После публикации статьи о Хайбахе и об очевидце трагедии, рассказавшем всему миру правду – Дзияудине Мальсагове, – посыпались отзывы.
Прежде всего, Валентина Петровна Мальсагова, вдова чеченского Сахарова, и сегодня живет на улице, названной именем мужа. Несмотря на то, что 18 февраля 2007 года она отметила 75-летие (с чем именинницу поздравила газета «Грозненский рабочий»), соратница диссидента продолжает вести большую работу по увековечиванию памяти Д.Мальсагова.
Они встретились в казахстанской ссылке и полюбили друг друга. Именно Валентина Петровна помогала в подготовке встречи мужа с Хрущевым в Алма-Ате в 1956 году, когда удалось передать знаменитое письмо о хайбахской трагедии. После этого и произошел разговор Мальсагова с Хрущевым, позволивший обнародовать данные, которые так стремились забыть советская власть и КГБ.
В начале 1957 года Дзияудин Мальсагов привез жену в Чечено-Ингушетию, и с тех пор она не покидала Грозный даже во время боев. В апреле 1994 года после тяжелой болезни (три года он был прикован к постели) умер Д. Мальсагов. В начале войны Валентина Петровна потеряла мать, а во время августовских событий 1996-го погиб ее младший сын.
Не один месяц Валентина Петровна пряталась в подвалах от бомбежек, она вынесла все трудности войны, и сейчас бережет расстрелянную мраморную мемориальную доску, которая до войны была установлена на доме Мальсаговых, где Валентина Петровна проживает – уже скоро полвека.
Соотечественник Мальсаговых, Магомед Музаев пишет книгу, посвященную главному чеченскому диссиденту. Есть и другие активные свидетели его жизни и подвига. Говорит один из публиковавших материал о Хайбахе, Казбек Байсалов:
— Сравнение Д.Мальсагова с Сахаровым и «чеченским Данко» – все уместно. Все, что рассказал Владимир Мальсагов, мне известно со слов его отца Дзияудина его матери Валентины Петровны и из многих других источников. С Дзияудином мы дважды были в Хайбахе, на месте, где стояла конюшня (сарай?) колхоза им. Берия… Он рассказывал: «Я стоял вот здесь… Гвишиани вон там, в окружении автоматчиков… Когда из пылающего сарая с воплями ужаса ринулись обреченные, впереди оказалась женщина с двумя детьми, Гвишиани приказал открыть огонь. И проход был завален трупами… Я ринулся в сторону Гвишиани, и если бы не Громов, который удержал меня и… заслонил, я тоже был бы расстрелян».
Дзияудин Мальсагов был именно таким человеком, каким его описывает сын. Когда еще были живы его сверстники, они рассказывали о нем, как о необыкновенно смелом и мужественном человеке, готовом вступиться за правду и справедливость. (И вступался, за что и страдал от властей). Тех людей почти не осталось… Судьба Дзияудина вписана в такие события, которые преступно забыть. И он «не последний в них герой». Поэтому важно и нужно собрать воедино все документы и издать их, «чтобы не повторилось»… Однажды и я как-то рискнул затронуть эту кровоточащую рану геноцида чеченцев – Хайбах, о котором я доподлинно узнал от Дзияудина Мальсагова.
Я прошу уточнений у сына, Владимира Мальсагова. Уж он-то знает не понаслышке сочащийся кровью и пеплом Хайбах. Так может рассказывать только человек, бесконечно преданный родине, тоскующий по земле, на которую он непременно вернется:
ВМ: — Лариса, я также был там с отцом и комиссией в самый первый раз. Мы тогда на машинах поднимались, а это примерно 130 км по серпантину, через горные ущелья и быстрые речки по щебёнке. Природа удивительно красивая: чистейший горный воздух, ему подстать чистотой – стремительные горные реки, с диким шумом стремящиеся по дну ущелий. Этот шум – этот гул и вой – удивительно похож на боевой клич чеченских воинов: «Аллаху Акбар!», наводящий неописуемый ужас на оккупантов. Они сродни друг другу: ведь природа, всё это породившая, одна.
Смешанный лес, скрывающий в своей чаще фруктовые деревья дикой груши, яблони, кизила и мушмулы, с высотой переходит в чинарный, буковый, и далее, перед сочными альпийскими лугами, где находится Хайбах, поднимаются красивейшие хвойные леса, многовековым возрастом помнящие Чечню ещё свободным государством. Чечню, управляемую истинно демократическим мехк-кхелом. Вверху на склонах гор – одна в видимости другой – стоят древние, родовые жилые – и высокие боевые башни. Многие разрушены советскими войсками и авиацией по приказу Кремля во время депортации чеченцев.
Отец показывал наши земли, огромные альпийские пастбища на них. И, что интересно, вплоть до войны к нам приезжали люди, спрашивавшие у отца разрешения на покос травы или выгон скота, хотя мы там не жили и скот не держали, а на дворе совдепы стояли, отменяя частную собственность. Но чеченцы всё равно придерживались своих законов и обычаев.
По дороге, недалеко от так называемого Узкого озера, которое образовалось в результате советской бомбёжки, когда скала, оторвавшись от взрыва, упала, перегородив горную речку, образовав очень глубокое озеро с чистейшей холодной водой, но в ширину – всего несколько метров, – у самого бережка лежит каменный жернов от мельницы, что нашим дедам принадлежала, а по той поре это говорит о великом состоянии. Дорога была красивой и очень интересной, но уж больно тяжела и утомительна.
Но самое важное, что Ваш знакомый, приезжавший на место трагедии, должен был запомнить – это рассказ ветхого старика, одного из Гаевых, бывшего в ту пору подростком, убиваемый там – и чудом выживший. Ужасно, сколько горя этот человек перенёс в жизни, – столько и тысяче человек с лихвой было бы. Слушали его, еле сдерживая слезы.
Они жили в домике рядом с той конюшней. Этот человек был болен, с высокой температурой лежал в горячке, несколько дней, поэтому не евши. И когда его родителей, братьев и сестёр выводили, кто-то из старших обернул его в овчинный тулуп, и материю сверху накинул. Всех родных в конюшне сожгли, а к ним в дом солдаты зашли и, сразу его не приметив, облили всё керосином и подожгли.
Очнулся он от гари и, шатаясь от слабости, вышел из дому. Тут его солдаты увидели, и один полоснул из автомата ППШ поперек его живота так, что кишки стали выползать наружу. Он же, падая и теряя сознание, инстинктивно плотно запахнул тулуп, кишки удерживая. Другой солдат, подойдя к нему, наколол его на штык своей винтовки, как сено на вилы, и закинул в пылающий дом.
Как он выполз из огня, он не помнит, а очнулся уже в пещере, где его выхаживали родственники, так же Гаевы (о которых Вы уже слышали), – те, что остались в живых лишь потому, что уходили в лес за дровами и заночевали там, а, вернувшись, увидели страшную картину убийства. Трое суток, ковыряя в кровь избившимися руками мёрзлую землю, они хоронили людей.
Тут ночью слабый стон заслышался, и, подойдя к оврагу, они увидели окровавленного и обгоревшего мальчика. Как он в бреду выполз из огня, и сам не помнит, но спасло его то, что он был голоден, и поэтому приток крови к кишечнику был незначительным. Так в пещере он ещё долго на грани жизни был. Один из Гаевых, его дядя, специально ходил на охоту, выследил медведя, и, добыв и разделав, обернули мальчика в ещё горячую, парную медвежью шкуру, и этот метод народной медицины спас ему жизнь.
В горах он скрывался с другими до 1953 года, так как по приказу Сталина они считались бандитами и при обнаружении подлежали расстрелу.
После смерти Сталина, он поверил в объявленную амнистию и вышел к совдеповской власти. Сначала его отправили к другим чеченцам в Казахстан, а там арестовали и приговорили, как военного преступника, к 25 годам лагерей, из которых он отбыл более двенадцати.
Вот так звучала одна из человеческих трагедий, поведанная на пепелище Хайбаха, насколько я её помню, и Ваш знакомый также мог её слышать.
ЛВ: — Владимир, Вы продолжаете благородное и самое необходимое дело жизни отца. Прислушиваясь к Вашим свидетельствам, присылают их и другие. То же касается сегодняшней войны и оккупации Россией Чечении: присылают всё новые данные. Что Вы хотели бы добавить по поводу продолжения этой трагедии?
ВМ: — Всё тайное со временем становится явным. Сохранится и это, как бы нквд-фсб не пытались скрыть следы своих преступлений – прошлых, таких, как Хатынь (расстрел тысяч польских офицеров), Гулаг, Хайбах – и нынешних (взрывы домов со спящими мирными людьми в Буйнакске, Москве, Волгодонске, арест, с целью запугивания всех, не согласных с политикой Кремля – Ходорковского, Трепашкина, других, и убийства Литвиненко, Политковской и других смелых и честных людей, открывших глаза всему миру на кровавую звериную морду Кремля с мерзким извращенцем во главе)…
Как обличающая речь Дзияудина, зазвучат вечно живые голоса Литвиненко, Политковской вместе, может быть, с десятками других, доселе не известных, – но в своё время и они встанут перед международным трибуналом с обличительной речью о преступлениях Кремля с Путиным во главе, и отвечать придётся палачам за международный терроризм, страшные убийства и геноцид.
Ибо ясно станет, что все самые громкие и страшные преступления последнего времени (от взрывов домов в России, развязывания целенаправленного, полномасштабного геноцида в Чечне, терактов 11 сентября в США, теракта в Катаре и убийства З.Яндарбиева, терактов в Лондоне со взрывами в метро и автотранспорте, и даже «ядерного», убившего Литвиненко) – это дело их рук.
Лариса Володимерова, для CHECHENPRESS, 19.01.08 г.
Chechenews.com
21.01.19.