Статья, которую я решил предоставить на суд читателей, написана на следующий день после публикации статьи «Президент вождь». Я считал ее незавершенной в надежде раскрыть причины конца периода чеченской военной демократии и начала периода построения централизованного государства. Но дописать ее никак не получалось все эти два месяца в связи с активной деятельностью в составе Инициативной Группе из семи членов «Барт-Маршо».
В итоге я решил, что достаточно того, что статья описывает истоки и императив той эпохи, дает формулировку ей. А период ее завершения может быть изложен отдельной статьей. В итоге эта статья, являясь продолжением предыдущей, сама станет, я надеюсь, прологом последующей статьи. И в таком формате, я думаю будет легче их осваивать, слог у меня, известно, не самый легкий. Надеюсь эта статья, как и предыдущие ей окажется полезной для осмысления наших современных политических проблем.
«Золотой век» чеченской лесной демократии.
В российских источниках 18-20 вв. чеченцев наряду с другими североказказцами называют горцами, что в принципе не соответствует действительности. За несколько веков до Кавказской войны, с тех пор как чеченцы вступили в эпоху так называемой чеченской реконкисты, поэтапного освоения некогда отторгнутых предгорий и равнины, их можно характеризовать как лесной, а не горный народ. Новая среда формирует новое мировоззрение. Лесной менталитет совсем иной чем горный. Именно он и отличал чеченцев от всех остальных горных соседей. В лесах Ичкерии, Шатоя и Орстхоя, а затем и на Чеченской равнине, покрытой тогда сплошным лесным массивом, формировался новый чеченский этнический уклад и общественный строй, отличный от горного патриархального, который историки характеризуют как военную демократию.
Да в Нашхое, Т1ерлое, М1айсты и Маьлхисты и в других прилегающих горных районах, в этом древней очаге чеченцев, в колыбели народа продолжал параллельно существовать древний общественный уклад, патриархальный строй, как бастион многовековых традиций, потому и обращались в М1айсту за подобными вопросами в те времена. Но акторами известной сегодня миру чеченской истории, как по массовой вовлеченности, так и по ментальности ее исполнения стали жители равнинных и предгорных лесов. По сути в тот период, в этом лесном регионе и формировались чеченцы как современный народ, даже можно сказать зародились как новый народ из сохранившийся в Древнем Нашхое осколков умершего древненахского народа. Ведь после нашествия монголов и Тамерлана предки нынешних чеченцев, а вернее тот мизер что сохранился от них в горах Нашхоя прошел, как выражаются генетики, через бутылочное горлышко, переродившись в иной современный чеченский народ. И он, зародившись в лесах, в зоне контакта с враждебными соседями, утвердившись в войнах, со временем вобрал в себя всех горных сородичей.
Если спросить, что нам дает это знание, то отвечу, что дает самое важное в осмыслении себя как нации. Это сегодня мы гордимся тем, что у чеченцев никогда не было князей. А кто знает, что было до в возрождения в колыбели Нашхоя и перерождения в современный народ в Ичкерийских лесах? Мало кто из чеченцев сомневается, что историческая Алания, по крайней мере ее восточная часть, также Урарту и некоторые другие Кавказские и Переднеазиатские государства древности являлись нахоязычными. В таком случае нашим древним предкам была известна царская форма правления с ее аристократией (элий), так, как и Урарту и Алания являлись царствами. Но нет в нашем народе ни уважения к царской власти, ни традиции ее почитания. Напротив, мы видим даже какой-то неимоверный иммунитет против нее и аристократии. И вот это перерождение чеченцев дает нам понимание корней этого иммунитета. То есть знание о перерождении чеченцев из древненахских племен в современный чеченский народ дает нам знание об истоках его этнопсихологии.
Воспоминания, легенды о древних временах, вероятно, были крайне отрицательными. Поэтому разрастаясь в горах чеченцы в корне пресекали всякие попытки возвеличения над собой одного из родов, т.е. зарождения аристократии и верховной царской власти и сохраняли строй вольных республик горных общин – тайпов, управляемых патриархальным методом. Но это также означает политический застой. Веками гасилась молодая энергия тяжестью древних традиций и беспрекословным авторитетом патриархов адата – старейшин. Вся молодая энергия уходила вовнутрь в вечную в горах из-за земельного голода междоусобицу. Так и варились горцы-вайнахи в собственном соку, неизвестно сколько столетий. Этот период в этнологии называется инкубационным. История же народов начинается с этно-политической активности, столь заметной, что она начинает беспокоить соседей и дальние страны до той степени чтобы они об этом составляли письменные свидетельства. Для чеченцев такая история начинается в лесах Ичкерии, а не в Нашхоевской колыбели. Это история лесного, а не горного народа.
Ниже гор лежали леса предгорий и наклонной равнины. Они долго оставались безлюдными как прифронтовая зона с враждебными степняками в инкубационный период, и как дикая периферия перед повторным освоением чеченцами в период регенерации. Даже островки полян, от ранее разрушенных поселений предков чеченцев заросли сплошным непроходимым лесом. Его сырой климат ставший непривычным для горцев и обилие размножившихся хищных животных несли смерть для осмелившихся поселиться в нем. Но какие бы угрозы не таил период колонизации, эти земли в перспективе сулили личные экономические выгоды, которые в итоге влияют и на политический вес всего народа.
Как бы там ни было, из-за перенаселенности ли гор, тяжести ли традиций, кровной ли мести или еще по каким-либо причинам, самые отчаянные спускались с гор в непроходимые леса рубили поляны и обустраивали жизнь, требующую проявления куда больше инициативы и индивидуальных качеств чем в горах в окружении родственников. Как известно воля и сопровождающая ее опасность стихия молодых и энергичных индивидов. Лесная Чечня была страной молодых, энергичных и предприимчивых людей, несколько лишенных условностей старого горного общества, ставящих новые приоритеты общественной и личной жизни.
Так благодаря исключительно внутренним факторам формировался новый тип людей, энергичных и предприимчивых, не ограниченных в действиях условностями закостенелого общества в силу отдаленности от него, вышедших из под его контроля и вольных в принятии решений, экономически не ограниченными земляным голодом, преследовавшим их в горах. Окрепнув через два столетия в 17-м веке этот народ из-за своего социального устройства и поведенческой ментальности стал самым неудобным соседом для кавказских ханств и княжеств, и в то же время самым желанным для них военным союзником. И в основу такой трансформации лег уже внешний фактор.
Кавказские князья в большинстве своем окавказившиеся потомки иноземных завоевателей, не имея в чеченских лесах собственного подопечного народа, тем не менее предъявляли свои права на эти пустовавшие земли, некогда дарованные им как вассалам сгинувшими степными завоевателями, а чеченцев считали незаконными переселенцами. Несмотря на защиту леса, хуторки лесных полян по два-три-десять домиков были не в состоянии противостоять неожиданным налетам профессиональных дружин князей в полсотню или сотню нукеров, с требованием дани. Из-за этой внешней угрозы со временем хуторки чеченцев на равнине организованные ранее по семейно-клановому признаку стали объединяться в крупные селения, с несколькими разнотайповыми кварталами что способствовало укрупнению военной силы, а также этнической консолидации, тогда как горные условия земельного голода и межклановой вражды однотайповых поселений препятствовали этому.
Именно притязания соседних феодальных владетелей переплавили вольных и предприимчивых, но разрозненных чеченцев в спаянный перед внешними угрозами сильный воинский народ. Но надо отметить что военная сноровка была приобретена чеченцами до этого в многовековой горной междоусобице. Но переселившийся на равнину не сразу заметным ползучим заселением лесов и будучи замеченным столкнувшись с соседними феодалами, организованный в военную демократию, это был уже иной народ нежели в горах. Народ, чье общественное сознание, отраженное в эпохальном эпосе ИЛЛИ, воспевало как благодетель личные качества индивида и воинскую доблесть, но никак не величие предков, что характерно патриархальному обществу, или благодетели сюзерена, что свойственно феодальному обществу.
Другая, на мой взгляд, куда более важная сторона внешнего фактора, воздействовавшего на формирование чеченского лесного мировоззрения является их тесный контакт, в отличие от горных сородичей с соседними культурами и противопоставление себя патриархальному укладу или феодальной политической системе этих соседних народов. Враждебный соседним феодалам социально-политический строй чеченцев того периода, как мы уже отмечали характеризовался как военная демократия. Этим он и отличался от других небольших архаичных горских народностей с патриархальным управлением независимых от кавказских феодальных владетелей. В этом, в контакте и культурном обмене с соседними княжествами при этическом и политическом противопоставлении себя им, в налаживании добрососедских отношений через институт куначества, в возвеличивании роли свободной личности лейтмотив всего жанра илли.
Так при военной демократии формировался новый, вольный, индивидуалистский лесной менталитет, наложенный на семейные устои горно-патриархального общества и в этом симбиозе рождалась современная чеченская нация. Мир узнает о чеченцах только к концу эпохи военной демократии, в Кавказской войне, тогда, когда они переходили на новый этап своего политического развития, став стержнем многонационального централизованного государства Имамат. В период Имамата чеченская нация возмужала. Но в снах она видит свое детство периода военной демократии, по-чеченски – КЪОНАХИЙН ЗАМА. Начавшись с процесса так называемой чеченской реконкисты, эта эпоха сменила собой старый тайповый патриархальный период, потому и нет на равнине тайповых селений. Адин Сурхо, Ахин Темаркъа, Аьккхийн Джанхот, Догмайра Ч1ега, Джумин Акхтулла, Мадин Джаьммирза, Таймин Бейболат, Эвтархойн Ахьмад и другие герои эпоса илли, являются представителями этого периода военной демократии, а сам жанр илли гимн той эпохи.
Эпоха военной демократии снится чеченскому народу как прекрасное детство, так как она характеризовалась возвышением роли личности, по-чеченски оьзда стаг, относительно ее безликости в предыдущий тайповый период. Императив поведения чеченцев в тот период характеризовался девизом «Мы чеченцы все уздени», по-чеченски «Тхо нохчий массо ду оьзда». По сути военная демократия означало анархию, не в негативном, а политическом смысле этого слова, то есть общество без правителей. Не создавая своего управленческого аппарата, чеченцы нанимали бастардов соседних княжеств, недовольных изгоняли. А значит чеченский исторической период военной демократии политически представлял из себя анархический строй. Вот реально объективная картина той «демократии», которую сегодня так любят восхвалять чеченские историки, как лучшую из демократий мира, как «золотой век» нашей истории.
Таким образом лесная Чечня была действительно вольной страной, пока была известна только соседним княжествам. При анархическом строе военной демократии объединенная чеченская нация без каких-либо усилий справилась с силами соседних феодалов. Затем расселившись по степной зоне междуречья Сулака и Терека вынуждали местных князей нанимать себя дружиной, потому как никакая другая дружина не могла гарантировать этим князьям беспрепятственного продвижения по степям с орудующими чеченскими ватагами. Сил чеченской анархической военной демократии также с лихвой хватило и для отражения набеговых походов азиатских держав Ирана и Крыма, вассала Турции. Но с систематическим, плановым наступлением европейской державы России анархический чеченский строй справится не мог.
Последний герой их эпохи КЪОНАХОЙН ЗАМА Таймин Биболат сделал последнюю попытку реорганизовать анархический строй, которая провалилась в силу системной неспособности противостоять натиску силы, организованной в централизованное государство. Так пришел конец чеченскому отрочеству «золотой эре», анархическому строю военной демократии. Чеченцы начали в ответ строить свое централизованное государство, сплоченное идеологией мюридизма. Но переход во взрослую, государственную жизнь народа был прерван оккупацией. Чеченцы несколько беспечно задержались в юношестве и упустили золотое время, что имело роковые последствия.
Некоторые современные идеологии чеченского общественного строя видят все беды чеченцев в централизованном государстве, а спасение в «золотом веке» чеченской истории. Поэтому важно было отметить что из себя представлял «золотой век» чеченской истории, прежде чем перейти к описанию причин его логического конца и начала построения централизованного государства. Нынешние беды чеченцев лишь в том, что тогда во времена Имамата переход этот не был завершен в результате его крушения под тяжестью Российской империи. И сегодня чеченцам вновь не удалось осуществить этот переход в государственность, став жертвой очередной агрессии Российской федерации. Важно понимать, что причины наших неудач никак не в пагубности государства и в идеальности архаичных чеченских общественных форм, «золотого века», пройденных этапов истории о которых грезят чеченские националисты. Иначе эти этапы исторического развития небыли бы завершены чеченцами непринудительным образом еще до начала российской оккупации.
Сулейманов Джамбулат.
22 октября 2017 года.
Chechenews.com
25.12.17.