенко был арестован, подвергался избиениям в СИЗО, из редакции газеты были изъяты носители информации, и до сих пор они не возвращены. Из СИЗО он написал президенту РФ письмо, в котором сообщил об отказе от российского гражданства. Правозащитный центр «Мемориал» признал Николая Андрущенко политзаключенным. Основание: связь преследования журналиста с его оппозиционной деятельностью и критическими публикациями в адрес властей.
– Николай Степанович, как вы стали депутатом Ленсовета и в какой комиссии работали?
– Депутатом я стал в 1990 году, причем совершенно случайно. Рядом с моим домом на Литейном в кинотеатре «Родина» что-то делал кинорежиссер Владимир Бортко, и это имело какое-то отношение к выборам. При нашей встрече он сказал, что еще один округ свободен, и рекомендовал мне принять участие в выборах: «Давай, Степаныч!» Так, совершенно без какой-то моей личной инициативы я, пройдя выборы и будучи избранным, оказался в составе депутатского корпуса.
Я был в комиссии по экологии, где работали одни из наиболее известных сегодня в стране людей Владимир Чуров и Игорь Артемьев. Владимир Чуров, нынешний глава Центризбиркома, был очень скромным, тихим и неактивным человеком, а Игорь Артемьев, нынешний глава Антимонопольной службы, наоборот, обладал четко выраженными, резкими манерами. Будущее Владимира Чурова определило то, что он раньше всех перешел в Комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, который возглавлял товарищ Путин.
– Депутат Ленсовета Марина Салье рассказывала, что после проведенного депутатами расследования было установлено, что и Владимир Чуров, и Игорь Артемьев работали на КГБ. Вам что-нибудь известно об этом?
– Об этом мне стало известно из встреч с Мариной Салье и другими депутатами уже после того, как Ленсовет разогнали в 1993 году. Известны именно разговоры на эту тему, но о таком расследовании, будучи депутатом, я не знал.
– Вы имели какое-нибудь отношение к расследованию Мариной Салье деятельности Владимира Путина в бытность его руководителем Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга?
– Нет, не имел. После событий 1993 года я имел отношение к расследованию деятельности Анатолия Собчака, как один из свидетелей. Давал показания, насколько я помню, по пяти-шести эпизодам незаконной приватизации, в том числе одного из зданий рядом с местом, где я живу, рядом со Спасо-Преображенским собором.
– Вам приходилось сталкиваться с Владимиром Путиным во время своего депутатства в Ленсовете?
– Сталкивался неоднократно, поскольку до Ленсовета я закончил спецкурсы английского языка и работал на ряд шведских фирм. Я сталкивался с ним именно по специальности, как с заместителем председателя Ленсовета по международным связям. Сейчас я подготовил черновик книги под названием «57 встреч с Владимиром Владимировичем». В декабре этого года нашей редакции исполняется 25 лет. Если она получит какие-то дополнительные денежки, то надеюсь, что эта книга будет издана.
– Можете рассказать об этих встречах?
– Тут нет ничего сенсационного. Они были чисто рабочими, касались моих давнишних связей с ним еще по моей работе, когда я был физиком, работал в Финляндии и в Швеции, занимался привлечением шведских инвестиций, шведских бизнесменов, шведских товаров на наш, ленинградский, а затем петербургский рынок.
– Если анализировать события того времени, то как вы думаете, был запланирован приход КГБ к власти в стране или это произошло неожиданно для всех?
– Я думаю, это было запланировано, запрограммировано. У меня есть некоторые факты. Один из них я могу привести. Это было во время так называемого путча, который Ленсовет так дружно не поддержал. Я считал, что этот путч – попытка сохранения Советского Союза, и выехал навстречу Псковской, по-моему, дивизии где-то за Гатчиной. Мы встретились, поговорили и разошлись. Псковская дивизия повернула назад, я тоже вернулся. Через неделю или две после этого в коридоре Ленсовета мне встретился Путин, причем встреча была такая, что он мог вести себя совершенно свободно.
Рядом с нами сидела сонная гардеробщица, и больше никого не было. «Что же вы наделали, Степаныч?!» – он всегда говорил вежливо, на «вы», и вообще, всегда был крайне вежливым и пунктуальным человеком, надо отдать ему должное. «Вас же могли арестовать!» – сказал он. А потом он, видимо, осознал, что находится в свободной обстановке, и его прорвало: «Деньги надо делать! Деньги надо делать! Сейчас время делать деньги! И стране, и людям!» И пошел к себе. Вот такая встреча где-то через неделю или две после путча, который я поддержал (и не скрываю этого).
– А что, Владимир Путин уже тогда проявил свое неумеренное желание обогащаться?
– В то время – нет. Когда Анатолий Собчак проиграл губернаторские выборы Владимиру Яковлеву, я случайно оказался на какой-то встрече, где Владимиру Путину был задан вопрос: ну, куда, мол, ты теперь денешься? «Да где-нибудь найду место. Директором таксопарка, например», – так шутливо ответил он и помахал ручкой. То есть тогда у него не было определенных намерений и определенных перспектив. Его потом, как я понимаю, вытащил КГБ.
Почему я считаю, что КГБ запланированно пришел к власти в России? Могу привести еще одну историю, связанную с путчем. Я же, кроме всего прочего, как депутат Ленсовета, позвонил по телефону дежурному КГБ и потребовал принять меры. Так вот, во время той встречи в Ленсовете Путин сказал: «Что же вы наделали, Степаныч? Звонили туда… Вас же могли арестовать!» То есть КГБ уже тогда был на стороне путчистов (Ельцина и прочих. – Прим. В.Р.) и не поддерживал власть и законный режим.
Тем более, когда произошел переворот 1993 года. Тогда, я помню, Анатолий Собчак вошел в наш зал, чтобы разогнать Ленсовет. Разгонял со словами: «Воля народа выше брежневской Конституции!». С Собчаком был в тот момент Олег Басилашвили – не помню почему. А потом, в эти же дни 1993-го, я видел, как Путин опечатывал кабинеты вице-губернатора Щербакова, который был одновременно помощником Александра Руцкого. То есть эта акция КГБ была, как я понимаю, тщательно и заранее спланирована, в том числе и так называемый путч. Может быть, путчисты были искренними в своих намерениях, но КГБ просчитал все заранее.
– Николай Степанович, вы неоднократно встречались с Анатолием Собчаком. Как вам видится: он был таким наивным, что не замечал вокруг себя многочисленных сотрудников КГБ, постепенно прибирающих к рукам власть, или замечал, но молчал и ничего не предпринимал для того, чтобы изменить ситуацию?
– Я думаю, что до определенной поры он этого не понимал. Я первый раз встретил Собчака, когда гулял с собачкой около дома моей матери на улице Руднева. Эта улица и улица Кустодиева, где жил тогда Собчак, шли параллельно, а между ними был пустырь. И однажды на этом пустыре я первый раз лично встретил Собчака. До этого я его знал только по телевизионным выступлениям. При встрече он был очень скромен, даже в одежде. Меня поразили его ботинки со стоптанными подметками и каблуками. Он был скромен и в речи. Достал два пластмассовых стаканчика и «маленькую», и мы познакомились.
Работая тогда в таких учреждениях, как ЛОМО и «Позитрон», я вынужден был по службе общаться с чекистами. Это люди очень разного плана. Были честные люди, но это в основном те, которые служили во внешней разведке. Те же, кто обслуживал «внутренний рынок», просто-напросто шпионили за всем, чем можно. Грубо говоря, они старались завербовать каждого прохожего, чтобы он исполнял их желания, доносил на кого надо и т.д.
В какой-то момент, по-видимому, в тот, когда Путин пришел в Ленинградский университет, будучи изгнанным из Германии (или уехавшим оттуда, я не знаю точную версию), Собчак очень изменился по отношению к тем нескольким встречам, которые я называю «встречи на пустыре». Их было три или четыре. Во время этих встреч это был, конечно, красноречивый, красиво и много говорящий, но простой человек. Я знал его дочь от первого брака. Не знаю, где она сейчас. Совершенно простая девушка, кажется, тоже юрист. И в то же время, его слова, сказанные в 1993 году: «Воля народа выше брежневской Конституции!» – ведь тогда он, собственно говоря, изменил присяге. Его все-таки втянула в свое логово «кагэбэшная мафия». Это мое мнение. Он был довольно мягкого характера, как я понимаю, судя по его отношениям с детьми, с супругами, с Путиным…
– А что вы думаете о его смерти? У вас есть вопросы относительно того, что случилось с Анатолием Собчаком?
– У меня есть вопросы. Дело в том, что в какой-то из наших редких бесед (а мы не часто встречались, я не был в числе особо приближенных) Собчак пошутил, что нас обоих бог наделил особым здоровьем, и поэтому мы должны много сделать в жизни. Что-то в этом роде… Он действительно был исключительно здоров, это я помню.
Я ни разу не видел его больным, сопливым, он всегда был в хорошей спортивной форме. В то же время, я навсегда запомнил первые дни после его смерти, когда из Калининграда вернулась его жена. Она буквально буйствовала: мол, он не сам, по-видимому, ушел из этой жизни. Потом она изменила эту точку зрения.
– Вы допускаете, что его смерть была кому-то выгодна? Кому? Почему?
– А кому было выгодно его, находящегося под следствием, обвиняемого, как преступника (хоть дело еще и не было передано в суд), против всех законов и морали, вывезти за границу? По-видимому, тем же лицам. Его просто вывезли, чтобы не предавать суду и чтобы не выявились все его связи.
– Оба дела, «дело Путина» и расследование Марины Салье, в которых фигурирует Владимир Путин и члены его команды, широко известны. А нет ли у вас основания считать, что существуют другие подобные дела, о которых мало кто знает?
– Не основание, а случайная беседа на вокзале с человеком, с которым я был знаком во время депутатства. Этот человек (а он – следователь) рассказывал, что материалом расследования его группы являлось все имущество СССР, которое находилось за границей. «Но наше следствие, – сказал он, – было моментально прекращено, как только Борисом Ельциным или кем-то из его окружения было поручено Владимиру Путину собрать все это заграничное барахло». А это – триллионы долларов.
Дело было закрыто, следственная бригада распущена, по словам этого человека. И всё. А ведь за время своего существования СССР накопил по всему миру гигантские активы. Это была одна из ступенек, через которую перешагнул Владимир Путин. Ему было поручено разузнать обо всем этом наследстве и, как я понимаю, собрать его на пользу страны. А куда оно делось, это, видимо, придется выяснять будущему поколению.
Источник: www.svoboda.org
01.08.15.