В феврале 2014 года одетые в камуфляжную форму люди, ехавшие на бронетранспортерах и имевшие при себе оружие боевого образца, появились со стороны российской военной базы в Севастополе и начали рассредоточиваться по всей территории Крыма. В течение нескольких часов они заняли здания мэрий и захватили телестанции. В течение нескольких дней они договорились с местными преступниками и головорезами о создании временного правительства. Они провели жестко контролируемый референдум и заявили о том, что жители Крыма хотят быть частью России.
Пока все это происходило, представители России, российские журналисты и интернет-тролли намеренно окутывали это вторжение плотным облаком лжи. Эту аннексию называли бунтом против «нацистов» и «фашистов» в Киеве, которые совершили государственный переворот, в результате которого пророссийский президент Украины бежал из страны после того, как его военные открыли огонь по мирным демонстрантам, выступавшим против его коррумпированного и авторитарного режима. Президент России Владимир Путин выступал с эмоциональными речами, а в марте заявил об аннексии Крыма. За этим последовала гипер-патриотичная победная кампания под лозунгом «Крым — наш».
За границей это стремление контролировать Крым и восток Украины вызвало серьезную тревогу: после окончания Второй мировой войны это был первый раз, когда границы европейского государства были изменены при помощи силы. Но внутри России такое развитие событий многим казалось вполне разумным и оправданным — вполне вписывающимся в почти вековую традицию украинофобии. Где-то глубоко в российском сознании скрывается мысль о стремлении Украины к автономии, о ее непредсказуемости — а также давний страх, что требования украинцев могут распространиться и на Россию.
В 2014 году российские чиновники в ужасе наблюдали за тем, как молодые люди размахивают европейскими флагами и призывают к демократии на киевском Майдане. Тогда чиновники решили, что они не допустят, чтобы подобное началось в России: массовые антикоррупционные протесты — особенно такие, которые заканчиваются оккупацией дворца диктатора — это то, чего российские олигархи боятся больше всего. Именно такой «хаос» Путин наблюдал своими глазами в Дрездене в 1989 году, когда рухнула Берлинская стена. Теперь же во всех протестах против его режима Путин винил «иностранных агентов» и Хиллари Клинтон.
Но необходимость контролировать Украину тоже имеет глубокие корни в исторической памяти России и КГБ. Волнения на Украине провоцируют панику, потому что анархия в сельскохозяйственном сердце Советского Союза несколько раз почти дестабилизировала Москву. Возможно, лучше всего паранойю Путина в отношении Киева объясняет то, что Россия очень хорошо запомнила те моменты.
Беспокойство России в связи с Украиной уходит своими корнями в самое начало Советского Союза, в 1917 год, когда украинцы впервые попытались создать собственное государство. Во время гражданской войны, которая последовала за революциями в Москве и Киеве, украинские крестьяне — придерживавшиеся радикальных, левых и антибольшевистских взглядов — отвергли советский режим. Они дали отпор Красной армии, и некоторое время преимущество было на их стороне. Но в условиях анархии, которая разразилась после ухода Красной армии, на Украину вторглись польские войска и царская Белая армия. Один белый генерал, Антон Деникин, вернулся в Россию и появился в 300 километрах от Москвы, почти положив конец революции.
Большевики сумели восстановить свои силы, но они были ошеломлены. В течение многих лет они вспоминали «жестокий урок 1919 года». Спустя 10 лет, в 1932 году, у Сталина появился повод припомнить тот урок. В том году в Советском Союзе снова начались волнения, после его решения начать процесс коллективизации. По мере распространения голода Сталина все больше беспокоили новости о том, что члены Коммунистической партии Украины отказываются помогать Москве отбирать зерно у голодающих украинских крестьян. «Я не хочу мириться с этим планом. Я не стану выполнять план по реквизиции зерна», — сказал один из них, прежде чем положить партийный билет на стол.
Сталин отправил гневное письмо своим коллегам: «Главный вопрос сейчас — это Украина. Ситуация на Украине ужасна… Если мы не предпримем попытку исправить ситуацию на Украине, мы можем ее потерять». Он вспомнил об украинском национальном движении, а также об интервенциях поляков и Белой армии. Пришло время, заявил он, сделать Украину «настоящей твердыней СССР, настоящей образцовой республикой». Для этого нужно было предпринять жесткие меры: «Ленин был прав, говоря, что человек, которому не хватает мужества плыть против течения, когда это необходимо, не может стать настоящим лидером большевиков».
Новая более жесткая тактика подразумевала создание черного списка украинских городов и деревень, которым было отказано в получении промышленных товаров и продуктов питания. Власти также запретили украинским крестьянам покидать республику и установили на дорогах заграждения, чтобы предотвратить внутреннюю миграцию. Команды активистов ездили по деревням и конфисковывали все, что можно было употреблять в пищу — не только пшеницу, но и картофель, свеклу, фасоль, горох, домашний скот и даже домашних любимцев. Они обыскивали амбары и сараи, ломали двери и печи в поисках продуктов питания.
В результате началась гуманитарная катастрофа: с 1931 по 1934 год в Советском Союзе от голода погибло как минимум 5 миллионов человек. 4 миллиона из них были украинцами — при численности населения в 31 миллион человек — и они умерли не от неурожая, а от того, что у них силой забрали еду. В среднем уровень смертности был около 13%, но в некоторых районах он достигал 50%. Те, кому удалось выжить, ели траву, насекомых, лягушек, листья и кожу с обуви. Голод доводил людей до сумасшествия: прежде законопослушные люди начинали грабить и убивать ради того, чтобы просто поесть. Были зафиксированы случаи каннибализма, о которых было доложено Москве. Но Москва не отреагировала на это.
После этого голода Сталин инициировал новую волну террора. Украинских писателей, художников, историков и представителей интеллигенции — всех, кто так или иначе мог быть связан с национальными правительствами и армиями 1917-1919 годов — арестовывали, а затем отправляли в ГУЛАГи или расстреливали.
Цели Сталина не были секретом ни для кого: он хотел сокрушить украинское национальное движение и гарантировать, что Украина больше никогда не поднимет бунт против советского режима. Он был одержим угрозой утраты контроля, потому что знал, что еще один бунт Украины положит конец советскому проекту — не только лишив его зерна, но и лишив его легитимности. Украина была колонией России в течение нескольких веков, их культуры тесно переплетены, а языки являются близкими родственниками.
Сталин боялся, что, если Украина отвергнет советскую идеологию и советскую систему, это может привести к краху всего Советского Союза. Бунт украинцев мог вдохновить Грузию, Армению и Таджикистан. И если бы украинцам удалось создать более открытое, более терпимое государство, если бы они смогли переориентировать себя — как многие хотели — на европейскую культуру и ценности, тогда почему русским нельзя было попытаться сделать то же самое?
Подобно Путину несколько десятилетий спустя, большевики были готовы на многое, чтобы скрыть характер своей политики на Украине. Во время гражданской войны они замаскировали Красную армию под «советское освободительное движение Украины». Сталин, который тогда был комиссаром по делам национальностей, создал фальшивые минигосударства в украинских провинциях, чтобы подорвать позиции украинского правительства в 1918 году — точно так же, как сегодня это делают лидеры Донецкой народной республики.
Разумеется, эту параллель нельзя назвать точной: путинская Россия — это не сталинский Советский Союз. Однако спустя 80 лет после голода и более двух десятилетий после распада СССР, отношения между Россией и Украиной вернулись в исходную точку. Снова российский лидер одержим угрозой «потери» Украины. Снова московский режим видит в украинском национальном движении экзистенциальную угрозу. И снова Москва готова пойти на многое, чтобы устранить украинскую угрозу. Как и в 1932 году постоянные разговоры о «войне» и «врагах» на Украине помогают российским лидерам объяснять причины низкого уровня жизни и оправдывать свои собственные привилегии, богатство и власть.
Однако история дарит нам надежду. В конце концов голод завершился, и Украина выстояла. Кампания террора в отношении украинской интеллектуальной элиты тоже провалилась: украинский язык никуда не исчез. Стремление обрести независимость сохранилось, как и стремление к демократии, к более справедливому обществу, к такому украинскому государству, которое по-настоящему представляет интересы украинцев. Когда было возможно, украинцы заявляли о своих желаниях. В 1991 году они проголосовали за независимость. Украина, как поется в национальном гимне, еще не умерла.
В конце концов Сталина тоже ждало поражение. В 1930-х годах было расстреляно целое поколение украинских политиков и интеллигенции, но их наследие сохранилось. Стремление к независимости возродилось в 1960-х годах, продолжило подпольно развиваться в 1970-х и 1980-х годах, а в 1990-х годах о нем заявили открыто. В 2000-х годах появилось новое поколение украинских интеллектуалов и активистов.
Если путинская Россия — это не сталинский Советский Союз, то современная Украина — это не советская республика Украина. Это суверенное государство с его собственными гражданскими лидерами и политиками, с собственными СМИ и армией. И, что самое главное, теперь украинцы могут самостоятельно писать свою историю и решать, когда этот виток насилия должен завершиться.
Источник: The Washington Post, США
22.10.17.