Отвага — меч, и щит, и разум храбреца.
В. Альфьери, ит. поэт и драматург XVIII в.
Человек с таким бесстрашием и прямолинейностью, добротой и милосердием, достоинством и благородством, статью и богатырской силой, как герой романа Иссы Кодзоева «Сулумбек Сагопшинский», оказывается на пути пристава Чалкина (по-инг. пирстоп – Х. Ф.). Этот эпизод романа — пролог, начало похода Сулумбека в абречество и… в бессмертие. Что есмь Чалкин? Эта мелкая имперская шпана, которая установила неписаную обязанность туземцев из ингушского села Сагопш поочередно и ежедневно ублажать его чрево вареной курицей с галушками и бутылкой водки. Если не будет водки, то тогда кормить надо не один, а два дня. Так, видите ли, он установил… Чалкин — вымогатель и вдобавок крохобор-рецидивист, который бы жрал и жрал чужие куры, заливая их водкой, если бы на его пути к «корыту» не встал двадцатилетний Сулумбек.
И. Кодзоев дает великолепную психологическую зарисовку их встречи, которая заслуживает более подробного изложения. Пристав, придя за своей «кормёжкой» в дом Гоаравожевых и увидев приготовленную для него курицу и бутыль с «огненным пойлом», так и крякнул от удовольствия: «Молодец матушка – ингушка…»* За столом, на почетном месте, сидел Сулумбек, не выказавший ни малейших знаков внимания и почтения к столь «значительной» особе, заявившейся потешить свое чрево…
Сулумбек небрежно бросил окаяннику, предвкушавшему праздник ублажения плоти: «Садись, если хочешь… не хочешь стой…» Он наливает себе полный стакан водки и медленно, смакуя, выпивает до дна, а затем налягает на курицу. Пирстоп опешил от невиданной наглости окаянного басурманина, и в приступе ярости завопил: «Ты… Ты чего это творишь, абормот… моя водка… для меня поставлена… курица…» Сулумбек ел, делая вид, что не замечает его. «Ах, ты, сукин сын! Нагленыш! Я же тебя…», — заорал блюститель «имперской кормёжки» и занес руку для удара, но Сулумбек перехватил ее, заломил за спину и пинками под зад выпроводил вон из дома и со двора.
Какая бы получилась киносцена! Представитель империи — гроза Сагопша, впал в ступор из-за того, что у него отняли единственную любовь: курицу с пойлом – плод его крохоборского вымогательства… Пирстоп готов биться за нее, не щадя живота своего. Но итог плотоядных рейдов империи в лице Чалкина по курятникам туземцев оказался весьма-таки плачевным и позорным: «пирстоп при сабле на одном боку, револьвере на другом боку – и пинки под зад…»
Пристав ответил на заслуженное им оскорбление не так, как это следовало бы сделать настоящему мужчине: местью в поединке или извинением, а именно так, как и подобает имперскому человечку — низостью и коварством в форме доносов. При этом в своих донесениях «о подрывной, террористической деятельности» басурманина он утаивает правду о перипетиях систематического пожирания сагопшинских кур с водкой и позорной экзекуции. Пирстоп выдвигает обвинения против братьев Гоаравожевых в том, что они «возмущают односельчан против власти, укрывают абреков…» Вслед за доносами начинаются обыски. Сулумбек пытается урезонить пирстопа при встрече один на один, но подлец ответил оскорблениями и был избит нагайкой до потери сознания. Через неделю Сулумбек был арестован и брошен во Владикавказскую тюрьму.
По логике некоторых читателей романа Сулумбека Сагопшинского нельзя считать настоящим героем, ибо он сам своей, якобы, «хулиганской выходкой» спровоцировал конфликт с крайне далеко идущими последствиями. Сулумбек не сделал ничего такого, о чем бы не мечтали сагопшинцы, и в свои пинки и стегание плеткой он вложил всю их накопившуюся ненависть к империи, смеющей хозяйничать в их доме, на их земле.
Когда об этом эпизоде и мнении зашла речь с Иссой, он поведал мне ингушскую притчу, которая не нуждается в комментариях. «МоцагIа хиннад из. Цхьан йоIа кильгаш тоха тIабетта а бенна, кхеста яьй. ТIакха гIулакх къостаде гулбенача наха хаьттад йоах: «Фу белгало я цар хьона даьчоа?» — «Чухьара барзкъаш эттадаьд цар». Цхьан воаккхача саго ший яхь йоацильга гучадоаккхаш аьннад: «Даьра этта дергдацар Iа хьайга Iоийжа аьннача хана хьо Iойижа яларе-м».
Некогда, отморозки изнасиловали девушку. Люди, собравшиеся для выяснения обстоятельств этого гнусного поступка, спросили у девушки: «Какие есть признаки или знаки надругательства над тобой?» Она, не поднимая от стыда головы, чуть слышно прошептала: «Они изорвали мое нижнее белье…» Один старик сказал ей назидательно: «Они бы его не изорвали, если б ты легла, когда тебе сказали лечь…» (Перевод – Х. Ф.)
По сути, требование пирстопа Чалкина – отрыжка системы «кормления», которой Русь была официально больна в XII — XVI столетиях. Она предусматривала содержание должностных лиц за счет населения. «Корм» давался натурой: хлебом, мясом, сыром и т.п. В 1555 г. по указу царя Ивана Грозного «кормления» были отменены. Однако, как видим, «болезнь» была неизлечима, и имперские Чалкины органически не могли и по сей день не могут и вовсе не желают расстаться с въевшейся в кровь и плоть привычкой «кормиться» за чужой счет.
С позиций уголовного кодекса Российской империи** «кормовые экспедиции» Чалкина по чужим курятникам расцениваются как лихоимство. Его высшая категория – это вымогательство «всяких неустановленных законом поборов деньгами, вещами или чем-либо иным, всякая прибыль или иная выгода, приобретенная притеснением или же угрозами и вообще страхом притеснения» (статья 406, пп. 1 и 3).
Ответственность за вымогательство наступает, сколь малозначительной ни была бы сумма денег или цена вещей, полученных лихоимцем – вымогателем. Он подлежал лишению всех особенных прав, ссылке в Сибирь с тюремным заключением до трех лет либо отдаче в исправительные арестантские отделения на срок от 5 до 6 лет (ст. 402).
Лицами, «прикосновенными к преступлению», т.е. соучастниками, признавались «попустители, укрыватели и недоносители» (ст. 16, 316). Они подлежали наказанию за непринятие «мер для прекращения сих злоупотреблений, изобличения и наказания виновных или явно им потворствовали» (ст. 409).
Но Российская империя никак не могла судить ни вымогателя – крохобора, ни других лиц, «прикосновенных к преступлению», ибо, как пишет в романе Исса Кодзоев, царская «администрация на Кавказе придерживалась строгого правила, что в споре пришлых с местными всегда виноват басурманин». Подобного суда не могло быть, главным образом, в силу того, что сама империя исполняла роль не только покорителя и усмирителя Кавказа, но и лихоимца земель и прочих богатств покоренных туземцев.
Спустя сто двадцать три года после судилища над Сулумбеком взглянем на него с позиций уголовного кодекса Российской империи — «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г., и прецедента из юридической практики ее правосудия.***
Генерал-губернатор Санкт-Петербурга Трепов приказал примерно наказать, не снявшего перед ним шапку, заключенного Боголюбова. Его подвергли порке розгами, невзирая на то, что такое наказание было запрещено законом. 24 января 1878 г. Вера Засулич, придя с формальным поводом на прием к губернатору, дважды выстрелила ему в живот и нанесла тяжелые ранения.
Адвокат В. Засулич — П. А. Александров, в своей блестящей речи на суде показал, что подлинной причиной, движущим мотивом совершенного покушения является «вся совокупность беззаконных и неправомерных действий генерала Трепова». Ее пистолет был наведен на градоначальника в знак «протеста против поругания над человеческим достоинством». И не В. Засулич, а губернатор Трепов должен был оказаться на скамью подсудимых, «чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников». Эти и другие аргументы адвоката обусловили вынесение оправдательного вердикта присяжными заседателями.****
Теперь необходимо провести сравнительный анализ преступления и проступка фигурантов двух этих судебных дел. Губернатор Трепов оскорбил честь и достоинство одного заключенного, а пристав Чалкин измывался над всеми жителями с. Сагопш.
Вера Засулич встала на защиту чести и достоинства одного человека, а Сулумбек — всех своих односельчан. Она покушалась на генерал-губернатора столицы Российской империи, Сулумбек – на мелкую имперскую сошку – пристава. Она вершила возмездие пулями, а он – пинками под зад и нагайкой… Масштабы преступления Веры Засулич и проступка Сулумбека Сагопшинского явно несоизмеримы.
Чалкин также, как и его преемник на посту пристава Богуславский, фактически, как указано в Уложениии и как заключает Исса Кодзоев, совершил антигосударственное деяние, ибо «народ здешний вздумал против царя возмущать!»
Засулич оправдали. При вынесении вердикта и приговора присяжные заседатели и судья А. Кони учли доводы адвоката П. Александрова и смягчающие обстоятельства преступления, которое совершено «вследствие сильного раздражения, произведенного обидами, оскорблениями и иными поступками», перенесенными обвиняемой Засулич (ст. 140 Уложения).
В судилище над Сулумбеком Сагопшинским не было констатации того факта, что основной причиной, движущим мотивом его проступка является «вся совокупность беззаконных и неправомерных действий» пристава Чалкина. Никак не было учтено, что его проступок был совершен из-за «сильного раздражения, произведенного обидами, оскорблениями и иными поступками».
Не заострено внимание на то, что его проступок стал формой протеста против надругательства над честью и достоинством как его самого, так и всех односельчан. Суд не счел нужным, как того требовало Уложение, привлечь Чалкина к ответственности и приговорить его к каторжным работам либо отправке в арестантские отделения, дабы устранить «причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников». Без учета изложенных аргументов Сулумбек был осужден на три года тюремного заточения.
Единственный вид наказания, который заслуживал за свой проступок Сулумбек, должен был состоять в том, что его бы следовало просто пожурить и наложить штраф размером в четыре рубля за физический и моральный ущерб, который он причинил официальному представителю власти. Этот штраф за него с удовольствием внесли бы односельчане. Суд также должен был учесть, что протест Сулумбека вылился в форму молодецкого куража в силу отсутствия жизненного опыта. Он же просто землепашец двадцати лет, а не политик, который бы организовал митинг, факельное шествие в знак протеста против вымогательства или обратился бы в имперский суд…
Какова нравственная и политическая подоплека, произошедшего с Сулумбеком Сагопшинским и другими героями и антигероями нашего романа? Вымогательство кур и водки – это моральная экзекуция, которой подвергаются жители Сагопша. Это также яркое свидетельство не только вопиющего нравственного убожества и крохоборства уголовной шушеры — пирстопа, но и дьявольской алчности стоящей за ним Империи.
Как констатирует И. Кодзоев – литературно-общественный защитник Сулумбека Сагопшинского и ярый обвинитель Российской империи, им «мало того, что они с нами сделали: земли забрали, людей убили, других в Турцию продали?..» Им мало того, что они сотворили при усмирении Ингушетии, о котором Сулумбек хорошо помнит со слов своей матери, когда «солдат держал поднятую винтовку со штыком, а там – ребенок, еще живой. Казак скачет по улице, а на пике голова женщины с волосами. Вы думаете, что мы это забыли?»
Нет, не забыли и никогда не забудем!.. Именно поэтому Зелимхан Харачоевский, его побратим Сулумбек Сагопшинский, грузины — Хареба Джибути и Гоги Кенкишвили; азаербайджанцы — Гатыр Мамед, Наби и Керем; дагестанцы — Аллахверди Акимов, Ших-заде Кубинский, Кири Буба Икринский, Хочбар Гидатлинский; кабардинец Джанхот Ирюгов; Атабай Карачаевский и многие другие кавказские абреки — не разбойники и грабители, каковыми их представляет имперская власть, а партизаны — экспроприаторы. Они, как заключает Исса Кодзоев, «берут маленькую толику от того, что у нас и у наших отцов отняли силой. То, что они, абреки, у царя берут, все равно, что крохи с его стола. А пирует он на этом столе за счет нашего добра».
Значение героизма абреков — воителей с самодержавием, для народов Кавказа многократно усиленно последующей политикой государственной безнравственности, произвола и беззакония, не дающего зажить ранам, что нанес им царизм. Российское государство, перекрасившись сначала в красный цвет коммунистической диктатуры, а затем, напяливши на себя «белоснежную» рясу демократии, продолжает насаждать национальную политику самодержавия.
Ее суть проявилась в перманентно проводимых депортациях, этнических чистках, отказе от ликвидации их последствий, политического, экономического и культурного гнета, ущемления национальных языков, поставленных на грань вымирания. Одним из видов политического угнетения является отказ народам Северного Кавказа в их праве на избрание глав своих республик.
Такой репрессивной мерой государство покарало их национальное достоинство и честь, административным давлением вытеснив принцип равноправия всех народов и субъектов РФ на правовую свалку. Он подменен, извлеченным из «сокровищницы» самодержавия, колониальным институтом наместничества, для приличия обряженный в «демократические одёжки» избрания, «рекомендованных» федеральным центром, глав парламентами субъектов РФ.
И вытворяется все это вопреки Конституции РФ, которая прописала государству «демократическое снадобье» от колониальных замашек: «Федеративное устройство РФ основано на … равноправии … народов. Во взаимоотношениях с федеральными органами государственной власти все субъекты РФ между собой равноправны» (пп. 3, 4, ст. 5).
Таким образом, Российское государство, не желая проводить под трагическим прошлым черту справедливости и закона, исходя из учета назиданий истории, ввергает страну в третий этап ее распада. Также государство, карая свои народы национальной политикой, наглядно демонстрирует нравственную обоснованность и правомерность борьбы Сулумбека Сагопшинского и других кавказских абреков против беззакония и произвола, который насаждал царизм на Кавказе.
Хамзат Фаргиев
21 мая 2018
https://www.proza.ru/2018/05/21/349
Примечания
* Здесь и далее без указания страниц: Исса Кодзоев. Сулумбек Сагопшинский. Назрань, изд-во «Пилигрим», 2011.
** Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». Санкт-Петербург, 1845 г.
** А. Ф. Кони, Избранные произведения, Госюриздат, 1956, стр. 497 – 703.
*** Судебная речь адвоката Петра Александрова в защиту Веры Засулич.
http://vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/ECCE/ZASS/ZASS_..
+++
Здесь — четвертая статья о романе И. Кодзоева «Сулумбек Сагопшинский».
Первая — «Героя колыбель и могила — земля отцов всецело» —
http://www.proza.ru/2018/03/26/533
Вторая — «Все религии — это разные двери в один и тот же дом» —
http://www.proza.ru/2018/04/09/519
Третья — «Сулумбек — Ломом Подпоясанный» —
http://www.proza.ru/2018/05/07/475
Chechenews.com
21.05.18.