«Осень 1933 г. Жители Курчалоя были свидетелями следующего зрелища: уполномоченные ГПУ Славин и Ушаев привязали тяжело раненного в бою Ибрагима (Ибрагим Курчалоевский) к столбу, обложили его сухими дровами, облили бензином и тут же на глазах народа сожгли живого человека дотла.
Такая публичная средневековая казнь На кострах вызвала глубокое возмущение не только в простом народе, но и в самом «автономном правительстве» Чечни – председатель Чеченского облисполкома и член ЦИК СССР X. Мамаев, председатель Областного совета профсоюзов Гроза и секретарь Шалинского окружкома партии Я. Эдиев подали письменный протест против подобного, даже в практике ГПУ неслыханного, акта на имя ЦК партии.
В ответ на этот протест все три названных лица были сняты со своих должностей: Мамаев и Эдиев как националисты, а русский Гроза – как правый оппортунист. Славин и Ушаев были переведены на службу в Среднеазиатское ГПУ, где оба этих чекиста получили ордена Красного Знамени «за работу в Чечне» (А. Авторханов. Народоубийство в СССР. Убийство чеченского народа. Мюнхен, издательство «Свободный Кавказ», 1952, ее. 4445).
Ибрагим Курчалоевский у Абдурахмана Авторханова в Москве:
-Мой сын Абдурахман, ты слышал, что у нас в Чечне появился новый абрек – Ибрагим Курчалоевский?
-Как не слышать, он теперь самый знаменитый человек у нас, ведь НКВД назначил за него «премию»: кто поймает или убьет Ибрагима, сразу получит три награды – орден Красного Знамени, верхового коня и маузер!
-Мой сын Абдурахман, ты можешь все это заработать без труда: вот тебе револьвер, я сам и есть Ибрагим Курчалоевский.
При этих словах он положил револьвер на стол и испытующе посмотрел мне в глаза. В моих глазах он мог прочесть глубокое удивление, граничащее с беспомощной озадаченностью. Видимо, довольный впечатлением, которое он произвел на меня этим жестом, гость изложил суть дела:
– Мой сын Абдурахман, у тебя есть и другая возможность: помочь мне встретиться с Орджоникидзе и его женой Зиной. Как только я их увижу, в Чечне не будет «абрека Ибрагима», а тебя вознаградит Аллах как правоверного мусульманина.
Разговор Ибрагима Курчалоевского с Орджоникидзе:
– Будешь ты, Серго, мне помогать, ГПУ меня убьет, потому что ты мне помог, не будешь ты мне помогать, ГПУ меня все равно убьет, потому что я тебе жаловался. Наше ГПУ хочет, чтобы в Чечне было много-много бандитов, а когда их нет, то ГПУ их делает само, так сделали бандитом и меня.
– Серго, за каждого убитого «бандита» Москва дает по одному ордену Красного Знамени. Много бандитов – много орденов, много орденов – много чести. Каждый новый начальник чеченского ГПУ уезжает из Чечни с орденом: Дейч получил орден, Абульян получил орден, Павлов получил орден, Крафт получил орден, Раев получил орден, теперь Дементьев хочет получить орден за меня. Серго, помоги, чтобы он его не скоро получил!
-Серго, ты сам нам читал приказ Ленина после революции в Петрограде, что всем мусульманам России – татарам, тюркам, чеченцам – разрешается молиться Аллаху и жить по исламу. Поэтому чеченцы поддержали Ленина и тебя. Я каждую пятницу ходил молиться в мечеть, но теперь начальники закрыли все мечети. Когда мы хотим устроить «джамаат» дома (коллективная молитва), приходят представители власти и разгоняют – говорят, это «тайное собрание против Советской власти». Серго, сам знаешь, теперь паломничать в Мекку, чтобы делать «хаджи», никому не разрешается, но у нас есть святые места Арти-Корт около Ведено. Я каждый год ездил туда молиться.
Я там встретил, тоже паломника, дагестанского муллу – очень ученый человек, весь Коран знал наизусть. Он был друг моего друга – самого большого дагестанского партизана Курбана Аварского, он передал мне от него «салам-алейкум». Я его пригласил в Курчалой быть моим гостем. Я устроил в своем доме большой «джамаат». Народа много пришло, в доме не хватило мест, мы молились во дворе, но мы еще не кончили молиться, нас окружил отряд ГПУ и всех забрал.
В Грозном, в тюрьме ГПУ, что на Сунже, нас день и ночь допрашивали. Сказали: если вы признаетесь, что это было контрреволюционное собрание для свержения Советской власти, то вас просто сошлют в Сибирь, а если будете отказываться, то всех перестреляем тут же в подвале. Было нас человек до 50, почти все глубокие старики. Меня допрашивал сам Дементьев. Показывает мне Коран и спрашивает: «Ты эту книгу знаешь?» Говорю, это не книга, а Коран. Спрашивает, чей он?
Я по-арабски читаю, вижу, мой Коран, так и говорю ему: «Мой». Потом он сердито смотрит на меня и кричит – откуда он у тебя? Говорю, его подарил мне мой гость дагестанский мулла. Потом вынимает какую-то бумагу, заложенную между двойными обложками Корана, и еще больше кричит: «От кого ты это письмо получил?» Показывает мне письмо, которое я вижу в первый раз, написано оно по-арабски, на мое имя: «Ибрагим! Ты верующий мусульманин. Ты должен поднять Чечню на газават против гяуров. Турция будет на вашей стороне. Да поможет нам Аллах в нашем святом деле. Турецкий паша Абубекир».
Потом начали мучить. Подпиши, говорят, что ты «турецкий шпион» и хотел поднять в Чечне восстание. Меня связали. Окружили четыре человека, смотрят на часы и по очереди бьют, бьют, бьют. Иногда прекращают и говорят: «Подпиши, не будем бить». А я смотрю через окно на Сунжу и повторяю то, что им сказал с самого начала: «Вот эта река Сунжа скорее потечет обратно, чем вы получите мою подпись. Бейте дальше, бандиты!» Видно было, что Ибрагиму тяжело да и неловко было рассказывать о тех пытках.
Теперь скажу тебе, Серго, я один раз в жизни нарушил закон, который не есть закон, – во время новых мучений в кабинете следователя Зарубина я бежал, прыгнув со второго этажа в Сунжу.
Через час я был там, где они меня искать не будут: на квартире старого моего друга, партизана Лукьяненко, помнишь, который по твоему приказу ездил со мною в Астрахань к Шляпникову и Кирову.
Тут же Ибрагим положил на стол письмо Лукьяненко к Орджоникидзе. Лукьяненко писал, что Ибрагим как был, так и остался преданным революции горцем, и что «дагестанский мулла», подаривший Ибрагиму Коран с письмом «турецкого паши», действительно бывший мулла, но уже давно работает сотрудником дагестанского ГПУ. Он просил Орджоникидзе заступиться за Ибрагима.
Серго, я приехал спросить тебя – почему Москва спит, на Кавказе ГПУ давно украло советскую власть? Еще приехал я, Серго, просить тебя, если ты думаешь, что я виноват, то отдай меня под суд, если же ты думаешь, что моя голова больше не работает, то отдай меня в сумасшедший дом, но, дорогой мой Серго, вели освободить невинных людей, которых преследуют из-за меня.
….
Орджоникидзе отпустил нас в гостиную к другим гостям, через некоторое время пришел и сам с конвертом в руках. Он вручил его Ибрагиму со словами: «Открой его завтра, завтра же я свижусь с северокавказским начальством. Результаты ты узнаешь дома. Никого не бойся, кроме твоего Аллаха, – и, улыбнувшись, добавил: – который вовсе не «турецкий шпион».
В тот же день Ибрагим уехал в Грозный. Через пару недель Бектемиров писал мне, что у «легализованных бандитов» из ГПУ «великий траур»: им пришлось освободить всех арестованных, вернуть Ибрагиму маузер и «грамоту», да еще извиниться перед ним за «ошибку». Боюсь, добавлял он, что за «ошибку» ГПУ Ибрагима ожидают новые неприятности.
А. Авторханов МЕМУАРЫ
Н. Хрущёв в своём докладе «О культе личности и его последствиях» сказал: «Сталин допустил уничтожение брата Орджоникидзе, а самого Орджоникидзе довел до такого состояния, что последний вынужден был застрелиться.»
Chechenews.com
06. 02. 21.