Машина дернулась и остановилась. Удар головой о борт. Вернулось сознание. Не могу пошевелиться. Задыхаюсь. Надо мной еще три ряда человеческих тел. Ребра вошли в живот. Острая боль. Глаз затек. Не могу повернуть голову. Наконец облегчение. Верхних сбросили вниз на дорогу. У всех руки связаны. Самый нижний ряд. Люди в масках. Это ОМОН. Мат. Поднимают уколом штык-ножа. Онемевшие ноги не слушаются. Не могу подняться. Удар прикладом по лицу. Из носа хлынула кровь. Сползаю вниз. Сваливаюсь прямо в лужу. Укол штыком. Холодная вода приводит в действие ноги. Встаю.
Краем глаза вижу мужчин разных возрастов. Все чеченцы. Человек 100-120. Запомнился подросток, лет 14-ти. У него сломана ключица. Он корчился от боли. Не мог подняться с земли. Били сапогами. Удар, еще удар. Мат. Детский крик от боли. Кусаю до крови губы. Я бессилен. Помочь не могу. Никто не может помочь. Полные ужаса глаза смотрят на меня. Удар в затылок. Головка его опустилась и вновь приподнялась. Еще удар – голова беспомощно опустилась и больше не поднялась. «Готов», — сказал омоновец и выстрелил ему в затылок. Мальчишку схватили за ноги и оттащили с дороги.
Я лежал как все – лицом в лужу. Руки связаны за спиной. «Встать», — орет омоновец в маске. Ноги скользят по луже. Удар сапогом ниже пояса. Нечем дышать. Хватаю ртом воздух. Надо успеть встать до следующего удара. Ноги ищут зацепку. Оттолкнувшись правой ногой, выгибаю спину. Сажусь на колени. Вскакиваю. «В строй, в строй!» — рев из глотки маски. Удар прикладом по спине. Через слово – мат. «Бегом, бегом!», Все бегут. И я бегу. Кто-то спотыкается. Падает. Выстрел. Быстрее, быстрее. Останавливаться нельзя. Еще выстрел – еще чья-то жизнь оборвалась. Еле волоку ноги. В голове ни одной мысли.
Колонна по пять человек. С двух сторон солдаты. Через одного с собаками. Поворот головы влево-вправо – выстрел. Остановили. Секунда, чтобы отдышаться. Сразу в голове появились мысли. Что происходит? Какой это век? Что за люди в масках? Когда-то в детстве я все это уже видел. Какая это страна? Кто все эти люди? Что от них хотят? А что хотят от меня? Это происходит на самом деле? А может, это снимают фильм?
«Пять человек вперед!» — кричит российский солдат. Пятеро выходят вперед. Там впереди стоит стол. За ним двое в масках записывают фамилии. Прикладом одного толкают в ту сторону, к столу. Там с двух сторон по три солдата. Идешь сквозь строй. Каждый уже определился. Каждый знает куда бить. Бить надо, чтобы кричал от боли. Чтобы в ногах валялся. Чтобы выл, скрипел зубами. Удар справа. Удар слева. До стола метров десять. Мозг лихорадочно работает. Шесть солдат – шесть ударов. Все зависит от скорости движения. Может каждый по шесть ударов. Заветная цель – стол. Все тело напряглось. Мышцы готовы лопнуть. Удар сапогом ниже колена по кости. Искры из глаз. Из закушенной губы – теплая струйка крови.
Нельзя останавливаться. Бегом вперед. Еще удар. Приклад ткнулся в ключицу. Она хрустнула. Боль пронзила грудь. Глаза вываливаются. Удержаться бы. Упадешь – убьют. Ноги рвутся вперед. Двоих проскочил. Другие ждут. Лишь мгновение я видел их лица. На них напряженное ожидание. Готовность выполнить приказ наилучшим образом. Удар должен быть точным. Надо сбить с ног. Заставить кричать от боли, просить пощады. У этого морда мясника – убьет одним ударом. Поравнялся с ним. Прямо у груди сверкнул штык-нож. Я сделал резкий наклон влево и штык проткнул плечо правой руки. В глазах потемнело. Покачнулся.
Струи хлынувшей крови привели в себя. Еще секунда и я снова рвусь вперед. Удар слева ниже ребер отозвался сладкой песней – было совсем не больно. Поташнивало. Кровь застыла. Внутри был холод. Только бы не сбили с ног. Еще двое. Злые, взбесились от злости. Им нужны крики, стоны, мольбы о пощаде. Нет криков. Нет стонов. Нет мольбы о пощаде. Остались позади еще несколько шагов. Тут-то меня и ждал сильнейший удар прикладом в грудь. Грудь вдвое сложилась и не разгибается. Боль переполнила все тело. Воздуха не было. Куда- то исчез весь воздух. Рот открывался, а воздуха нет. Черные круги плывут перед глазами. Мне бы глоток воздуха, а его нет.
Я резко нагнулся вниз и выпрямился. Грудь снова стала плоской. Кровь потекла по жилам. Я ощутил тепло. Я живой. Ноги ватные. Шаг, еще шаг. Последний. Заветный стол так близок! Протяни руку и достанешь. Только мелькнула эта мысль – удар сапога пересчитал мне ребра. Я физически ощутил, как 2 — 3 ребра вошли во что-то мягкое. Все прежние боли заглушила эта большая боль. Тело обмякло. Руки повисли. Ноги согнулись. Падать нельзя. Нельзя падать. Но я падал. Земля уплывала из-под ног. Уже лежа на земле, перед самым столом, я слышал и другие удары – резкие и тяжелые, но боли не ощущал.
Пришел в себя от холода. Окатили ведром воды. «Встать», — орет сидящий за столом. Удар прикладом справа. Удар прикладом слева. Окончательно прихожу в себя. Встаю. Я здесь, но меня нет. Не ощущаю тело. У меня нет тела. «Ты боевик?» — «Я ученый!». Смех. «Сколько солдат убил?» До сих пор ни одного, но если выйду из этого ада живым, убью многих. Я не произнес эти слова, только бросил взгляд на говорящего. Со словами «ух, ты, бандюга дудаевская», рукоятка пистолета врезалась между глаз. Кровь заливала глаза, но я твердо стоял на ногах. Записали фамилию. Раздели по пояс. Разули. Погнали к яме. Руки связаны за спиной. Глаза завязаны.
Ямы называются «зинданы». В них вода. Стояли по колено в воде. Били сильно. По коленной чашечке. Многие не выдерживали – бросались всем телом на солдат. Их тут же расстреливали. Всю ночь стояли в воде. Садиться не разрешали. Дремали стоя. Кто опускался – расстреливали. Не кормили. Утром сняли повязки с глаз. На 10 человек дали одну кружку воды. Побои не прекращались. Двух высоких, красивых, молодых чеченцев лет 20-ти пытали электротоком, при помощи прибора с ручкой. Ручку крутят солдаты. Задавали три вопроса. Сколько убил российских солдат? Из какого оружия убивал? Где Дудаев? Ответов не было. Криков тоже. Их зверски избили. От них осталось кровавое месиво. Их расстреляли.
Спустя часа два, прилетел вертолет. Нас погнали на посадку. В вертолете люди из ОМОНа в масках. Нас – человек 20. Все сильно избитые, покалеченные. Друг о друге ничего не знаем. Разговаривать нельзя. Лишь обмениваемся выразительным взглядом. Везут в Моздок, в фильтрапункт «для установления личности». В этой группе я был старше всех. Мне 35 лет. А они все молодые – от 16 до 23-х. Мы в воздухе. Омоновцы переговариваются.
Парнишка лет 17 — 18-ти шепчет мне свою фамилию и село. Он на что-то решился. Один в маске услышал. Сказал другому. Удар головой в лицо омоновца. Улыбка на лице парня, блеск в глазах. Двое схватили его, избили до смерти. Выбили все зубы. Вытягивали и ломали руки. Жгли сигаретами пятки. Он кричал. Его крик долго стоял у меня в ушах. Я никак не мог от него избавиться. Наконец, выстрелом в затылок его убили. Дверца вертолета открылась. Омоновцы раскачали и выбросили тело. Трудно было сдержать себя. Молодые не выдержали. Трое чеченцев сидели у двери. Их взгляды встретились. В следующее мгновение сильные удары ног опрокинули омоновцев.
Яростные удары обрушились на них – двое били, а третий, ногами сделав петлю, душил. Каждый чеченец старался ударить. Удары были сильные и точные. Все произошло мгновенно. Но это мгновение было на стороне чеченцев. Две окровавленные маски валялись на полу вертолета. Омоновцы пришли в бешенство. Били всех подряд. Били сапогами. Били прикладами. Кололи ножами. А троих несчастных полуживыми выбросили из вертолета. У одного вырвали золотые зубы – зачем добру пропадать?!
Краткий миг передышки. Тело ноет от боли. Хочется стонать, кричать, выть. Но такого удовольствия ни я, ни мои сородичи им не доставят. Нельзя терять сознание – убьют. Надо выжить! Обязательно надо выжить! Любой ценой надо выжить! Вертолет начал снижаться. Детина в маске подошел, достал из кармана зеленые ленточки и стал завязывать их нам на левую руку. «Теперь ты боевик!» — приговаривал он, ухмыляясь.
Вертолет приземлился в Моздоке.
Chechenews.com
21.01.18.