Чеченский феномен: Неистребимая страсть к свободе гл. 11
Когда обращаешься к истории России, в глаза бросается вечное противостояние между «нашими» и «не нашими», будь то борьба между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между «красными» и «белыми», носителями буржуазного мышления и носителями социалистических идей, русскими и «жидомасонами», или «лицами кавказской национальности», а теперь уже и более конкретизированно – с чеченскими «террористами». Образ врага, жизненно необходимый русскому народу, аморфен и размыт, как и вся политика государства российского.
Приведу случай, произошедший в 1990-м году в станице Серноводская в доме Чекуевых. Хозяину — далеко за 70. Но, несмотря на свой возраст, он по-кавказски бодр и не лишён чувства юмора. Рассказывая об этом случае, он давился от смеха, хохотали и изумлённые слушатели.
Его сыну, работавшему в одной производственной фирме, доставили из Воронежа очередную партию материалов, которую сопровождали два водителя КАМАЗа. Чекуев-младший пригласил их к себе домой.
Встречали водителей по всем правилам кавказского гостеприимства: зарезали в их честь барана, накрыли щедрый стол. Поставили водку, заранее поинтересовавшись предпочтениями гостей. Всё шло хорошо. Чекуев-младший, как и подобает хозяину, следил, чтобы стаканы гостей не пустовали, подкладывал угощения.
В это время по местному телевидению шло выступление известного политолога, профессора, чеченца Абдурахмана Авторханова, проживавшего в Германии. Вдруг один из водителей встал со своего места и, не без труда добравшись до телевизора, выключил его, не спрашивая на то разрешения хозяев.
Оторопевший Чекуев-старший, до этого заинтересованно слушавший своего знаменитого земляка, отреагировал не сразу. Выдержав приличествующую паузу, он деликатно осведомился у гостя, почему тот выключил телевизор, и получил ошеломляющий ответ: «А зачем он нужен, этот чурка?»
Хозяин опешил. Но разгулявшийся гость решил, что останавливаться на достигнутом ещё рано: «Если чё, мы вас шапками закидаем», — пригрозил он, завершая таким образом тему «чурок» и победно обводя взглядом притихших домочадцев. А товарищ его подтвердил, что, точно, закидают. «Мы вам ещё покажем!» — грозно добавил он уже от себя.
Другой случай произошёл в Грозном в 1991 г. Врач Моги Берсанов и вообразить не мог, чем обернётся для него прогулка с малолетним сыном. В кафе, куда они зашли перекусить, всё было буднично. За столиком, к которому они присели, их было четверо – двое взрослых и двое детей. Они только что принялись за еду, когда с истошным воплем «Как же я вас всех ненавижу!» сидевший напротив мужчина, направив на них пистолет, открыл стрельбу.
Моги не успел даже понять, что происходит. Почувствовал лишь, как по ногам заструилась кровь. Он попытался встать, но ноги не держали. Подполковник Коновалов, следователь по особо важным делам КГБ, которым оказался стрелявший, выпустил всю обойму, прострелив доктору обе ноги. Коновалова задержали. Но ненадолго. Он был отправлен во внеочередной отпуск. Никто не искал состава преступления в его действиях. Вернувшись с отдыха, он, как ни в чём не бывало, приступил к своим прежним обязанностям следователя КГБ.
Если хамское поведение двух водителей из Воронежа можно было объяснить их невежеством, то поступок подполковника КГБ носил опасный симптом патологической ненависти к инородцам, перешедшей в необратимую стадию. При всём желании не обидеть ненароком тех многих уважаемых мной представителей этой нации, что не растеряли общечеловеческих ценностей, приходится отмечать, что национальная рознь пустила глубокие метастазы в российском обществе. Она является результатом государственной политики России. Дошло до того, что целый народ шельмуется с экранов телевизоров и на страницах газет и журналов.
У чеченцев нет той пренебрежительности в отношении других народов, которая характерна для русских, у которых имеются оскорбительные прозвища для всех существующих народов и рас: жиды, хохлы, косоглазые, чурки, хачи, пиндосы,кикелы, черно…, гейропейцы, звери и т.д. Русские кичатся победой над фашизмом так, словно десятки народов мира не имеют к ней никакого отношения, и в то же время скандируют: «Россия должна править миром», величественно плюя на тот факт, что это и есть лозунг истинных фашистов.
Одна моя знакомая, Валентина Рябошапко, телефонистка с нефтеперекачивающей станции Ищёрская, рассказывала мне о курьёзной истории, случившейся с ней в детстве. Было это вскоре после восстановления Чечено-Ингушской АССР. Рядом со станцией находился небольшой магазин, обслуживавший жителей рабочего посёлка, который состоял из двух многоквартирных одноэтажных домов, расположенных в двухста метрах от нефтекачки. В одном из них, вместе с родителями и двумя старшими братьями, жила восьмилетняя тогда Валя.
Она не раз слышала от взрослых о неких загадочных «зверях», называемых чеченцами. Только что это за звери, никак представить себе не могла. Как-то услышала от родителей странную новость: вместо молодой продавщицы-казачки, которая уехала из станицы, в магазине теперь работают чеченцы. Весть о том, что за прилавком теперь будут стоять звери, Валю изрядно озадачила. Детское любопытство взяло верх над овладевшим ею ужасом, и она договорилась с подружками по двору вместе отправиться в опасную экспедицию.
Было лето, и дверь магазина была открыта. Они тихонько подкрадывались ко входу, когда изнутри послышался весёлый женский голос:
— Идите, идите сюда! Чего вы боитесь?
Молодая женщина угостила их леденцами, спросила имена и пригласила заходить почаще. Её муж, записывавший что-то в тетради, поднял на них глаза и спросил:
— А куда вы ходите в школу? Здесь, по-моему, нет школы.
Они ответили, что школа — в станице Ищёрской .
Валина мать, тётя Галя, приводила дословно детское изумление дочери: «Гля! А чеченцы-то — люди?!» Потом эта пара (продавцы) поселилась рядом с Валиной семьёй и прожила там несколько лет. Позже они уехали в Казахстан, оставив у соседей добрые воспоминания о себе.
Русских учителей и медработников, приезжавших в 1960-70-х гг. в Чечено-Ингушетию по распределению, встречали дружелюбно. Жители сельских районов особенно опекали девушек, которых среди приезжавших было большинство. Помогали устраиваться. Подкармливали, кто чем мог, — фруктами, молочными продуктами, мясом, курами. Соседи считали своим долгом охранять их. А попытки приставаний к молоденьким учительницам или медсёстрам пресекались местными авторитетами самым решительным образом.
Родственники провинившегося вызывались на разбирательство, где выносилось предупреждение, после чего неудачливый ухажёр за версту обходил предмет своих симпатий.
Некоторые, отработав положенный срок, возвращались домой, но многие остались в республике навсегда, связав свою судьбу с чеченцами и ингушами. А когда пришла война, спасались вместе со всеми от российских бомб…
С учительницей Евгенией Александровной я встретилась в миграционной службе, в г.Назрань, в августе 1999г., когда первые беженцы из Чечении неделями ждали разрешения на выезд из Ингушетии.
«Это уже второй наш побег от войны», — рассказывала она.
В Чечено-Ингушетию приехала из Ростова в 1968 г. по распределению. Здесь же встретилась со своим будущим мужем-чеченцем. У них трое взрослых детей – два сына и дочь. На судьбу не жаловалась, в браке – счастлива. Несмотря на светлые волосы и голубые глаза, не сразу распознаешь в ней русскую. На голове – косынка, повязанная в форме ленты, как это характерно для многих чеченок.
— Всё у нас было хорошо, если бы не эта война, — говорит она тихим голосом. Прикидываю в уме, сколько же ей лет. Получается, за 50. «Неплохо сохранилась», — отмечаю я про себя.
— Эта война всё перевернула, — продолжает Евгения Александровна.
— Я перестала узнавать своих знакомых и даже родных. Когда я вышла замуж и приехала с мужем в Ростов, к родителям, все мне откровенно завидовали: «Какого мужа себе отхватила – красавец, не пьёт, не бьёт, одевает, как королеву». И когда уже с детьми приезжала, те же восторги: «Какие красивые, какие воспитанные дети у вас растут». А тут всех разом будто подменили. Смотрят исподлобья. Даже те, кого знала близко, пытаются проскочить, не поздоровавшись. А началось это, когда я со своей семьёй приехала к маме в Ростов, спасаясь от бомб в первую войну (в лексику жителей Чечении прочно вошёл отсчёт до войны и после; а теперь уже, как эпохи , берут за основу 1-ю и 2-ю войну).
«Как они так могут, в чём наша вина?» — жаловалась Евгения матери.
«Обойдётся,- вздыхала та, — не обращай внимания. Ещё не то переживали».
— И самое обидное, что всё это были, в общем-то, образованные люди!
— Спасибо, старая соседка оказалась мудрее их всех: «Да что с них взять, своей-то головы нету. Всё под чужие подстраиваются». Это бы ещё ничего. Милиция замучила. Стали приходить чуть ли не каждый день. Дёргают и дёргают, ну никакого покоя. Доходило до прямых оскорблений: «Вы, чеченцы, отделяться же хотели, чего приехали?» Муж не выдержал и уехал в Казахстан.
— И что же, вы снова в Ростов? — спрашиваю я.
— А что делать? Ехать-то больше некуда, — отвечает она. — Там хоть мама, есть где пожить. Война-то не вечная.
Более трагичной оказалась судьба другой учительницы, также приехавшей в нашу республику по распределению. Она сочеталась браком со своим коллегой, тоже приезжим. Развелись после рождения ребёнка. Она жила одна с двадцатилетним сыном, который погиб в первую войну, в 1995г. А вскоре, не справившись с горем, умерла и она сама. Её хоронили соседи-чеченцы, соблюдая все правила христианского ритуала.
После объявления независимости Чеченской Республики многие жители некоренной национальности покинули насиженные места, разъехавшись по разным городам и весям России. Кто – поближе к родителям, кто – к детям, а кто – просто, куда глаза глядят. Но не всем удавалось прижиться на новых местах, некоторые возвращались. Причины? Психологическая несовместимость. Рассказывали, что их, русских, оскорбляли, обзывали «чеченцами» и прочее , и пр.
Среди покинувших республику образовалась и другая категория – фальшивых «беженцев». Они продавали свои квартиры, дома и дачи по довольно высоким ценам, а прибыв на новое место, объявляли себя беженцами, получая соответствующие привилегии. В связи с этим в республику стали поступать запросы на предмет определения статуса прибывших в Россию в качестве беженцев. Более того, продавая своё жильё, переселявшиеся выдвигали одно обязательное условие: новый хозяин должен был сопровождать их до границы с Россией для обеспечения их безопасности.
Я ни разу не слышала, чтобы в то время кто-нибудь был ограблен в пути, но, тем не менее, это условие исполнялось и скоро вошло в норму. В ту пору произошло несколько дорожных ограблений шоп-туристов, возвращавшихся из Турции на Икарусах. Во время одного из таких ограблений был застрелен пожилой житель Урус-Мартана – единственный мужчина, оказавшийся в группе женщин, который оказал сопротивление. Но происходили эти ограбления на территории Грузии.
Винить людей за то, что они стремятся гарантировать свою безопасность, было бы неправильно, хотя страх их и был необоснованным. Но совершив удачную продажу дома, квартиры, дачи, выручив при этом солидную сумму, объявлять себя беженцами, по меньшей мере, неэтично.
Эту тему я затронула в одной из своих информационных программ, не предполагая, что это вызовет столь негативную реакцию. Ведь речь шла об элементарном мошенничестве. Но одна моя приятельница, работавшая врачом в поликлинике, ошарашила меня недоумённым вопросом: «А кому плохо от того, что мы в России получим лишнюю копейку?»
Но уезжавших было гораздо меньше, чем тех, кто решил остаться в республике.
Продолжение следует …….
Chechenews.com
28.04.20.