Шел седьмой месяц русско-чеченской войны, а если быть совершенно точным, ее 187-ой день. Уже 187 дней доблестные чеченцы вели полномасштабную войну с вооруженными силами сверхдержавы; войну, которую генерал Грачев собирался закончить одним полком за два часа, и радовался, получив на эту операцию от президента целых девять дней.
За полгода российская армия успела потерпеть в Чечне несколько позорных и сокрушительных поражений, обрушив в ответ на маленькую республику и ее народ всю нерастраченную ярость, копившуюся десятилетиями для окончательного торжества коммунизма на планете.
Обладая абсолютным господством в воздухе, подавляющим превосходством в артиллерии и бронетехнике, не говоря уже о численности, армия в течение полугода не смогла сломить сопротивление “незаконных формирований” генерала Дудаева, в отместку сравнивая с землей авиабомбами и установками залпового огня города и села, безжалостно истребляя мирное население. Она несла при этом чудовищные потери, главным образом, из-за чрезвычайно низкой боевой подготовки и совершенно бездарного командования.
Четыре месяца длился штурм Грозного. Армейские части, брошенные туда с приказом взять город ко дню рождения генерала Грачева, пьянствовавшего в новогоднюю ночь в Моздоке в компании Сосковца и Егорова, были окружены, уничтожены или взяты в плен. Груды трупов российских солдат лежали на улицах города, поедаемые собаками, но в мясорубку бросались все новые и новые части.
Артиллерия и авиация методично сносили квартал за кварталом вместе с жителями, подавляющую часть которых составляли русские. На город падали бетонобойные и вакуумные бомбы. Он засыпался термитными, шариковыми и игольчатыми снарядами, запрещенными международными конвенциями, обливался напалмом. Но, несмотря на всю эту адскую поддержку, армия продолжала топтаться на месте, уступая чеченским бойцам в боевой подготовке на всех уровнях – вплоть до дивизионных структур командования и управления в реальных боевых условиях.
Истекшие кровью общевойсковые подразделения были отведены, и в Грозный брошены элитарные части: морская пехота со всех трех флотов –Северного, Балтийского и Тихоокеанского, лучшие части воздушно-десантных войск и знаменитой дивизии, все еще носящей имя Дзержинского. Яростные бои вспыхнули с новой силой, наглядно демонстрируя, что немногочисленным чеченским отрядам по плечу драться и с самыми отборными частями российской армии. Офицер морской пехоты, не стесняясь телекамер, истерически кричал, что если выйдет живым из этого ада, бросит службу к чертовой матери.
Полковник воздушно-десантных войск Морев сошел с ума, когда за пять минут боя было уничтожено 80 десантников его части.
Сам генерал-полковник Подколзин с растерянным лицом встречал полковника на аэродроме, переведя потрясенного офицера в военкомы. Штаб генералов Рохлина и Бабичева напоминал о самых худших днях обороны Сталинграда: осунувшиеся, небритые лица; земля, сыплющаяся с потолка; непрекращающийся гул канонады.
Снова завыла и застонала Россия от похоронок. Всюду от Владивостока до Смоленска, от Североморска до Ставрополя плачущая медь военных оркестров сопровождала цинковые гробы, а молодые вдовы прятали в черных платках распухшие от слез лица. Военные госпитали и больницы заполнялись ранеными и искалеченными. Цифры потерь скрывались не только от страны, но и от самой армии. Солдатские трупы не убирались и не хоронились или сбрасывались без учета и счета в братские могилы.
Уже начали попадать в мясорубку легкомысленно развязанной войны первые генералы и полковники. Всех поражала небывалая в истории войн убыль именно офицерского состава, достигавшая, в среднем, чудовищной цифры 20 процентов от общего числа потерь. Солдаты, лишенные офицеров, становились легкой добычей противника.
Постепенно армия стала снимать с себя знаки различия, превращаясь в разношерстное формирование, которое порой уже невозможно было отличить от противника.
Сотни солдатских матерей, чьи сыновья были брошены на убой в нелепой и никому не нужной войне, ринулись в Чечню на поиски своих детей и увозили найденных с собой, чего также еще никогда не знала история войн.
Бился в истерике и сам генерал Грачев, которого газеты, фактически наплевав на все попытки властей ввести цензуру, называли “самым бездарным полководцем в русской истории”. “Гаденыши! – орал Грачев в микрофон на весь мир, имея в виду уполномоченного президента по правам человека Сергея Ковалева и председателя думского комитета по обороне полковника Юшенкова. – Враги России! На них ведь клейма негде ставить!” “Мои солдаты, восемнадцатилетние парни, умирают за Россию с улыбкой на устах!” – патетически кричал министр обороны, видимо, временно спятивший, как и полковник Морев, от истинных размеров потерь. Но и он не знал точной цифры.
“Гаденыши и враги России” Сергей Ковалев и Сергей Юшенков удостоились этих эпитетов от министра обороны всего лишь за то, что просили и умоляли прекратить бойню и начать с чеченцами переговоры. Остановить хотя бы для того, чтобы собрать и похоронить собственных убитых. Никто не слышал и не хотел слышать.
Впрочем, это не совсем так. 26 декабря президент Ельцин, вышедший к этому времени из больницы с исправленной носовой перегородкой, на очередном заседании Совета Безопасности, презрительно скривив губы, отозвался о Сергее Ковалеве как о гнусном изменнике, желающем лишить российскую армию законной победы и спасти бандитский дудаевский режим.
Напомним, что Сергей Ковалев политический узник коммунистических времен, проведший 10 лет в ГУЛАГе, занимал пост уполномоченного по правам человека при президенте Ельцине. В тот момент он находился в Грозном, где тысячи русских людей (не говоря уже о чеченцах) уже потеряли основное право человека – ПРАВО НА ЖИЗНЬ под бомбами и снарядами, которые обрушивал на них президент Ельцин, как Верховный Главнокомандующий.
Все газеты и телеэкраны мира обошли страшные кадры, показывающие восьмилетнего русского мальчика Мишу Епиванцева, которому русской бомбой оторвало обе ноги выше колена. Когда над городом появились бомбардировщики, Миша, как и все мальчишки, выскочил на улицу, чтобы посмотреть на них, и угодил под бомбу. Ему еще повезло: пять его товарищей были разорваны взрывом на куски.
Извинились ли перед его матерью и им самим Президент или министр обороны, или играющий роль интеллигентного аристократа главком ВВС генерал Дейнекин? Даже и не подумали. Помните “старые” времена, когда в дни августовского путча погибли три человека, и президент Ельцин, положив руку на сердце, скорбно заявил: “Простите меня, что я, ваш президент, не смог защитить ваши жизни”? В октябре 93-го, когда жертвы исчислялись уже сотнями, никто не дождался от Ельцина подобных слов. А теперь ему и подавно было уже не до этого. Мать Миши много позднее получит 20 (двадцать!) тысяч рублей компенсации за искалеченного ребенка. А таких были тысячи!
Именно об этом Сергей Ковалев направлял отчаянные призывы из Грозного в адрес Президента, требуя прекратить небывалое безумие и напоминая, что оно происходит на территории, которую Россия считает своей. Президент молчал, и когда Ковалев, в конце концов, пробился к нему с докладом о положении дел в уничтожаемом городе, прося объявить на православное Рождество хотя бы краткое перемирие для уборки трупов и эвакуации раненых, коротко бросил: “Еще рано”. Единственное, что мог на это ответить всегда сдержанный и интеллигентный Ковалев, были слова: “Мне стыдно за президента”.
А бойня, между тем, продолжалась. После нескольких месяцев героического сопротивления чеченские бойцы были вытеснены из руин Грозного, где еще в течение нескольких недель сражался батальон Шамиля Басаева.
Сталинград 43-го года, Дрезден после бомбардировки его союзной авиацией, Варшава после отхода из нее немецкой армии – вот те сравнения, которые можно было применить к городу Грозному, когда над руинами бывшего дудаевского дворца был поднят, наконец, российский флаг. Картина была жуткой до неправдоподобия. Ничего подобного люди не видели после окончания второй мировой войны. Даже бомбардировавшийся в течение 10 лет американцами Ханой и столь же долго русскими Герат не дают представления о том, во что была превращена столица республики Ичкерия. Руины Грозного и картины идущих там ожесточенных боев не сходили с экранов телевидения и первых полос газет. Огромные панорамные фотографии уничтоженного города снабжались хлестким заголовком: “Конституционный порядок”.
Но с падением Грозного война не окончилась. Она, по-настоящему, только началась. Весь мир с ужасом и недоумением смотрел на этот кровавый беспредел, который Москва устроила на территории «собственной страны». Европа могла лицезреть, что ждало бы ее, если бы не удалось повернуть этот мощный заряд агрессивного безумия вовнутрь. Взбесившийся хищник в ярости стал кромсать своими страшными когтями самого себя и, рыча, грызть собственный хвост.
Шел третий, четвертый, пятый, шестой месяц войны.
Героическое сопротивление чеченцев не прекращалось, вызывая восхищение всего мира. Чеченские бойцы демонстрировали примеры величайшей доблести и самопожертвования. Подрывали себя гранатами, чтобы не попасть в плен, таранили набитыми взрывчаткой грузовиками колонны и штабы русской армии, взрывались вместе с мостами, врезались на поездах в воинские эшелоны.
(…) Весь мир с нарастающим удивлением следил за тем, как армия, державшая в страхе и напряжении весь мир в течение пятидесяти послевоенных лет, неся огромные потери, не могла победить какие-то экзотические иррегулярные отряды, вооруженные, главным образом, легким стрелковым оружием, при полном отсутствии каких-либо эффективных средств ПВО… “И это армия, которую мы так боялись!” – воскликнул один американский генерал и был совершенно прав.
Одним из главных последствий русско-чеченской войны было то, что Россия потеряла остатки какого-либо влияния в мире, еще сохранившиеся с тоталитарных времен.
(…) Между тем, вся ярость истекающей кровью армии, как и следовало ожидать, повернулась против мирного населения.
Задуманная депортация чеченцев провалилась, но сотни тысяч русских, спасаясь от бомб и снарядов “родной” армии и справедливо опасаясь чеченской мести, в панике бежали из Ичкерии, затопляя Ставропольский и Краснодарский края. Ростовскую, Волгоградскую и Астраханскую области. Все имущество и жилища этих людей были уничтожены, родные убиты, судьбы исковерканы, а на территории России, как легко можно было предвидеть, они оказались никому не нужными. Им отказывались предоставить даже статус беженцев.
Что касается чеченцев, то подавляющее большинство их предпочитали погибнуть у родных домов или вместе с ними. Круглосуточно в небе Ичкерии свирепствовали российские штурмовики и боевые вертолеты, обрушивая на набитые беженцами села и аулы смертоносный груз бомб и ракет, а в “освобожденном” Грозном в вырытые экскаватором рвы и ямы навалом сбрасывались обезображенные трупы детей, женщин, стариков и неопознанных русских солдат.
Секретные сводки с театра военных действий, поступающие в Министерство Обороны (но почему-то нечитаемые Грачевым), уже бьют тревогу, что никакая другая война (даже афганская) не давала такого количества психозов у военнослужащих.
Видимо, потому, что такой войны еще не было. Солдаты, даже отведенные в тыл, не могут уснуть. Почти поголовная алкоголизация армии. Солдаты, не колеблясь, меняют оружие и боеприпасы на водку и наркотики. Разложение коснулось уже и элитарных войск. Почти полностью истреблена морская пехота Северного флота, дважды сменился личный состав балтийцев, трижды тихоокеанцев. Число дезертиров превысило самые худшие прогнозы.
(…) Полгода русско-чеченской войны уже успели продемонстрировать такую разницу в боевой подготовке чеченских бойцов и российских солдат, что любой так называемый “контактный бой” с чеченцами приводил только к огромным потерям с российской стороны убитыми, ранеными и пленными, не давая никаких, что было особенно обидно, даже тактических результатов.
Пара дюжин чеченских ополченцев могла в течение месяца держать оборону населенного пункта, отбивая из автоматов и гранатометов все попытки российских войск этим селом овладеть, да еще умудряясь ездить на ближайший базар, где российские солдаты торговали боеприпасами.
Поэтому чеченцев, по всем правилам лжетеории покойного генерала Дуэ, решили “выбомбить” из войны, благо в классическом случае применения этой теории, предлагающей вести войну исключительно военно-воздушными силами, у противника не должно было быть авиации вообще.
Именно так в Чечне дело и обстояло. Бомбы и снаряды сыпались на населенные пункты каждые 15–20 секунд. Только от одного грохота взрывов синели и умирали от разрыва сердца дети, не считая тех, кого убивало осколками и обломками рухнувших домов. В некоторых случаях подобная тактика срабатывала: мирное население, не выдержав этого ужаса, само просило повстанцев уйти из села и отдавалось на милость победителей. Например, в Самашках или в станице Ассиновская…
____________________________________________
Игорь Львович Бунич (на фото), бывший советский диссидент, российский писатель и историк. «500-летняя война в России», Т.3, СПб, 1999 г.
Chechenews.com
12.12.17.