Чувство родины… Я хорошо помню, как и каким оно прививалось нам в советское время — с пеленок, с октябрятской звездочки, с первой пионерской линейки.
В раскатистых советских песнях это чувство охватывало и льды Приполярья, и дюны «Прибалтики», и украинские степи, и минареты Бухары, и, конечно же, белые пики Кавказа — родину товарища Сталина и милых киношных грузин.
Советское чувство родины было универсальным, имперским. Проще говоря, беспочвенным и безнациональным, как типовой пиджак фабрики «Большевичка»
И надо сказать, что вот такое чувство родины удалось насадить в основном среди русских — причем не столько среди всех, сколько среди русского населения «средней полосы» европейской части РФ. То есть в пространстве, исторически ставшем ядром формирования Российской империи, а после 1917-го — центром ее большевицкой реставрации.
Не случайно, что Московия по сей день представляет собой средоточие имперско-совкового мракобесия. Отсюда оно исходит, подобно кругам на воде, постепенно ослабевая к западу. Вот в Украине — там оно уже неизмеримо слабее; даже в Беларуси, несмотря на Луку — тоже, а уж в Балтии так и вовсе его нет, равно как и в странах Восточной Европы.
Здесь же, в Московии — зона какого-то духовного Чернобыля, русской культурно-исторической аварии. Здесь правят чекисты и незыблемо стоят памятники Ленину, к которым правящая партия возлагает венки. Здесь по-прежнему власовцев считают врагами, а русское прочно ассоциируется с советским и имперским. Тут мистически царят Иван Грозный и Сталин, а свобода и собственность почти не ценятся и не уважаются.
Московия — это аномальная зона истории. Чем от нее дальше, тем жизнь здоровее. Даже совсем близкий питерский Северо-Запад — это уже совсем другое, не говоря о казачьих областях, Урале, Сибири или Поморье. Там давно существует особая идентичность, которая находится в прямой оппозиции к унификаторской московитской русскости, которая была и остается эффективным инструментом имперско-бюрократического централизма.
Империи русские угодны лишь в качестве безликого этнического субстрата, скрепляющего это «великое государство». Господствующая великодержавная русская идентичность — искусственна и химерична. Она насаждена сверху в процессе «собирания земель». Это псевдоидентичность, созданный имперским государством симулякр, препятствующий развитию подлинного русского самосознания и национализма. В России никогда не было, да и не могло быть, настоящего русского национализма, что, кстати, и привело к победе большевиков — в отличие от Европы с ее развитым национализмом.
За русскую идентичность пытались и пытаются выдавать то византийский монархизм, то сталинизм, то путинизм, все, что угодно, но это всегда та или иная разновидность тирании и идеологического обскурантизма, всегда это нечто централистское, государственническое и авторитарное, палочное, казенное и тягловое. Само понятие русской этничности Империя выхолостила в синоним подданства и лояльности, чуть ли не в партийную принадлежность. Русский — значит православный и монархист; русский — значит советский, коммунист; наконец, русский — это россиянин, верный путинец-медведевец. Понятие русский стало расхожим штампом имперского лексикона.
Нам пора стать «русскими в частности». Этот процесс этногенеза, свободный от искусственных имперских сдержек, приведет к возникновению целого ряда русских наций, во многом отличных друг от друга и имеющих особые имена. Умрет Империя — умрет и имперская «русскость», такая же искусственная, как и сама Империя. Из этнической протоплазмы, каковой сегодня является русский народ, сформируются полноценные нации с собственными государствами.
Империя в лице своих апологетов не может предложить русским ничего, кроме «плавильного котла». Национал-демократия же провозглашает отказ от Империи ради становлением целого созвездия самобытных русских наций.
Алексей Широпаев, Москва