Алханкалинским Парням: брату моего друга Хамзата и Его друзьям, павшим за свободу своей Нан Нохчичо, Посвящаю!
Прошло время скучной и мокрой осени с её длинными и сырыми ночами и холодной зимы с её белым саваном… Солнце с каждым днём светило горячей и горячей, а самое главное всем поровну, это настраивало на жизнь и любовь.
Жизнь вокруг полнилась скорым ожиданием, ожидала земля, ожидала природа, всё говорило о весне и жило ею, всё живое топорщилось, распрямлялось, набухало, хорошело оглядываясь вкруг себя… Как вдруг откуда не возьмись селью страшной, сорвавшейся с горы, затопила кругом грязь, со снегом, острыми камнями со льдом, подуло ветром злым и холодным, тьма погрузила в себя жизнь готовившуюся расцвесть.
Стаей вороньей налетела на Чеченскую весну вражья рать, заполонила вокруг всё, биваком стала на перекрёстках и дорогах, воинство скверно дышащее, скверну изрыгающее и мирный люд обирающее, да стало над народом потешаться, изгаляться. На бой вызывать да смертью страшать. А выйдет на бой чеченский молодец, так вороньём налетать, танком, пушкой стрелять, многие тысячи солдатни на него посылать…
Так и стала война, что ни день жесточей, поднялись на смертный бой сотни, тысячи парней! Год идёт — не видно края, два идёт — горит ярчей. Окружили раз за лесом два десятка парней.
Танки, пушки бэтээры, самолёты новой эры, две дивизии, полки, пулемёты, ппша, ну, а толку ни шиша. Все атаки захлебнулись, мордой в грязь Чечни уткнулись! Делать нечего, сопят, о победе не вопят, за дела из рук плохие неприятности сулят.
Средь бандитов идёт разговор, может предложим чеченцам уговор, коль сдаться решат, мы жизнь пощадим, похлёбкой своею их наградим, в стойло поставим, не будем гонять, а то что им, за так, погибать. Быть может, пойдут на дело такое, деваться им некуда, ведь выхода нет! Под землёю и в небе командуем мы, от нас не уйти им, наши планы верны!
Так порешили, и Чеченским парням передали, и тут же был им ответ, чтоб они не скучали: «Нет нам нужды вам бандитам сдаваться, уж лучше в окопе тут мёртвым остаться, но мы умирать не спешим, есть порох у нас и желание биться, пусть дым от сраженья над главами cтруится, а выход, он есть! Известен с дедовских времён! Он был нам известен всегда, не все дороги вы перекрыли, тропинок тайных не счесть по горам. Начинайте сраженье, неведом нам страх, нас гурии ждут в едема садах!»
В стане русских бандитов упираются лбом, всё перерыли обыскались кругом, генералы-бандиты утратили сон. Всё и вся перевернули вверх дном, но затея пуста, хоть не осталось ни камня, ни куста, куда заглядывать враг бы не стал. Выдохся весь, но понял, «шакал», что путь к той дороге, веками знал, тот удалец, что ответ им давал. Понял. И сам себя утешает. Мол, теперь то я знаю, почему они в плен не желают. Знаю теперь! Значит из боя был у них путь куда они могли улизнуть! А мы в храбрецы их записывали часто, боялись их и низко им гнулись! О горе несчастным! Как мы обманулись!
Но как обхитрить их теперь, как нам узнать, где этот путь, чтобы срочно туда войско послать, чтоб удальцов чеченских врасплох застать?! Бой прекратился, пушек не слышно, танки недвижно снопами стоят. «Что теперь делать, как теперь быть?» Сто генералов не могут решить. Тысячи – не могут! А временем тем в войске гомон пошёл, лис-генералов солдаты — бандиты честят: «Раз есть путь у чеченцев, то война эта зря, а нам тогда за что умирать?»
«Так и до бунта осталось немного! Или узнаем мы путь удальцов или не найдут здесь наших концов», — так генеральский совет порешил. «Эй! Храбрецы, сыновья храбрецов! Крепко ж вы бьётесь! Вот уж сколько веков. Победа над вами нам снится ночами, уж думали мы, вы и вправду крепки, а как оказалось, у Вас за спиной, всегда был путь запасной. Может, поделитесь тайной военной или слабо вам биться без ейной?» — так, чеченским удальцам лиса-генерал прокричал. Его прадед тоже здесь лютовал.
Не медлил гордый чеченец с ответом, как клёкот орла ответ прозвучал: «Отчего ж не поделиться столбовою дорогой, никому не заказан сей путь и не труден, если воинство славное. Пройти по нему также легко как птице с ветки слететь. Только нужно всего лишь немного; сердце смелое, помыслы чистые, любить беззаветно отчий свой край, да веровать в Бога, как веруем мы и откроется… дорога заветная… прямо в синее небо, в ожидающий рай!
Но для вас, шакалы! Путь другой уготован. Слеп поводырь ваш страхом объятый, катится вниз страна непонятная, тащит с собой в небытье неприятное. Неправых и правых за собой увлекая, катится в пропасть чума вековая. Ваш конец недалече все признаки есть, уж пламенем синим границы объяты, за безвинные жертвы всюду вам смерть, вождей тоща-а да генералы мордатые! На земле вы в огне и в аду вам гореть, племя пламенем гниенья охваченное. Во веки веков вам вины не стереть. Вы! Рабы из рабов, что играют камедь, кровью агнцев невинных оплаченную!»
Долго в стане врагов генералы молчали, даже солдаты-бандиты устали слушать ту тишину, мыслью нечаянной нарушить боясь.
Но недолго на русский редут мысли о Боге заблудившись идут. На бруствер окопа лиса- генерал взводного «чёрта» с приказом послал, фендрик, взбрызнувшись, обернулся к братве: «Робя, не ужель не докажем Москве, что не зря на Капказ нас послали, водки и танки бесплатно нам дали, «Грабь.ООО» разрешили открыть, мирных людей в ямах гноить, трупы в приёмные пункты сдавать, как за тару за них деньгу получать! Нам ли в атаку бояться идти, коль веру Христову мы давно расстреляли, да и отечества того уже славного нет, а всё что сейчас видим — кобыл сивых бред!» С речью, примерно такой, груз двухсотый, очередной, к пьяной ораве рабов обратился, и лихо вперёд побежал, где его ждал острый кинжал и свинцовый шквал.
Дорога ты жизнь, а свобода дороже, бьётся горский народ не на жизнь, а на смерть. Ему рабских цепей надоели оковы, ему вражьих речей постыло терпеть.
Встанет солнце с востока и на запад уйдёт, сменит много народов планета. Слава лишь Ваша вовек не умрёт, небо чертит ваш путь золотою каметой. Слава Вам и бессмертье в раю, гордые парни чеченской земли, свободу Кавказу Вы добыли в бою и вечный покой обрели.
Chechenews.com
06.11.15.