Войну ждали из-за Терского хребта. Охранять отроги за «Первомайкой», на западной окраине Грозного, группы сельчан приезжали поочередно, на автобусах и бортовых грузовиках, принадлежащих кому-то из дежурящих или выделенных «сочувствующими».
Мы с аргунским другом Аюбом Джахаровым вылезли из окопа и ушли на дежурство – лежать в заиндевелом ковыле и следить за долиной, простирающейся от хребта, до серой полосы Терека. Аюб глядит в звездное небо и говорит: «То, что мы валяемся тут, мерзнем и ждем танков – это история.
Потомки будут помнить все, что мы делаем, они будут спрашивать друг друга, «чем занимался твой отец, когда строилось наше государство». После долгой паузы произносит то, что я запомнил навсегда: «Знаешь, я умру скоро, это все, что я могу дать Чечне, я хочу, чтобы мой газават был чистым – умереть так, чтобы нечего было от меня собрать».
Аюб, наряду с тысячами людей, ежедневно выезжал в митингующий центр столицы и сильно симпатизировал Джохару Дудаеву. И он однажды поведал тайну своей семьи. Отец Аюба вначале 40-х состоял в шатойских повстанческих отрядах, свергавших сталинский режим. Его звали Эми, Эми Джахаров из Сержень-Юрта. И уходил он бороться против Советской власти не из рядового места, а с должности прокурора одного из районов ЧИАССР. И ушел не один, а вместе с братом-милиционером Абузаром. До ухода в горы ему как прокурору нередко приходилось бывать в «тройках», без долгих разборок решавших судьбу арестованных соплеменников.
…Однажды «тройке», Эми и еще двоим, представили на суд молодую женщину безумной красоты, с длинной косой и великолепным станом. Эми проголосовал против ее расстрела, а те двое — за. Девушку тут же повели в соседнюю комнату и расстреляли. Это была последняя капля его терпения и он начал строить план борьбы против Сталина.
Был в его прокурорской практике еще одна замечательная страничка. Он даровал жизнь арестантам Дудаевым, Мусе и его брату из галанчожского Ялхароя — проголосовал против «вышки» и к тому же склонил всю «тройку». Позже Муса Дудаев, благодарный своему спасителю, нарек своего сына, будущего генерала Советской армии и будущего президента Чечни фамильным именем прокурора Джахарова – Джохар – Жовхар.
…Аюб имел «несчастье» вступить в пионеры на шалинской площади, под памятником прокурору района, «павшему от рук бандитов» в оные годы. И когда сынок вернулся со школы с кумачовым галстуком на шее, отец сказал ему: «Какой же ты мужчина? Повязал тряпку под памятником сволочи, которую я убил!» Прокурор, присланный из России усмирять мятежных чеченцев, заживо сжигал участников истамуловского мятежа в Шали, вспоминали старожилы — за это и был наказан Джохаровым. А каким чудом выжил сам Эми – это история долгая..
…Прошла неделя с той ночи, как мы лежали на Терском хребте и Аюб выказывал мечту быть Всевышним одарен «чистым газаватом» — умереть без следа. Внезапным нападением 26 ноября 94-го грачевским танкам, шедщим свергнуть Чеченскую власть, удалось продвинуться до подступов к центру Грозного.Но были остановленны на «Минутке». Аюб с гранатометом встречал этот блиц-криг. Он встал на колено и впервые в своей жизни выстрелил в танк, и даже попал!
Парень, широко улыбнувшись, глянул в сторону N, товарища из Аргуна, стреляющего по колонне из автомата, и принялся брать новую цель. …Но не успел — танк опередил. Друзья и родственники целый день искали то, что можно бы было предать земле с именем Аюба. За два дня поисков нашли лишь каблук от ботинка, косточку, взлетевшую на балкон одного из минуткинских домов — всего полпакетика от красивого, статного Аюба.
Любил Всевышний Аюба. Газаватом «чистым», чтоб нечего было собрать», одарил немедля и в точности.