Решение испугало своей неожиданностью. «У меня четыре выходных дня, – сказал я раздражённо, предполагая возражения. – Когда ещё у меня бывает четыре выходных дня с этой эфирной работой! Я хочу куда-то поехать! Я не хочу сидеть в этом холоде! Давайте сядем в машину и поедем… хотя бы в Молдову. Там вино и тепло!»
– «Там минус четыре, – глядя на меня, как на больного, сказала Катя, – а молдавское вино можно купить у нас в супермаркете. Кроме того, туда самый близкий путь через Приднестровье, а там опасно! Так говорят». – «Приднестровье?! – внезапно оживился Дилан. – Я хотеть в Приднестровье. Мне говорить, что там СССР. Я хочу смотреть СССР! Я покупать значки и красное знамя!»
Дилан – наш домашний англичанин, парень моей дочери. Ему 23 года, и он большой любитель всякой советской атрибутики. Он ходит по барахолкам и приносит домой значки ДОСААФ и бюстики Ленина. СССР для него окутан романтикой, как для меня Древний Рим, пишет Матвей Ганапольский для svoboda.org.
Решение ехать было принято несмотря на крики друзей, что «там вас убьют», что «там все с оружием», а Дилана придётся спасать из тюрьмы «через Путина, с помощью английской королевы». Однако всё оказалось не так: дорога в Приднестровскую Молдавскую Республику сложна только в том смысле, что она плохая.
«Едешь в Приднестровье? А зачем?» – как бы спрашивала дорога. Зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы поработать виртуальным гидом и объяснить, что прививка бывает не только от ковида. Есть прививка, за которой нужно поехать в Приднестровье.
Мы проехали пограничный пост Украины, потом был пост Приднестровья. Нашу машину вяло посмотрели и пропустили – вопросов к нам не было. Дальше малозаметный пост российской армии, плохонькая будочка и парочка ребят с русскими нашивками. Они никого не останавливали и на проезжавшие машины не обращали внимания.
Наверное, ожидали то ли нападения Украины, то ли атаки молдаван, то ли ущемления прав русскоязычных, которые в этой точке должны были произойти.
После поста была такая же плохая дорога и все указатели на русском языке. Язык ПМР русский, от молдавского (румынского) нет и следа. «Посмотри на столбы!» – сказала Катя. Катя хороший водитель, она видит не только дорогу, но и то, что вокруг. Она имела в виду километровые столбы. Они мелькали каждый километр, но были изъедены ржавчиной и указывали странное расстояние – 1247 км, к примеру. «Я поняла, – сказала Катя, – это расстояние до Москвы».
И Катя была права. В советские времена всё было «от Москвы», но то, что столбы не сменили, – было странным знаком, предвестником остановившегося времени.
Мы въехали в Тирасполь, поначалу не поняв, что въехали в самый большой город Приднестровья. Просто стало больше серых домов. Они были и до этого, многие брошенные или обшарпанные. Поняли мы, что это Тирасполь, по большому билборду. На нем красовались четыре фото русской армии с техникой и надпись: «Спасибо за мир!» Билборд был новый и, что неожиданно, цветной.
«А кому они говорить спасибо? – поинтересовался наивный Дилан. – Тут война?» – «Они говорят спасибо себе», – сказала Катя. Катя разбирается, за что российская армия себя же и благодарит, она наполовину грузинка и видела то же самое в Абхазии и Южной Осетии. «Красивый плакат», – уважительно сказал Дилан. «Почему красивый?» – удивился я. «Потому что он колор, цветной».
Наш друг попал в точку! Я понял, что здесь не хватает цвета. Нам говорили, что в Приднестровье Советский Союз, но я не понимал в чём. Но сейчас увидел явный и хорошо знакомый признак СССР – всё серое.
Тут нужно немного пояснить про серость. Когда я был школьником и жил в Киеве, то после уроков гулял по району Подол. И там был такой Подольский универмаг. За всю киевскую жизнь я не купил в этом универмаге ничего, там ничего не менялось, там нечего было покупать, там всё было серым. В левом крыле универмага висели серые костюмы киевской швейной фабрики, серые и страшные.
Рядом висели серые синтетические рубашки, которые убивали тебя разрядом статического электричества, если ты их надевал. Ещё были носки, линявшие при стирке. Были лифчики фасона «прощай, молодость!». В правом крыле продавались посуда, тарелки на каждый день и пара рогатых светильников.
На втором этаже мне запомнились восточные ковры, поражавшие роскошью, размерами и ценой. Их предлагалось купить в рассрочку. А я был десятиклассником, мне хотелось ходить в джинсах и в красивом цветном свитере. Я хотел нравиться девочкам, но у меня не было отца моряка, артиста балета или циркача – именно они ездили за границу и привозили всё хорошее, но главное – всё цветное.
Популярен в этом универмаге был один отдел, галантерейный. Там покупали пуговицы, тесьму и ажурные салфетки, чтобы накрыть ими телевизор. Пуговицы продавались черные и серые, были еще пуговицы армейские, со звездой. Этот универмаг, в который я ходил десять лет, пока учился в школе, но так и не купил в нём ничего, стал для меня музеем ненужной жизни.
В Тирасполе нам нужен был бензин, и мы заехали на заправку. «Как вам можно заплатить?» – поинтересовался я. Оказалось, что заплатить и трудно, и просто. Есть специальные приднестровские рубли, их печатает Россия.
На них изображён Александр Суворов и прочие русские военные герои, но у нас таких рублей не было. Карточкой расплатиться невозможно, Приднестровье под санкциями, там работает пара местных банков, ну и можно ещё платить картой «Мир». Сошлись на долларах, их принимают везде и с любовью.
Выехав с заправки, неожиданно снова наткнулись на цвет. У серого дома красовался большой пёстрый плакат: «Единая Россия». Общественная приёмная». «Заботливые, – процедила Катя. – А другие партии тут представлены?» – «Какие «другие»? – вежливо поинтересовался я. – Есть другие?» Катя промолчала.
Мы медленно двигались по пустым улицам, миновали пару правительственных зданий, перед которыми стояло множество цветных флажков, видимо, символизирующих цвета приднестровского флага, как вдруг Дилан оживился: «Туда хочу! Кушать хочу!» Дилан хотел в ресторан «Снова в СССР», такое было название.
Ресторан оказался хорошим, с добротной кухней и советской атрибутикой. Дилан щелкал камерой, фотографируя бюсты Ленина, картины с портретами Сталина, Брежнева, старые телевизоры и выцветшие торшеры. Заплатили долларами и поехали дальше.
«А где человеки? Я не вижу человеков!» – вдруг забеспокоился Дилан. Это был справедливый вопрос, впрочем, остававшийся без ответа. Конечно, были новогодние праздники и люди лениво сидели дома, доедая оливье и «шубу».
Но в любом городе есть молодёжь, которой наплевать на «шубу» и Киркорова в телевизоре, которые хотят с понтом тусоваться, надев что-то цветное. Мы не видели ни молодёжи, ни тусовок. Понятно, что молодёжь есть… хотя, непонятно, что она тут делала.
Снова наткнулись на билборд. На нём гербы ПМР и России, надпись: «За будущее с великой Россией!» На фоне всего того, что было вокруг, плакат смотрелся крайне двусмысленно.
Дальше была Молдова. Вначале нас осмотрели пограничники Приднестровья, потом пост русских, потом молдавские пограничники. Мы пересекли «границу» и сразу попали в цвет. Когда выезжали, увидели растяжку: «Приднестровье встречает свою 31-ю годовщину!» Дальше двигались молча.
Я подумал, что, наверное, важно видеть жизнь своими глазами, чтобы сделать правильные выводы. И я пытался сделать выводы про то, что увидел. А увидел я брошенную, никому не нужную землю.
30 лет Приднестровье живёт в выдуманном мире. В мире ограничений, полулегальности, под санкциями, которые, наверное, не закончатся никогда. Трудно понять, как можно так жить: война закончилась давно, Приднестровье торгует с Молдовой, никаких ограничений на передвижение нет.
Хочешь купить модную шмотку или тусоваться – езжай в Кишинёв, там свободно говорят по-русски. Конечно, можно поехать и туда, и сюда, но возникает вопрос – а зачем тут так живут?
Ответ один: автор серой несвободы – Россия. Да, Путин получил Приднестровье в наследство от Ельцина и генерала Лебедя, но эти двое давно уже умерли. Давно умер конфликт, давно никто не стреляет. Но Россия «держит территорию». Нам здесь поясняли, что Молдова якобы хочет в Румынию, а Приднестровье не хочет.
Знаете, вывела бы Россия войска, убрала бы билборды с «Единой Россией» и с благодарностью за победу – думаю, Тирасполь и Кишинёв договорились бы между собой за пять минут, ибо покажите мне сейчас территорию, которая не хочет в Европу. Но доктрина России такова: взять и не уйти, а там хоть трава не расти.
Это и в Абхазии, где дома отдыха остаются с выбитыми окнами, и в Южной Осетии. Это в Приднестровье, это и в Донбассе сейчас. Везде организуют «независимые республики», ставят солдат, а людей кидают.
Живите, как хотите. Не нравится – вступайте в «Единую Россию»! Выплачивают русскую пенсию избирателям, раздают российские паспорта.
Всё это называется «создание буферных зон от агрессии НАТО». «А как они живут?» – спрашивал Дилан.
«Прикольно живут», – грустно отвечала Катя. Катя любит животных и гладит каждую уличную собаку. Думаю, она ощущает, как тут мучаются люди, хотя, если их спросить, они скажут, что счастливы.
У них мир, и можно вступить в «Единую Россию». Цвет несвободы – серый.
Chechenews.com
16.01.22.