Запад превозносил Горбачева за то, что тот не стал силой противиться распаду Советского Союза. На самом деле, до сегодняшнего дня остается неясным, не санкционировал ли кремлевский лидер военные действия против грузин, азербайджанцев и литовцев, восставших против центрального правительства в Москве между 1989 и 1991 годами. Когда советские войска подавили демонстрации, в Грузии погибли 20 человек, в Азербайджане 143, а в Литве 14, и это не говоря уже о войнах и беспорядках в Нагорном Карабахе, Приднестровье и Средней Азии.
Многие не забыли трагедию, произошедшую в столице Грузии Тбилиси в ночь с 8 на 9 апреля 1989 года, когда советские военные воспользовались заостренными штыками и отравляющим газом, чтобы сорвать марш протеста.
Горбачев утверждает, что узнал о произошедшем лишь спустя шесть часов. Он не отдавал ни военным, ни разведке четких указаний соблюдать сдержанность в тлеющем конфликте, несмотря на то, что знал, насколько хрупки отношения между русскими и грузинами. Позже он никого не призвал к ответу за произошедшее. Даже сегодня он по-прежнему говорит, что личность того, кто отдал приказание применить в Тбилиси силу, остается «большой загадкой».
Но когда 11 апреля, спустя два дня после кровавого подавления протестов, Горбачев встретился с Гансом-Йохеном Фогелем, тогдашним руководителем фракции левоцентристской Социал-демократической партии (СДП) Германии, он постарался оправдать подход сторонников жесткой линии. Позже следующий абзац был удален из опубликованной версии протоколов разговора с Фогелем:
Вы слышали о событиях в Грузии. Там собрались отъявленные враги Советского Союза. Они злоупотребляли демократическими процессами, выкрикивали провокационные лозунги и даже призывали к размещению в республике войск НАТО. Нам нужно было жестко ответить этим авантюристам, чтобы защитить нашу революцию – перестройку.
«Отъявленные враги Советского Союза» на самом деле были мирными гражданами. Из 20 грузин, убитых в Тбилиси, 17 были женщинами.
Замечание, сделанное на заседании Политбюро 4 октября 1989 года, когда Горбачев узнал о трех тысячах демонстрантов, убитых на площади Тяньаньмэнь в Пекине в июне того года, демонстрирует, что он был готов к сопротивлению его планам реформ и не исключал возможность применения силы. Горбачев сказал:
Мы должны быть реалистами. Им нужно защищать себя, и нам тоже. Три тысячи человек, ну и что?
Хотя протокол заседания был позже опубликован, этой цитаты в нем не оказалось.
«Мы вмешаемся только, если будет кровопролитие»
В 1990-м и 1991-м годах Горбачев мог предположить, что лишь несколько ведущих политиков на Западе поставят под вопрос его роль в кровавых конфликтах с советскими республиками, стремящимися к независимости. В те недели единственное, что беспокоило и американцев, и западноевропейцев, был вопрос выхода СССР из Восточной Европы. В результате они позволили Горбачеву откровенно лгать, как, например, в тот раз, когда Москва попыталась в последнюю минуту остановить прибалтийское движение за независимость.
В январе 1991 года, под давлением со стороны разведслужб и вооруженных сил, Горбачев, похоже, согласился на бесперспективную авантюру: провозгласить в Литве президентское правление, чтобы вернуть республику под контроль Москвы. Как это уже было опробовано в Будапеште и Праге, верные Советскому Союзу «рабочие» должны были попросить Москву прислать им на помощь войска – и именно это и произошло. 13 января специальные подразделения советской армии и служб госбезопасности подошли на танках к вильнюсскому зданию, в котором располагалась штаб-квартира государственного телевидения. Войска пошли на штурм, в результате которого были убиты 14 человек.
В произошедшем за два дня до этого телефонном разговоре с бывшим тогда президентом США Джорджем Бушем-старшим Горбачев категорически опроверг возможность вмешательства Москвы в происходящее в Вильнюсе:
Буш: Меня беспокоят ваши внутренние проблемы. Поскольку я сторонний наблюдатель, все, что я могу сказать, это следующее: если вам удастся избежать использования силы, это пойдет на пользу вашим отношениям с нами и не только с нами.
Горбачев: Мы вмешаемся только, если будет кровопролитие, или если там будут беспорядки, которые угрожают не только нашей конституции, но и жизням людей. Я нахожусь под колоссальным давлением, меня вынуждают ввести в Литве президентское правление. Я по-прежнему удерживаюсь от этого, и лишь в случае очень серьезной угрозы я приму жесткие меры.
Канцлер Германии Гельмут Коль, от имени своего правительства постоянно выступавший за право самоопределения национальностей, не стал как-либо критиковать Горбачева. Когда спустя пять дней после кровавых событий в Вильнюсе два лидера разговаривали по телефону, он лишь мимоходом отметил действия советской армии:
Горбачев: Сегодня все начинают спрашивать: неужели Горбачев отказывается от своего курса? Неужели с новым Горбачевым покончено, и он сдвинулся вправо? Я могу сказать со всей откровенностью: мы не изменим нашу политику.
Коль: Как политик я понимаю, что есть моменты, когда маневров уклонения нельзя избежать, если надеешься достичь определенных политических целей.
Горбачев: Гельмут, я знаком с вашей оценкой ситуации и я ее очень уважаю. До свидания.
Но в те дни Горбачев потерял последнее доверие своего собственного народа. «Он на стороне тех, кто совершил убийства в Вильнюсе», — написал в своем дневнике ближайший соратник Горбачева, глубоко разочарованный Анатолий Черняев. Он продиктовал своему секретарю длинное письмо Горбачеву, которое звучит как окончательный расчет:
Михаил Сергеевич!
Ваше выступление в Верховном Совете (о событиях в Вильнюсе) стало началом конца. Это не было выступлением великого государственного деятеля. Это была сбивчива болтовня. Вы не готовы сказать, что на самом деле собираетесь сделать. И вы, похоже, не знаете, что люди думают о вас – на улице, в магазинах и троллейбусах. Все, о чем они говорят, это «Горбачев и его клика». Вы утверждали, что хотите изменить мир, а теперь вы уничтожаете эту работу своими собственными руками.
Секретарь записала письмо, но позже она обвинила Черняева в предательстве Горбачева. Вместо того, чтобы отослать письмо, она спрятала его в сейф.
«Коль не такой уж интеллектуал»
Бывший канцлер Германии Гельмут Коль особенно заметен в документах Горбачева. В то время Коль был очень обязан русскому лидеру, потому что Горбачев отказался отправить в Восточный Берлин танки, чтобы остановить осенью 1989 года развал Восточной Германии. В следующем году он не стал противодействовать воссоединению страны. На самом деле, к неудовольствию многих своих товарищах в рядах КПСС, Горбачев даже не стал противиться присоединению объединенной Германии к НАТО.
Коль смог отплатить благодарностью в 1991 году, и именно этого и ожидал от него Горбачев. В этот период Коль во многом оставался последней надеждой Горбачева.
Советский лидер, похоже, забыл, что годами он считал канцлера Германии заурядным политиком. 1 ноября 1989 года, принимая Эгона Кренца – преемника восточногерманского лидера Эриха Хонекера и последнего коммунистического лидера Восточной Германии – в Кремле, он сказал Кренцу:
Кажется, что Коль – не такой уж интеллектуал, но он довольно популярен в своей стране, особенно среди обычных граждан.
Послание, видимо, было следующим: это не тот, о ком стоит беспокоиться. Сам Горбачев годами игнорировал Коля. Он считал его рупором американцев и долгое время специально держался подальше от Западной Германии во время своих поездок в Европу.
Протокол встречи Кренца и Горбачева был позже опубликован в Москве, а недавно стал доступен и общественности Германии. Однако пассаж относительно Коля исчез из российской версии. Горбачев был так сконфужен, что потребовал его удаления.
Продолжение следует …
(«Der Spiegel«, Германия)
18.08.11.