Многих, как я понял, интересует, почему местные жители не проявляют гражданского мужества и не противостоят диктаторскому режиму, отчего они так напуганы и где их прежнее свободолюбие? Но вряд ли на эти вопросы можно ответить, не делая никаких экскурсов в не совсем отдаленное и очень уже далекое прошлое.
Начну с банального заявления: чеченцы – обычные люди. Не герои в большинстве своем, но вовсе и не трусы. И теперешнее их пришибленное состояние имеет множество объяснений. Не только психолого-рефлексорного, по сути — животного характера.
Чтобы понять, что с ними произошло, необходимо выяснить, через что им пришлось пройти. И две тяжелейшие военные кампании, приведшие к катастрофическим для маленького в общем-то народа человеческим потерям, — не самые страшные испытания.
Все эти годы чеченцы не только воевали, но и активно протестовали, устраивали антивоенные демонстрации, марши мира, пикеты, митинги, блокировали дороги и места дислокации воинских частей и фильтрационных пунктов. Их неоднократно разгоняли, с применением оружия в том числе, а лидеров гражданского сопротивления – убивали. Не только мужчин, но и женщин.
Мужественнейшая алхан-калинка Малика Умажева сумела организовать вокруг себя земляков в деле ненасильственной защиты своих прав. Несмотря на давление со стороны военных и пророссийских властей района она была избрана главой администрации села. Кончилось все тем, что федералы убили ее. Та же участь постигла и Зуру Битиеву, которая была расстреляна у себя дома вместе с членами семьи. Подлинными же актами всенародного неповиновения можно назвать бойкот инспирированного Москвой референдума по принятию конституции, а затем и голосование ногами на всех без исключения выборных кампаниях.
Не случайно, что гражданское сопротивление в Чечне стало затухать – не исчезать вовсе, а только меркнуть, – после гибели Аслана Масхадова. Во-первых, потому что лидеры западных стран и созданные для защиты прав человека различного рода межгосударственные институты – Совет Европы, например, или Совет ООН по правам человека – окончательно перестали реагировать на происходившие в республике события. С уходом легитимно избранного руководителя республики их позиция, которая и раньше-то была достаточно беззубой, и вовсе превратилась в никчемную. Тему Чечни искусственно сняли с повестки дня переговоров с Россией. Апеллировать чеченцам оказалось уже не к кому. В подобных условиях акции гражданского неповиновения, рассчитанные на привлечение общественного внимания, а через это – на изменение ситуации, стали просто бессмысленными.
Во-вторых, в идеологии вооруженного сопротивления произошли существенные, если не сказать больше, изменения. После гибели Аслана Масхадова верх в нем постепенно взяли сторонники радикального ислама. Сменив национальные лозунги на религиозные, они выбили почву и под гражданским движением. Борьба за независимость республики, которая, пусть и с оговорками, но поддерживалась большинством населения, вдруг оказалась неактуальной. Ведь что провозгласили новые лидеры боевиков?
Если коротко, то создание государства, в котором власть безраздельно будет принадлежать человеку, избранному на свой высокий пост узкой группой «достойных, богобоязненных людей» – муминов (боюсь, что неправильно написал это слово, и все же!). Кто решил, что именно они – самые достойные и богобоязненные? — Это вопрос за семью печатями. Но вот роль народа в нем прописана совершенно четко: он всего лишь должен принести байат (присягу) избранному подобным образом руководителю.
Такая конструкция абсолютно не соответствует менталитету чеченцев и похожа на то, как сформирована власть республики сегодня. Напомню, что президент у нас теперь назначается «узкой группой достойных людей» или даже одним, но тоже достойным человеком из Кремля, а народу остается лишь принять его и безропотно присягнуть. То, за что чеченцы могли бы выступать и дальше – создание собственного государства, – получается, ничем бы в итоге не отличалось от уже установленных военным путем порядков.
И, в-третьих, сама политика чеченизации. Боюсь, многие пишущие на эту тему не очень в ней разбираются. Принято считать, что в своей основе она предполагает опору на местную элиту, руководствующуюся в деятельности традициями и обычаями народа. Это глубоко ошибочная точка зрения. Но очень удобная для российских властей. Ведь при любой критике нарушений прав человека в регионе появляется возможность списать все на национальный якобы образ жизни. Да еще и посетовать при этом: мол, сами требовали передать им власть. В частности, так поступил Владимир Путин, когда в феврале 2006 года пытался парировать сообщение комиссара ООН по правам человека Луиз Арбур о грубых нарушениях прав человека на Северном Кавказе. Глядя ей в глаза, он заявил примерно следующее: это особый регион со своими национальными традициями, что народ там немножко диковат, и мы (то есть федеральная власть и ее сторонники в Чечне) пытаемся его слегка цивилизовать…
Меня лично задевают такие разговоры, и неважно от кого они исходят. Если от чеченцев, то вдвойне. Захват в заложники родственников участников антироссийских вооруженных формирований, поджог их домов, выселение из сел – это, если верить тому, что говорят журналисты и политики, национальный образ жизни. Естественно, диковатый для русского, но якобы привычный, понятный и даже желанный для чеченца. Кроме того, что такое объяснение абсолютно неверно, оно еще и оскорбительно. Уподобление родных, знакомых, друзей, то есть всех тех, кто в первую очередь ассоциируется с понятием народ, аборигенам с какого-нибудь людоедского острова — не совсем, скажем так, приятная вещь.
Не буду утверждать, что чеченцы во всем европейцы. Наша культура и образ жизни все же формировались под сильным влиянием ислама. Однако в уважительном отношении к себе подобным мы всегда были ближе к западным народам. Чеченское общество пронизано семейными и родственными отношениями. И при этом оно не перестает быть современным. Свободы и достоинство человека в нем возведены в величину абсолютную. Ничьи права никем не могут быть ограничены. Но чтобы при осуществлении этих прав не нарушались права других, жизнь человека окольцована нормами и правилами поведения. Выработался своеобразный этикет, по-чеченски – «г1иллакх», когда каждый знает, как себя вести со старшими, как с младшими, что можно и чего нельзя в присутствии других людей. Как разговаривать, какие слова произносить нельзя.
Еще в XVIII веке, изгнав своих и пришлых князей, чеченцы ликвидировали сословно-классовое деление и наделили всех равными правами. Тогда же был создан единый орган управления страной, куда все общества Чечни делегировали представителей. На местах власть также стала выборной. И все это, заметим, произошло ровно в то самое время, когда в Европе под лозунгами свободы, равенства и братства случилась Великая французская революция, а американские колонии провозгласили создание Соединенных Штатов Америки. Развитие чеченцев, другими словами, шло в русле мировых тенденций.
Если считать европейские платья, парики с буклями и напудренные лица с мушками на щечках единственными признаками прогрессивности общественного устройства, то Чечню того времени придется исключить из списка цивилизованных народов. Если же оценивать не внешние параметры, а качество гражданской традиции, то, осмелюсь утверждать, на тот момент жизнь чеченцев была устроена вполне по-человечески. Ну да, пока еще без больших достижений в науке и искусстве, но зато и без преимуществ, получаемых по факту рождения от более «породистых» родителей. Выборная власть у людей, имевших кусок земли в частном (или на худой конец получавших его от общества в аренду) владении – это по большому счету то, чего и сейчас нет в России, застрявшей наглухо между различными модификациями одной и той же – двухсотлетней давности – вертикали власти.
Процесс избавления от феодализма совпал с началом систематического завоевания края. Борьба за личные права и справедливое устройство общества слилась для чеченцев с борьбой за национальную независимость от феодальной, крепостнической, по сути рабовладельческой тогда России. Вкусившему плоды свободы народу не хотелось превратиться в «муьжги», то есть в подневольных, продаваемых и покупаемых мужиков, составлявших большинство населения в надвигавшейся с севера державе.
Пример: на Северном Кавказе проживает несколько десятков народов, и не все они приняли участие в большой Кавказской войне. Хотя многие — и до, и после — восставали против привнесенных извне порядков. Ожесточенное сопротивление оказали лишь свободные общества западных адыгов, чеченцы и свергнувшие своих ханов в ходе войны аварцы. То есть народы с демократическим внутренним устройством. Тех же, у которых сохранился феодальный строй, достаточно быстро покорили. И даже не столько силой, сколько обещаниями чинов и жалованья возглавлявшим их князьям, ханам и шамхалам. Простому же люду на это было начхать: у них как ничего не было, так и не предвиделось.
Однако упорное сопротивление чеченцев в советской историографии принято было объяснять природной якобы отсталостью, не позволявшей понять и принять прелести цивилизации, которые обязательно на них обрушились бы после вхождения в состав русского государства. Прелести, конечно, имелись в виду не палочно-шпицрутенские, а все больше связанные с именами Пушкина, Достоевского, других классиков литературы. И не только. Более того, допущенные жестокости объявлялись приемлемой ценой за обретение преимуществ цивилизации.
Сергей Маркедонов в одной из давних своих статей («Смирись Кавказ, идет Ермолов…», 23.10.2001 г.) не удовлетворился раболепным двустишием Расула Гамзатова «Не Русь Ермолова нас покорила, Кавказ пленила Пушкинская Русь» и рискнул предположить, что «не будь ермоловской Руси, Кавказ не познакомился бы никогда и с Русью пушкинской»… Хорошая индульгенция для палача. В духе адвокатов Сталина, оправдывающих террор успехами, достигнутыми в деле индустриализации страны. По мне (и здесь, думаю, выражу мнение многих жителей Чечни), знать бы нам русских классиков на уровне малообразованных немцев или индусов, а может, даже и зулусов, но не знать никогда ни Ермолова, ни современных его подражателей, ни тех, кто пытается их обелить!
Другими словами, в лице чеченцев Россия получила противника, готового отстаивать свои права. Будучи вынужденным на каком-то историческом этапе прекратить борьбу (силы ведь во все времена были неравными), народ замыкался на себе, «уходил» в свои традиции и обычаи, в значительной степени консервируя их. Часто это приводило к формированию неофициального центра власти, во многих случаях – в лице духовенства (институт шейхов, например). Никогда не прекращала функционировать и параллельная система судопроизводства. Если вопрос не былы связан с необходимостью получения официальных бумаг, скажем, на владение жильем, земельным участком и т.д., то для разрешения всех споров, конфликтов, в том числе и убийств, люди даже в советские времена предпочитали обращаться туда.
В силу этих особенностей чеченцы оставались спаянным народом, что позволяло раз за разом, несмотря на все лишения и неудачи предыдущих попыток, как только представлялась новая возможность, заявлять о национальных правах. В состоянии униженном, оскорбленном, но сохранившими достоинство и готовность к противодействию тиранической власти и застал их Александр Солженицын. Об этом же он и написал в своем «Архипелаге ГУЛАГ».
Руслан Насипов,
Источник: www.watchdog.cz
07.12.15.