Последний охранник Cоветского Cоюза

— Олег Александрович, в 9-е управление КГБ просто так не попадают… Как вы получили такую работу?

— Я проходил срочную службу в Кремлевском (сейчас он называется Президентским) полку. Москвичей в ту пору сюда призывали два раза в год и старались брать физически подготовленных, а еще лучше — спортсменов-разрядников. Когда пришла пора демобилизоваться, мне предложили остаться работать в Кремле. Тем более что я неоднократно был призером соревнования по плаванию Мосгорсовета и Центрального совета «Динамо». Ну и вообще мне самому было интересно поработать в таком месте.

— И вас сразу приставили охранять кого-то из первых лиц?

— Нет, что вы! Я еще проходил обучение в школе КГБ. Потом несколько лет работал в комендатуре зданий правительства 9-го управления. И только в 1976 году был переведен в подразделение личной охраны. Что входило в мои обязанности? Повседневная работа по изучению объектов, посещаемых охраняемыми лицами, работа с государственными и политическими деятелями зарубежных стран. Помню, на одном из последних съездов ЦК КПСС я в течение двух недель нес службу на основном подъезде, через который охраняемые проходили на заседания в Кремль два раза в день. И только когда руководство решило, что мне можно доверить более ответственную работу, я был направлен в подразделение по охране председателя Совета Министров РСФСР (позже он возглавил Комитет партийного контроля при ЦК КПСС) Михаила Сергеевича Соломенцева. Моя должность тогда называлась «заместитель начальника отделения охраны». В общей сложности я работал с Соломенцевым 6 лет. Он не любил привлекать к себе внимание и всячески старался, чтобы вокруг него было поменьше охраны. Вот один из примеров: когда были в Сочи, Михаил Сергеевич внезапно решил посетить рынок и попросил никому об этом не говорить. Поехали. Пока мы ходили, одна женщина все у меня спрашивала: «Не Соломенцев это?» — «Похож, наверное», — невозмутимо отвечал я. А Соломенцев был очень доволен, что ему удалось слиться в толпе с обычными покупателями. Михаил Сергеевич с супругой любили бывать на воздухе: обязательно гуляли по территории объекта в Барвихе, в лесу, часа по два. А зимой Михаил Сергеевич каждые выходные катался на лыжах. Охрана, разумеется, всегда была рядом. Также он очень любил плавать. Заплывал очень далеко, несмотря на свой солидный возраст. В море его всегда сопровождали личный врач и офицеры охраны, конечно.

Еще он был заядлым охотником и рыбаком. На юге часто ловил ставридку на удочку. На леске был десяток голых крючков, и на них сразу попадалось штук по пять рыбок. Их готовили на специальных дровишках и, копченых, подавали к ужину.

	С Соломенцевым на Кубе. Олег Борщев слева, в солнцезащитных очках.

— Руководители советского государства сами выбирали себе сотрудников охраны?

— Нет, конечно. Но их согласие на предложенную кандидатуру требовалось. И когда меня привели к Соломенцеву, он мою кандидатуру сразу одобрил. Оказалось, он запомнил меня, когда я работал на съезде КПСС.

— Потом вы перешли к члену Политбюро ЦК КПСС Анатолию Лукьянову (он в 1990–1991 гг. был председателем Верховного Совета СССР)?

— Да. Но работал я с ним недолго, когда его основные сотрудники охраны были в отпуске (был на подмене). Я поразился тому, насколько он корректный и умный человек. Как-то он выступал в МГУ, где собрались юристы со всего СССР (в стране тогда был период так называемой перестройки и гласности). Лукьянов сказал короткую вступительную речь и неожиданно предложил задать ему любые вопросы. И из зала посыпались записки, в том числе с очень острыми, подчас провокационными вопросами. Он запретил перехватывать их и подвергать цензуре. И отвечал на все не раздумывая, да так, что весь зал аплодировал. Это длилось более двух часов! И когда мы с ним возвращались вместе в машине, он поинтересовался: «Как я, по-твоему, отвечал?»

— И что вы ответили?

— Что я мог ответить? Честно сказал, что был восхищен. А потом меня от Лукьянова перевели к Борису Карловичу Пуго. Помню, когда Лукьянов об этом узнал, сказал мне: «Пуго очень хороший человек. Вам повезло».

— И вам действительно повезло?

— Еще как! Работать с Пуго было очень легко. Он оказался человеком простым, доступным и интеллигентным. И я, кстати, был с ним сразу после избрания его кандидатом в члены Политбюро и до последнего. Когда я спрашивал у него, есть ли замечания к кому-либо из нашей группы охраны по работе, неизменно следовала улыбка и ответ: «Все нормально». Ко мне он всегда обращался по имени-отчеству и на «вы». Мои коллеги часто носили папки и портфели, принадлежавшие охраняемым. А Борис Карлович никогда мне папку в руки не давал — понимал, что у «прикрепленного» руки всегда должны быть свободными. Думаю, это связано с тем, что в свое время он возглавлял КГБ Латвии и понимал работу охраны. Единственное исключение — когда мы вдвоем ехали в лифте, и ему необходимо было причесаться.

	Во время посещения Пуго Великой Китайской стены. Борщев крайний слева.

Много воспоминаний связано с Пуго. Вот, помню, как-то мы были в Крыму. Встречал нас у трапа самолета начальник местного отдела охраны, которого я отлично знал. Я представил его Пуго: «Борис Карлович, это Лев Николаевич Толстой». Пуго решил, что я пошутил. А ведь мой коллега и впрямь был и потомком, и полным тезкой великого писателя. Другой забавный случай был во время командировки в Китай. Супруга просила Бориса Карловича купить ей там обувь. А я сразу предупредил не делать этого: я уже бывал в Китае с другими охраняемыми и знал, что женская обувь у них — с жесткой колодкой. Посоветовал приобрести вазочки из тонкого фарфора и шелковый халат с драконом. Но он все равно купил туфли. А потом, когда вернулись в Москву, смеялся: ни одни не подошли, а вот халат и вазочки действительно на нее произвели впечатление. Во время отпуска в санатории «Южный» (где отдыхало одновременно много охраняемых лиц, включая Яковлева, Примакова) Пуго любил играть в бильярд, и я часто составлял ему компанию. А еще он увлекся теннисом. Даже играл с инструктором в Доме приемов на Воробьевых горах.

	Борис Пуго (в центре) на самой знаменитой пресс-конференции 19 августа 1991 года, за три дня до своей смерти. Фото: ИТАР-ТАСС.

— В день его гибели вы были с ним?

— Нет. 20 августа я сменился и за событиями, происходившими в стране 20-го и 21-го, наблюдал по телевизору. А 22-го числа мне позвонили и сказали срочно прибыть в подразделение. Тогда-то я и узнал, что Борис Карлович застрелился… А за несколько дней до этого, в мое дежурство, он был в хорошем расположении духа. Ждал гостей — мать и брата из Риги. При мне он выезжал накануне трагических событий в Министерство обороны на встречу с министром Язовым и председателем КГБ Крючковым. Я тогда подумал, что речь шла о конфликте в Нагорном Карабахе, но, видимо, ошибался… Вся наша группа, которая его охраняла, очень скорбела по Борису Карловичу и его супруге.

— Как думаете, почему жена тоже решила покончить с собой?

— Валентина Ивановна очень любила его. Это было заметно любому невооруженным глазом. Он тоже в ней души не чаял. Это была необыкновенная пара. Так что, вероятно, и решение уйти они приняли вместе.

— Суслова тоже охраняли?

— Более того, когда он умер, я даже сопровождал его тело из больницы в морг. Был с ним до начала вскрытия… При жизни Михаил Андреевич был очень скромным, непритязательным человеком. Но он одним из первых стал носить линзы. Врачи проводили с нами специальные занятия и объясняли, как мы могли при необходимости снять и надеть их. Они также предупредили, что при передвижении с линзами по неровным поверхностям (например, по лестнице) охране надо быть внимательной.

— Потому что линзы могут потеряться?

— Нет, не поэтому. Была вероятность, что Суслов споткнется с непривычки (зрение-то корректируется). А еще был один интересный случай с ним. Приезжаем мы с Михаилом Андреевичем в здание ЦК, поднимаемся по лестнице к лифту. Перед нами на площадке стоят трое и что-то активно обсуждают. И именно в тот момент, когда мы подошли, один из них, в форме генерала армии, объясняя что-то своим собеседникам, резко бросает свою руку назад, и она летит прямо в сторону головы Суслова. Мне удалось блокировать этот жест. Генерал армии обернулся (видимо, хотел отчитать того, кто помешал его рассказу и жестикуляции). Видели бы вы его извинения перед Михаилом Андреевичем!..

— Многие из окружения Ельцина говорили, что с ним было очень-очень трудно…

— Я работал с ним больше 4 лет, но не выполнял функции именно телохранителя. В мои задачи входило участие в подготовке и обеспечении охранных мероприятий с его участием в Москве и при поездках по стране и за рубежом. Это было интересное время. Борис Николаевич много ездил, часто принимал решения неожиданно, и нам приходилось всегда быть в «боевой готовности». Ельцин был ярчайшей, ни на кого не похожей фигурой. Мы старались подстраиваться под его настроение, где-то даже предугадывать. Получалось не всегда… Однажды в Благовещенске (там было совещание с руководством края) он по дороге в резиденцию скомандовал: остановиться возле первого попавшегося магазина. Отклонились от маршрута, остановились. Он пошел туда, посмотрел на ассортимент (было 4 вида рыбы, да и то не очень хорошей) и гневно отчитал представителей местной власти: «Мне сказали, что в крае более 200 пород рыб и чуть ли не все есть на прилавках магазинов!»

— Руководителей иностранных государств приходилось охранять во время их визита в нашу страну?

— Конечно. Список очень длинный — приходилось работать с Кадаром, Цеденбалом, Кейсоном Фонвиханом, Индирой Ганди… Но больше всего мне запомнился президент Пакистана Зия-уль-Хак. Он приехал на похороны одного из Генеральных секретарей ЦК КПСС. И по протоколу общаться с охраняемым во время таких визитов сотрудники охраны должны были по минимуму. К тому же в Советском Союзе правление пакистанского президента считалось диктаторским. Одним словом, я вел себя предельно аккуратно. Вдруг перед тем, как подняться по трапу на борт самолета, Зия-уль-Хак подошел ко мне и дважды обнял. Это было настолько неожиданно, что я опешил. Теперь мне очень приятно об этом вспоминать. Думаю, ему понравилась работа советской охраны.