1921 год, по признанию Ленина, стал наиболее критическим годом для «пролетарской» диктатуры, поскольку тогда против нее выступили уже не «классовые враги» — белогвардейцы-реставраторы, а сами же русские рабочие и крестьяне, увидевшие антинародную суть «комиссародержавия».
Именно тогда прозвучал лозунг Третьей, антибольшевистской революции. Крестьянские восстания в Сибири, повстанческая война на Тамбовщине, забастовки в Москве, в Питере и других городах – все это фрагменты общей картины массового народно-демократического сопротивления. В этом же ряду стоит и знаменитое Кронштадтское восстание.
В феврале 1921 года в Петрограде начались мощные забастовки антибольшевистской направленности. Дело дошло до уличных волнений. Политическая обстановка стала настолько критической, что коммунисты ввели в Питере военное положение. Среди рабочих прокатились аресты. В ответ на это забастовал еще и знаменитый Путиловский завод. Ситуация стала угрожающей для большевистской власти в целом.
О событиях в Питере узнали матросы Кронштадта, уже охваченные антибольшевистскими настроениями. Дело в том, что состав балтийских матросов изменился. Многие из них совсем недавно были крестьянами, и они получали из деревни нерадостные вести о коммунистическом произволе, продразверстке, голоде. Зная о настроениях в Кронштадте, ЧК создала там разветвленную сеть осведомителей, которые докладывали, что особо активную позицию занимают экипажи линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Именно эти корабли послали делегацию к питерским рабочим с целью узнать положение дел на месте, а не со слов лживых комиссаров-агитаторов.
После возвращения делегации состоялся массовый митинг, по сути, народное вече на Якорной площади, собравшее порядка 16 тысяч человек. Казалось, над площадью гулял «древний новгородский ветер» (Клюев). Это было 1-го марта. Моряков пытался увещевать сам председатель ВЦИК Калинин, но был встречен выкриками «Пошел ты…, Калина!». Калинину и сопровождавшим его большевистским чинушам «указали путь» из Кронштадта. Был провозглашен лозунг «Вся власть Советам, а не партиям!», направленный против диктатуры РКП (б). Кронштадтцы требовали свободных выборов в Советы путем тайного голосования, свободы слова, собраний и союзов, свободы торговли и кустарного производства, полного отказа от антикрестьянской политики. Эта программа Кронштадтского восстания получила от большевиков причудливый ярлык «черносотенно-эсеровская».
Кронштадтская газета «Известия ВРК» (Временного революционного комитета, созданного 2-го марта) писала в те дни: «Власть полицейского монархизма перешла в руки коммунистических проныр, принесших трудящимся вместо свободы постоянный страх перед камерой пыток ЧК, зверства которой намного превзошли зверства жандармского управления царского режима. После многих боев и жертв трудящиеся Советской России получили лишь удары штыков, пули и грубые окрики чекистских опричников». Кронштадтцы призывали свергнуть «диктатуру коммунистической партии с ее ЧК и государственным капитализмом».
«Труженик, разве для того ты свергнул царизм и сбросил керенщину, чтобы посадить себе на шею опричников Малют Скуратовых с фельдмаршалом Троцким во главе?» — это из воззвания ВРК от 13-го марта.
Как видим, кронштадтцы отлично понимали, что большевики – это всего лишь воспроизводство полицейско-бюрократических имперских архетипов, только в более радикальной форме. Кронштадт – это одно из проявлений неприятия большевизма с позиции третьей, народно-демократической силы. Ярчайшим выразителем подобных народных настроений был, конечно, Сергей Есенин. В одном из писем 1920 года он писал: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал…». И позднее, в 1923-м, Есенин признавался: «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь».
В этом смысле характерно обращение Есенина в те годы к образу Пугачева; но особо примечателен романтический повстанец Номах из его драмы «Страна негодяев» — Номах это перевернутая фамилия Махно. Кстати, восставшие кронштадтцы рассчитывали на успех Махно, тогда еще активно боровшегося в Украине. Полевая радиостанция махновцев передавала в Кронштадт: «Приближается час соединения свободных казаков с кронштадтскими героями в борьбе против ненавистного правительства тиранов». Надеялись кронштадтцы и на Антонова с его повстанческой крестьянской республикой на Тамбовщине. Как и Махно с Антоновым, Кронштадт – это яркий феномен третьей позиции в раскладе сил гражданской войны.
Итак, 2-го марта в ответ на попытку коммунистов захватить власть в крепости на делегатском собрании представителей был избран Временный революционный комитет во главе с матросом Петриченко по прозвищу «Петлюра» — выходцем из малоземельных крестьян Калужской губернии. Штаб восстания расположился на линкоре «Петропавловск». Тогда же, 2-го марта, большевики объявили Питер и Петроградскую губернию на осадном положении, а 4-го марта события в Кронштадте были официально объявлены «мятежом» со всеми вытекающими последствиями: большевики считали виновным все население «мятежной территории».
После того, как большевики арестовали делегацию Кронштадта, прибывшую в Питер на переговоры, надежды на мирное развитие революции исчезли. В ответ на ультиматум большевиков осажденный Кронштадт решил драться. Восставшие создали Штаб обороны, в который вошли военные специалисты, в частности, артиллерист генерал Козловский и другие офицеры. Это принесло свои результаты. 7-го марта состоялась артиллерийская дуэль, закончившаяся успехом восставших, поразивших цели на Лисьем Носу и в Сестрорецке. Кстати, Козловский немедленно поплатился за свой выбор: его жена и четыре сына были взяты чекистами в качестве заложников и вместе с другими родственниками сосланы в Архангельскую губернию.
«Гул кронштадтских орудий слышен по всей Европе…», — писал в те дни Борис Савинков в газете «Свобода», которую он издавал в Варшаве вместе с Д. Мережковским, З. Гиппиус и Д. Философовым. «Да, Кронштадту мы, русские, обязаны всемерно помочь. Да, помочь мы должны и продовольствием, и деньгами, и, если возможно, вооруженной силой», — подчеркивал Савинков.
Ленин понимал, что Кронштадт необходимо подавить любой ценой до прихода настоящей весны, когда окруженная водой крепость станет неприступной. Он прямо говорил: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Уже 8-го марта, Кронштадт был атакован 7-й большевистской армией под командованием обер-карателя Тухачевского, который в том же году, летом будет осуществлять геноцид на Тамбовщине, где уничтожит свыше 100 тысяч русских крестьян. Большевистские части, как по равнине, шли по льду, который выступил в роли некой вселенской энтропийной силы, сковавшей кронштадтские линкоры, не пуская их в Питер. Казалось, этому льду противостоят вольнолюбивые северные боги, заговорившие огнем и громом крепостных пушек. Кронштадтская сага вступала в решающую фазу…
Штурм 8-го марта провалился. Большевистские части откатились на берег, понеся большие потери. Сказывался низкий боевой дух красноармейцев, не желавших сражаться за Ленина и Троцкого, а нередко и переходивших на сторону восставших. Многие части были расформированы, дело дошло до показательных массовых расстрелов. Ненадежных матросов эшелонами отправляли из Петрограда для прохождения службы в других акваториях. Большевики подтянули верные им части, численность 7-й армии достигла 45 тысяч штыков. Даже 300 делегатов Х съезда РКП(б) были вынуждены оставить кресла в московском зале заседаний и отправиться на «кронштадтский лед» в качестве политруков-погонял красноармейской массы. Кстати, именно Кронштадт, «антоновщина» и «махновщина» подтолкнули Ленина к «новой экономической политике». Однако народ продолжал сопротивление, не верил большевикам и, как оказалось, небезосновательно: всего через десять лет они на мужицких костях утвердили колхозно-крепостную систему…
С 12-го марта большевики начали авиабомбардировки Кронштадта, продолжавшиеся вплоть до начала уличных боев (17-ое марта). Большевистская авиация в количестве 56 аэропланов сделала 137 вылетов, налетав 160 часов и сбросив свыше двух с половиной тонн бомб.
В ночь на 17-ое марта после интенсивной артподготовки Тухачевский погнал свои «тумены» на решающий штурм. Тьму рассекали лучи кронштадтских прожекторов, а в спину красноармейцам смотрели пулеметы заградотрядов. Утром 17-го марта большевистские войска ворвались в Кронштадт. Начались ожесточенные и затяжные уличные бои. По приказу Троцкого пленных не брали. Восставшие матросы, солдаты и горожане дрались за каждую улицу, не раз бросаясь в контратаки. Так, например, в районе Якорной площади две большевистские бригады были остановлены и отброшены. Примерно в полдень восставшим удалось оттеснить карателей из центра города к пристани. И лишь один из последних резервов Тухачевского – кавалерийский полк, брошенный в контратаку, смог переломить ситуацию в пользу большевиков. Продолжали вести огонь по наступавшим карательным войскам второй волны линкоры «Севастополь» и «Петропавловск». Только к девяти часам вечера корабли прекратили сопротивление. Часть матросов осталась ждать своей участи, другие ушли по льду в свободную Финляндию. Всего из крепости к финнам ушло восемь тысяч повстанцев.
К полудню 18-го марта недолгая история вольного Кронштадта закончилась. Однако по другим данным очаги сопротивления не затухали до поздней ночи…
Немедленно начались репрессии. Прежде всего, они обрушились на экипажи линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Уже 20 марта тринадцать моряков с «Севастополя» предстали на показательном процессе и были расстреляны. 1-2 апреля состоялся наиболее крупный открытый процесс (а всего их прошло несколько десятков). На скамье подсудимых оказалось 64 моряка. Из них 23 человека были приговорены к расстрелу, остальные получили по 15-20 лет тюрьмы.
Кроме того, в бешеном темпе работали т.н. чрезвычайные тройки: «20 марта на заседании чрезвычайной тройки слушалось дело по обвинению 167 моряков линкора «Петропавловск». Всех приговорили к расстрелу. На следующий день по постановлению чрезвычайной тройки было расстреляно 32 моряка с «Петропавловска» и 39 — с «Севастополя», а 24 марта по постановлению тройки расстреляли еще 27 моряков» (В.П. Наумов, А.А. Косаковский, «Кронштадт 1921«).
Весна, которую так ждали кронштадтцы, выдалась печальной. Расстрельные приговоры получили свыше двух тысяч человек, а различные сроки наказания – порядка шести с половиной тысяч. Появился даже специальный термин: «кронмятежник».
Исследователи сообщают, что «с весны 1922 года началось массовое выселение жителей Кронштадта». Всего в 1922-23 гг. выслали две с половиной тысячи человек. Как тут не вспомнить, что когда-то покорение Новгородской республики Москвой «увенчалось» массовым выселением новгородцев с родной земли – дабы истребить саму память о русской демократии. Видать, неспроста кронштадтцы называли чекистов «опричниками» и «малютами скуратовыми». Кронштадт – это очередное столкновение архетипов русской вольности и российского деспотизма. Переплавленные Москвой вечевые колокола воскресли в корабельных рындах восставших линкоров Кронштадта.
Почему актуальна память о Кронштадтском восстании? Одолев Кронштадт, большевики окончательно насадили систему, существующую и поныне: полицейско-бюрократический централизм с однопартийной монополией на власть. Потому-то и звонит нам из прошлого кронштадтский «Китеж» скорбными склянками своих рынд.