Этот человек ненавидел журналистов, как и все старые чекисты, но для меня сделал исключение: ведь я был еще и референтом начальника научно-технической разведки КГБ.
Поэтому Леонид Квасников, занимавший пост ее начальника с 30-х по 60-е годы, уделил мне много дней для откровенной беседы. Это было интервью писателю из своих, предназначенное лишь для внутреннего пользования: для секретного учебника истории научно-технической разведки.
Старик вызывал у меня чувство симпатии. Это же надо — руководить в США во время войны работой по похищению секретов американской атомной бомбы, добиться успеха — и умудриться при этом не стать ни Героем Советского Союза, ни даже генералом. Виной тому был слишком принципиальный характер Квасникова, не боявшегося конфликтовать со всеми своими начальниками — от Берии до Крючкова. Все они его терпеть не могли, но почему-то не репрессировали. Квартира бывшего начальника разведки поражала бедностью.
— А чем вы занимались до 1941 года? — спросил я, зная о том, что ветераны КГБ ох как не любят вспоминать о своем участии в репрессиях.
— Я работал с товарищами из гестапо, — просто ответил Квасников и достал из ящика письменного стола листок потемневшей от времени бумаги, заставивший вздрогнуть. Меня поразили стоявшие рядом печати с серпасто-молоткастым гербом СССР и фашистской свастикой, что так не соответствовало тогдашней советской пропаганде. Это был пропуск в оккупированную Польшу, который Квасникову совместно выдали НКВД и гестапо в Москве в марте 1940 года.
На нем я впервые увидел автограф германского посла графа фон Шулленбурга, сыгравшего роковую роль в истории нашей семьи. Дело в том, что мой двоюродный прадед Яков Тоболкин, известный русский зоолог и основатель обезьяньего питомника в Сухуми, был еще и придворным ветеринаром советской верхушки. Ему разрешалось лечить не только ленинского кота и жителей домашнего зоопарка Бухарина, но и собак и кошек иностранных послов.
Поэтому он совершенно не удивился, когда 21 июня 1941 года его пригласил фон Шулленбург, живший по соседству, на Арбате, и попросил ввести яд своему огромному догу. А это, между прочим, было признаком начала войны. Но Тоболкин, сын тобольского священника и вообще человек скрытых антисоветских взглядов, в НКВД об этом не сообщил, за что и был арестован уже 22 июня. Вскоре он был расстрелян, но так же быстро и реабилитирован. Это спасло от преследований весь наш клан родственников-поповичей, обитавших в его особняке в Спасо-Песковском переулке.
— Почему вы, молодой ученый, к тому же начальник научно-технической разведки, пусть крошечной тогда, попали в Польшу на гнусную должность фильтровщика беженцев? — спросил я.
— Так мне Берия устроил нечто вроде дедовщины! — усмехнулся Квасников…
Наша беседа происходила в январе 1991 года. Советский Союз рушился, но КГБ упорно не хотел этого замечать. С тупым усердием он слал секретные отчеты Зюганову о нейтрализации Ельцина и компрометации ненавистных демократов. В секретных планах, утвержденных Крючковым, говорилось о том, что советский народ не даст в обиду завоевания социализма и грудью встанет на защиту родной коммунистической партии. Жизнь словно протекала мимо КГБ, никак не затрагивая его, укрывшегося в своих мрачных офисах за десятью заборами, в секретных особняках и на явочных квартирах.
КГБ вообще слаб в политических прогнозах. За свою 70-летнюю историю он не дал ни одного правильного прогноза — от нападения немцев до развала СССР. Это неудивительно: ведь КГБ — военная организация и прогнозирует только то, что понравится генералам.
— Выехав в Польшу, я встретился с гауляйтером Франком и сразу начал работать со знаменитым гестаповцем Айсманом, — продолжал Квасников, — Да, да, тем самым, которого так мастерски сыграл Леонид Куравлев в фильме «Семнадцать мгновений весны». Но настоящий Айсман был выше ростом, шире в плечах и обладал громовым голосом. Настоящий гестаповец! — В голосе старого чекиста слышалось искреннее восхищение.
— А вам не страшно было общаться с фашистами? — спросил я.
— А что тут может быть страшного? — искренне удивился старик, — Ведь это были наши товарищи! Да, моя охрана из трех гестаповцев, прекрасно говоривших по-русски, не оставляла меня ни на шаг. Но и здесь, в Москве, наши товарищи из НКВД также неотлучно сопровождали немецких разведчиков, работавших против американцев и англичан.
Впрочем, один раз Квасникову пришлось все-таки оторваться от охраны.
Какой-то молодой поляк украдкой сообщил, что с ним хочет встретиться некое высокое духовное лицо.
— Да чтобы я, коммунист, разговаривал в попом? Не бывать этому! — вспылил было Квасников, но, поразмыслив, согласился.
В полуразрушенном особняке его ждал чернобородый восточный человек в рясе — представитель грузинского патриарха Георгий Перадзе. Без лишних предисловий он сообщил, что начинает здесь партизанское движение, но под руководством столь ненавистных тогда Советскому Союзу англичан.
— Твой начальник, Лаврентий, должен оказать нам денежную помощь! — заявил грузин.
— Какой ещё Лаврентий? — переспросил Квасников, холодея от ужаса.
— Лаврентий Берия, какой же еще! — усмехнулся священник, — Мы с ним оба работали на англичан в 1919 году, в оккупированном ими Баку. Берия тогда официально служил у них…
Квасников ушел не попрощавшись, но Берии все-таки об этом разговоре сообщил, приехав в Москву весной, перед самой войной. К его удивлению, Берия отреагировал с пониманием и на следующий день вручил Квасникову чемодан, полный английских фунтов и польских злотых. Более того: Петр Фитин, начальник разведки НКВД, сидевший рядом с Квасниковым, предостерегающе толкнул его под столом ногой. Значит, и он тоже был в курсе дела? Вернувшись в Варшаву, Квасников молча отдал деньги Перадзе, ибо не знал, что сказать.
— Слухи о том, что Берия — английский шпион, были обоснованы. Его расстреляли правильно! — убежденно заявил Квасников.
Но меня занимал другой вопрос. В те самые дни, когда мы встречались, КГБ создавал в Москве первые фашистские организации — РНЕ, «Память». Им он отводил роль пешек в игре, которую вел против Горбачева. В 1999 году глава РНЕ Баркашов гладко прошел через Центризбирком, намереваясь попасть в Думу. Мог ли он это сделать, не имея мощной поддержки спецслужб или политических организаций? И почему суд по поводу отмены его регистрации на выборах был закрытым? Какие у фашистов могут быть государственные тайны? Да, похоже, только одного рода — те, которые окружают деятельность спецслужб. Потому что Баркашов — старый агент КГБ.
Раньше в наших парткомах висел такой лозунг: «Будем верны славным традициям ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ!». Коммунисты с Лубянки столь тщательно перечисляли эти названия для того, чтобы у молодой поросли чекистов не возникало сомнений в том, что КГБ раскаивается хотя бы в одном из своих исторических этапов.
Увы, в наши дни в этот список можно добавить и СВР, и ФСБ. Наследники КГБ по-прежнему ни от чего не отреклись, но даже свой профессиональный праздник отмечают, как и в годы репрессий, 20 декабря. Это то же, как если бы нынешние разведка и контрразведка ФРГ праздновали день гестапо. Представляю, как возмутилась бы наша пресса!
Среди чекистских традиций есть и примирительное отношение к фашизму. Никакой борьбы с ним у нас не ведется. Слишком глубоко вошло в генетическую память КГБ сотрудничество с гестапо. Говорят, оно не прекращалось даже во время войны. Вспоминают ли нынешние чекисты о том, к чему привели нашу страну их оперативные игры с Гитлером?
*********
Справка Чеченпресс:
Автор статьи — бывший референт начальника управления научно-технической разведки ПГУ КГБ СССР (первое главное управление КГБ СССР). Константин Преображенский долгое время работал в Японии под прикрытием корреспондента ТАСС. Написал книги о Японии: «Бамбуковый меч», «Спортивное кимоно», «Как стать японцем», «Неизвестная Япония» — и многочисленных публикаций. Книга «Шпион, который любил Японию» вышла в Японии в 1994 году и произвела эффект разорвавшейся бомбы.
В ней показана скрытая от посторонних кухня разведки. Автор также рассказывает о деятельности КГБ в России — о военной контрразведке, подрывной работе в религиозных организациях, о подготовке разведчиков к работе за рубежом, особое внимание уделяя внутреннему контролю в разведке и мировых средствах массовой информации в качестве независимого эксперта по вопросам разведки.
После выхода в свет книги А.Литвиненко и Ю.Фельштинского «ФСБ взрывает Россию» Константин Преображенский открыто заявил, что все написанное в книге — правда, после чего его начали преследовать в России органы ФСБ. Он был вынужден покинуть Россию и перебраться в США, где и проживает в настоящее время.
Константин Преображенский, США, для Чеченпресс, 07.05.05г.
Chechenews.com
15.10.17.