Насколько достижимо в принципе примирение России и Европы? В такой постановке проблемы на первое место сама собой выдвигается необходимость уточнить, а, скорее даже, прояснить и понять самого главное: о примирении, кого с кем и о примирении на каких основаниях пойдет речь?
Если рассматривать эту проблему в плоскости господствующего ныне восприятия реальности сквозь призму двусмысленности и лживости таких норм, как real politic и политкорректность;
Если эту проблему рассматривать исключительно в плоскости интересов властвующих элит и, даже шире, — исключительно в государственных интересах задействованных стран. Тогда никакой, собственно, проблемы здесь давно уже не существует вовсе. Ни с той, ни с другой стороны.
Для России ее нет с тех пор, как после распада Советского Союза сформировалась и выявилась сущность елцинско-путинского режима. Он сложился в ходе распада, но и на базе оставшихся от Союза ССР государственных институтов, его системы, способов и технологии властвования. С тех пор примирение между Россией и Европой на основе интересов оформилось в виде негласного, не формализованного и, следовательно, не проясненного с позиций права, морали и нравственности консенсуса между ними, суть которого следующая.
«Мы (Россия) вам (Европе) – будем поставлять сырье, энергоресурсы, нефть, газ; мы вам, кроме того, даже закроем вместе с вами глаза на ответственность Западных демократий за мировые кризисы и войны в ХХ- ХХI веках и за последствия этих кризисов и этих войн в нашем сегодня. А вы нам (России) — закройте глаза на наше понимание и нашу практику реализации свободы, собственности, демократии и прав человека. И, кроме того, вы нам (правителям и владельцам России) – сохраните тайну и неприкосновенность наших авуаров в ваших банках».
Тогда, действительно — проблемы нет. Но в таком случае из из всех многочисленных смыслов этого слова — Reconciliation – вынесенного в повестку одного из семинаров XXI Экономического форума, лучше, точнее и полнее всего будет выражать синоним этого слова на иврите – киппур. Последний термин иногда тоже переводят русским словом «примирять», но по смыслу он означает, собственно, нечто совсем иное — покрывать; имея в виду скрыть грешника (или его грех) от кого-то. Что конкретно это могло означать применительно к России сегодня? Если раскрыть и понять реальное содержание и смысл ее нынешнего примирения с Европой на основе их взаимных интересов, а не на основе гуманистических ценностей. Что именно приходится при этом покрывать, прятать в тени, каких грешников, или чьи и какие именно грехи приходится непременно скрывать? И возможно ли вообще взаимное умиротворение, очищение от демонов, от многочисленных скелетов в наших русских и в ваших европейских шкафах, если смыслы наших отношений скрывать, а консенсусы выстраивать исключительно на интересах. И пусть они, эти консенсусы остаются такими, какие они есть: негласными, как правило, неформализованными и даже невербализованными, а потому зачастую и сомнительными, даже лживыми, а в итоге всегда хрупкими.
Легенды и мифы новой России
Относительно России надо удерживать в тени, скрывать, оставлять в зоне забвения и непонимания следующее.
1. С легкой руки победителей, пришедших к власти с Ельциным, и в массовом сознании значительной части наших сограждан, и в академических кругах утвердилась мифологема об историческом транзите. Суть мифологемы: в 1991 г. в России произошла мирная, демократическая, либеральная революция. К власти пришли, соответственно, либералы и демократы и под их руководством начался трехфазовый переход: а) от самовластия и диктатуры – к демократии; б) от плановой экономики – к рынку; в) от империи – к национальному государству и открытому обществу. Словом, исторический транзит: от плохого к хорошему, из несвободы в свободу, от азиатского деспотизма и сталинского тоталитаризма – к западной демократии с конкурентной экономикой и всеобъемлющей траспарентностью.
Подобная транзиторная мифологема России пришлась по вкусу не только самим автохтонным триумфаторам. Ее восприняли как реальность и победители в «холодной войне» – США и их европейские союзники. Еще бы! За что и боролись… Глобальное противостояние двух миров закончилось, началась эпоха всеобщего примирения. Россия в этой эпохе начинает движение в направлении западной цивилизации, становится типологически, то есть по типу своей исторической динамики, в один ряд со всеми остальными странами Центральной и Восточной Европы.
Если придерживаться такой иллюзии в отношении России, то все скелеты в шкафах должны остаться на своих местах. Скрывать, упрятывать, извращать в таком случае обеим сторонам придется основополагающе истины и самые важные положения, необходимые для подлинного примирения России и Европы на основе гуманистических ценностей.
Распад СССР и новое становление России в ходе данного процесса представляют собой действительно важный момент, очередной этап, знаменательное событие. Но – момент или событие – чего?.. Именно углубления распада СССР, разложения его не только как страны, но и как определенного типа экономики, общественного устройства, как именно такой системы властвования и государственности. То есть направленность социокультурного содержания этого процесса, его вектор: – не движение по восходящей, не переход к развивающейся социальной динамике; – а продолжение все того же русского кружения, когда с каждым кругом углубляется вековечная колея в болотной трясине.
2. О природе и сущности установившейся в России власти, ее грешниках и грехах.
Вполне достаточно оснований (демография, экология, экономика, социальность, медицина, мораль, нравственность), чтобы сегодня нашу власть определить не только как продукт деградации и разложения прежней советскости во всех проявлениях такого разложения. Ее можно определить и как возрождение в иных условиях, в другой социокультурной среде, в новых формах и почти неузнаваемых одеждах – все того же (по глубинному родству) сталинского тоталитарного режима. Неототалитаризм. Чтобы за всеми новыми одеждами, во всех существенных и разнообразных изменениях внутренней и международной среды разглядеть неототалитарную сущность нынешнего общественно-государственного устройства, надо погрузиться на предельно возможную глубину взаимоотношений власти и социума, увидеть их вместе, как сообщающиеся сосуды. Тогда становится очевидным: природа и сущность российского неототалитаризма – в его античеловечности.
Человек – как личность, суверен и гражданин – для ельцинско-путинского строя вообще не нужен. Его надо расчеловечить, довести до архаики выживания, до животных инстинктов. В сталинские времена расчеловечивания индивида достигали насильственным усреднением всего социума, создавая искусственную социальность, где все население оказалось поголовно превращено в служащих государства и в таком статусе посажено на кроткий поводок полной зависимости от государства. С одинаковым для всех жалованием, на которое жить было нельзя – только существовать. Теперь аналогичной цели – расчеловечения – достигают по-другому. Общество атомизируется и превращается в бесформенную массу столь же целенаправленно, формируется так же искусственно – но теперь уже по-современному: «полит-технологически», устранением большинства населения от самостоятельного, активного участия в экономической и политической жизни вообще. Если в сталинском тоталитаризме обескультуривание социума, превращение людского сообщества в аморфную массу, движимую инстинктами, достигалось посредством бессудных убийств, массовых репрессий под угрозой смерти, тотального физического и идеологического террора, то сегодня здесь произошли важные изменения. Довольно часто звучащее наивно-утешительное возражение: «Ну, ведь теперь же не убивают», – не должно вводить в заблуждение. Устрашить людей, довести их до состояния перманентного страха и безмолвной покорности вполне можно добиться, как показывает практика наших дней, регулярными, «точечными», громкими и никогда не раскрываемыми убийствами.
Растление совершеннолетних
Главное злодеяние путинской власти – которое ей самой очень хотелось бы скрыть, с которым ни на какое открытое примирение вообще ни с кем выходить нельзя – не прегрешение и даже не преступление на языке обычной юриспруденции. Это нечто больше. Хотя обвинений и в смысле уголовного права не счесть. Все СМИ заполнены сообщениями о том, как властью расхищает национальное достояние России, приватизирует собственность страны и само государство, о «переделах», рейдерских захватах приглянувшейся нашей «элите» собственности и имущества, о ее дворцах и замках по всему свету, об оффшорах. Ей предъявляют (пока не в судах) обвинения по квалификации Нюрнбергского трибунала – военные преступления и преступления против мира.
Но даже если все это когда-нибудь будет доказано юридически, отвечать ей перед историей придется за нечто еще более серьезное.
Отвечать придется за превращение России в сырьевой придаток остального мира и за последствия подобного превращения. В погоне за личным обогащением и несменяемостью, чтобы овладеть и распоряжаться финансовыми потоками, власть саботировала диверсификацию российской экономики. Экспорт сырья стал главным источником и основанием дохода сросшихся бизнеса и власти. И большинство населения оказалось просто ненужным, лишним для такой экономики. Отсюда безработица, дотационные регионы, приток мигрантов, отток мозгов и капиталов, разбухшие бюрократия и карательные структуры.
Присвоение de facto финансовых потоков и национальных ресурсов привело к созданию сложной многоуровневой иерархии рентодержателей и рентополучателей. Архаизация социальных отношений до самых примитивных – патримониальных, рентных, а способов регулирования этих отношений – до бандитских (по договоренностям, «по понятиям»), сделала коррупцию главным и единственно эффективным средством управления и удержания стабильности. Если говорить языком современного российского Уголовного кодекса, наша власть превратилась, втянув в подвластные криминальные структуры значительную часть населения, в огромную – на всю страну – «организованную преступную группу». Ложь и беззаконие стали государственной нормой. Правоохранительные органы и государственные силовые структуры сделались главными вершителями и «крышевателями» преступлений. Произошла всеохватывающая структуризация власти и значительной части населения на зоологической, инстинктивной, криминальной основе.
Если в свете сказанного определить результат воздействия ельцинско-путинской власти на российское общество (точнее – население), то его можно выразить в двух словах: эскапизм и энтропия.
Эскапизм – то состояние, в которое насилием власти оказалось сегодня загнано большинство населения России. Еще Герцен заметил, что «государство расположилось в России как оккупационная армия». Теперь враждебность русской власти к своему населению в очередной раз достигла апогея. Ответная враждебность, тем не менее, не выплескивается пока что наружу массово, поскольку у общества (населения) еще нет способности к организованному протесту и уже нет воли для стихийного протеста. Каждый ищет и находит свою нору.
Энтропия, постоянно нарастающая в обществе, свидетельствует уже не об очередном кризисе, а об умирании, об уходе с исторической сцены русского социокультурного типа самодержавного властвования и рабского жизнеустройства. Но нынешней власти удалось все-таки в интересах самосохранения и на сей раз сыграть на русских архаизмах, которые актуализировались в условиях глубочайшего кризиса последних двух десятилетий. Особенно удалась игра на древнейших и наиболее устойчивых струнах – на патернализме и способности выживать в социальном пространстве за пределами морали, нравственности и человеческого достоинства, на уровне животного существования, на грани жизни и смерти. К существованию на основе по существу еще до-человеческой неспособности различать добро и зло.
Обе названные сущности – эскапизм и энтропия – наиболее наглядно проявляются в том, что мы предстали сегодня страной сплошных манекенов и симулякров. Параллельно со стихийным самоструктурированием России на основе «теневых» отношений и коррупции, власть осознанно и целеустремленно занималась строительством здесь же, на той же стройплощадке второй – виртуальной, мнимой – реальности. За два десятилетия страна покрылась густой сетью всевозможных институтов, партий, общественных советов, комитетов содействия, судов, прокуратур, академий, фондов, комиссий, полиций и министерств. Мир не знал еще такого размаха в созидании пустоты и столь глубокой пропасти между мнимым и действительным в одном и том же учреждении, в одной и той же жизни, в каждом человеке. Только гениальные Гоголь и Булгаков оказались способны подсмотреть из своего далекого прошлого фантасмагорическую реальность и холодящий кошмар нынешней России.
Опасные недомолвки
Вот такая получается невеселая картина – если смотреть на Россию из России и на возможность ее примирения с Европой с точки зрения европейских же гуманистических ценностей, а не сквозь призму государственных интересов обеих заинтересованных сторон.
Но так посмотреть на происходящее можно только будучи одержимым поиском истины. И ничем другим, включая чьи бы то ни было интересы. Однако история показывает: человек всегда жил и продолжает жить не истиной, а выживанием. Случались, правда, исключения. Один ради истины пошел на Голгофу. Другие решались проделать путь Наверх через костры инквизиции. Может быть, мы и живем, потому что исключения все-таки были. Допускаю, что и само выживание возможно только через постижение истины. С такими мыслями я перечитываю «Варшавскую декларацию по случаю Европейского дня памяти жертв тоталитарных режимов» от 23 августа 2011 года. Она вызывает у меня противоречивые чувства и мысли.
Если вдуматься в декларацию с позиций истины, испытываешь естественное удовлетворение, что теперь, с одобрения всех общеевропейских структур – Европарламента, Совета Европы, Евросоюза – такая дата в календаре наконец-то есть. Это во-первых. Кроме того, вполне обоснованно коммунизм, национальный социализм или любой другой тоталитарный режим в тексте декларации оказались в одном ряду. У всех подобных режимов есть, разумеется, много различий, в том числе и существенных. Но их всех делает типологически сопоставимыми и объединяет самая главная, глубинная сущность – античеловечность – и то, что все они поэтому «ответственны за большинство позорных актов геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений».
Однако есть два важных положения в этой декларации, вызывающие у меня в одном случае несогласие в порядке дискуссии, а в другом – идейное возражение и даже решительный протест по существу.
Первое касается того, что о возможном возрождении тоталитарных режимов говорится гипотетически: как о назидании для будущих поколений, способных из-за недостаточного понимания и короткой памяти повторить ошибки предшественников. Возможно, подписавшие декларацию остались в плену все той же политкорректности, и им оказалось неудобно назвать кошку кошкой в чужом доме. Но сегодняшняя Россия с возрождающимся и пока что неопознанным для Запада тоталитаризмом – уже факт. Для Европы и для всего мира этот неопознанный и не названный факт – такая же опасность, как терпящий аварию самолет с атомной бомбой на борту. Второе возражение идейного содержания и более общего порядка. Я бы даже сказал – возражение исторического смысла. Говоря о жертвах тоталитарных режимов, подписавшие декларацию вообще обходят проблему ответственности самих западных демократий за мировые кризисы и войны в ХХ–ХХI в. А тем самым – умалчивают о своей ответственности, пусть опосредованной, за жертвы тоталитарных режимов тоже. Ведь данные режимы явились следствием и продолжением именно мировых кризисов и войн. Этим возражением я хочу сказать, что постижение истины о людских страданиях, о человеческих жертвах — не в выяснении степени вины, причиненных людям теми или иными странами. Речь о нетленных ценностях, о системе нравственных координат. Если начала нравственности человека – в его способности различать добро и зло, то ее апогей в истории человечества – в двух словах и на все времена великого Мартина Лютера: mea culpa.
У мирового кризиса 2008 г. не только вполне вероятное «большое будущее»: сегодня весь мир замер в тревожном ожидании его еще более глубокого и бурного продолжения. У теперешнего кризиса не менее грандиозная, весьма продолжительная и для всех поучительная история – история становления и самоуничтожения капитализма. Начало этой истории уже просматривается в английской политике «меркантилизма» XV в. и в учении французских физиократов XVIII в. Ее продолжение складывается из следующих знаменательных вех: мировой кризис 1929 г. и Великая депрессия; «Новый курс» президента Ф. Рузвельта; модель государства «всеобщего благосостояния» на основе бюджетного дефицита, разработанная британцем Дж. М. Кейнсом и проводившаяся в США с прямым государственным участием вплоть до начала 1970-х годов. Далее – сменившая ее неолиберальная или, точнее, либерально-монетаристская модель невмешательства государства в экономику, «рейганомика» с «тэтчеризмом», опирающиеся на теории Ф. Хайека и М. Фридмана. Следствием и продолжением подобных мировых качелей «вмешательства-невмешательства» было сначала высвобождение доллара от его соотнесенности с золотым содержанием, а затем и от соотношения труда и капитала в финансовых операциях вообще. Тогда и были заложены основания для «надувания пузырей».
Уже в период между двумя мировыми войнами проявилась потребность капитала в независимости от национальных границ в Европе и во всем мире. Такая потребность воплотилась тогда в политике «умиротворения» по отношению к гитлеровской Германии, в Мюнхенском соглашении, в пакте Риббентропа-Молотова. И все это вместе имеет прямое отношение к развязыванию Второй мировой войны.
Окончание данной истории на сегодня определяют и называют по-разному. Кто-то говорит, что капитализм в очередной раз уперся в непреодолимую стену или снова зашел в тупик. Другие полагают, что «современный Запад – это не исторически неизменный светлый берег окончательного решения всех цивилизационных проблем. Пути его собственных трансформаций неясны, и перспективы не столь оптимистичны. Похоже, поезд западного либерализма /…/ прибыл-таки на конечную станцию» (А. Пелипенко).
В любом случае, если держаться истины, а не политических или идеологических предпочтений, надо признать: внутри самого либерализма за всю эпоху Модерна, в пятисотлетнем состязании между стремлением к свободе и стремлением к прибыли историческую победу одержало второе. Такая сокрушительная победа, собственно, и предопределила самоуничтожение капитализма – даже если ее воспринимать не как итог, а лишь как выраженную тенденцию. Данный вывод из истории либерализма констатируют и подтверждают сегодня многие исследователи самых разных научных направлений. Сошлюсь на одного из наиболее видных – Нуриэля Рубини, либерального экономиста, специалиста в области прикладной макроэкономики, профессора экономики Нью-Йоркского университета и председателя совета директоров консалтинговой фирмы RGE Monitor. По его мнению, «Карл Маркс, похоже, был отчасти прав, когда утверждал, что глобализация и финансовое посредничество способны выйти из-под контроля, а перераспределение дохода и богатства от труда к капиталу может привести капитализм к самоуничтожению (хотя его мнение о том, что социализм будет лучше, оказалось ошибочным)».
Оставим в стороне суждение Нуриэля Рубини о марксовом мнении относительно будущего. Аргументация согласия или несогласия с ним на сей счет увела бы нас совсем далеко в сторону от темы. Но о крахе неолиберальной или либерально-монетаристской экономической политики на Западе и о будущем России в связи с этим сказать надо.
Именно такая или очень схожая политика проводилась последние двадцать лет и проводится у нас до сих пор. Выгнанный недавно президентом Медведевым с поста министра финансов Кудрин «пострадал» вовсе не из-за нее, а совсем по другим причинам, не имеющим никакого отношения к подобной политике. Наоборот! Только что изгнанного Кудрина стали сразу же все, включая президента, со всех сторон и на все лады публично, по всем каналам расхваливать как ярчайшее олицетворение такой политики, как лучшего специалиста, ни с кем несравнимого профессионала неолиберальной монетаристской макроэкономики. «Поделом вору и мука»… Ведь он лично именно на этой политике сумел интегрироваться в западную мировую финансовую структуру. И благодаря ему, вслед за ним и на той же самой его – а лучше сказать, путинской – политике туда же интегрировалась на личном уровне и вся остальная наша российская «элита». Но и это бы полбеды. Пережила бы Россия такую утрату, обошлась бы без своей «элиты», даже и без ее авуаров в западных банках, наверное, тоже обошлась бы. В том-то и дело, и беда в том, что не только «элита» в личном качестве интегрировалась в западные структуры. Руководствуясь личными интересами (обогащение и минимизация рисков) отечественная властная верхушка и денежные тузы, породнившись с Западом на основе именно монетаристской макроэкономики, обеспечила интеграцию с Западом не только для себя (в качестве залога), но и для всей уродливой экономики России, ее финансовой системы. На унизительных для нашей страны и нашего народа условиях финансово-экономического обслуживания Запада – сырьевого и внешнеполитического, с приставного стульчика.
Привычная «модернизация» архаики – как приговор
Но и такими печальными констатациями не исчерпывается и даже толком не обозначается проблема «Россия и Европа сегодня».
Еще с допетровских времен Европа уже была для России как «свет в окошке». Поэтому и осталось навсегда в нашей отечественной исторической памяти, что он туда прорубил. Даже когда ее ненавидели со всем ее «латинством», и тогда продолжали восхищаться. И сегодня, когда наши правящие и думающие классы говорят о реформах (которыми на деле пока только грозят, что они будут непопулярными), даже и тогда они имеют в головах смутное представление о либеральных реформах и о либерализме – лишь как о повторении западного пути.
В России пока что остается за пределами понимания важнейшее обстоятельство. Западный либерализм, как его толкуют и двадцать лет на практике навязывают россиянам наши либерал-демократы, в корне несовместим с русскими национальными традициями и прямо им противоречит. Подобно всем Романовым и всем генсекам, наши «реформаторы» подсматривают в то самое «окно» и выискивают: что бы там позаимствовать? (А лучше – украсть…) Какие наиболее привлекательные формы – технологии, учреждения, техники внедрения, способы организации? Формы, с помощью которых можно было бы потом побольнее ударить по той же Европе. Вникать в смыслы и постигать их генетику нашим «реформаторам» недосуг. С учетом особенностей русской ментальности, с учетом в том числе и печального опыта европейского либерализма, о чем шла речь, можно было бы подумать и об основательно русифицированной версии европеизма. И здесь совсем не все безнадежно. …За исключением того, что время, к сожалению, не просто течет, но и стремительно утекает.
На становление европейского Модерна ушло пятьсот лет. За это время оказалось наработано не только то, что повергает сегодня западный либерализм, – то есть не только глобальный капитализм. Европейский Модерн – это еще и становление Нового времени, а оно в свою очередь опиралось и вобрало в себя столетия Античности, иудео-христианства и Средневековья. В плане предметной содержательности предшествующих Модерну эпох это было время становления права, морали, нравственности и религии. Основные вехи европейского Модерна – это эпохи Реформации, Возрождения и Просвещения. Предметным содержанием цивилизационного уровня каждой из них стало соответственно утверждение трудовой этики, личности как основной ячейки и основы общества и разума вместо всеподавляющего господства мифов, мистики и религии.
Не было у нас западных Античности и Средневековья, нет и пятисот лет, чтобы начать и пройти Новое время сначала, но по-русски. И перепрыгнуть через все блага цивилизации, наработанные за это время, тоже никак не получится.
Остается слабая надежда, скорее даже чистая фантазия, решить накопившиеся для этого Нового русского время задачи одним махом, за несколько лет, мощным рывком. Освободить пространство, на котором бы началось не просто очередное изменение, а развитие России. Да, к тому же, сделать этот рывок не поголовным уничтожением одних другими, а отысканием в ходе выяснения отношений принципиально нового, серединного начала. Не трудно догадаться, что речь в такого рода фантазии заходит ни много, ни мало о смене самой русской парадигмы. Но за 76 + 20 лет наш социум исковеркан так, что в нем нет уже, ни способности, хотя бы помыслить такой рывок, ни уж, тем более, хотения и воли, чтобы на него решиться.
* 7–9 сентября 2011 г. в Крынице-Здруй (Польша) под лозунгом «Европейские дилеммы: партнерство или соперничество» прошел XXI Экономический форум, организованный варшавским Институтом восточных исследований. Я выступил на форуме в нескольких семинарах и дискуссиях. Настоящая статья основана на материалах этих выступлений.
kasparov.ru
07.10.11.