Сейчас, когда российское протестное движение ширится и радикализируется, главный вопрос не в том, выживут ли Путин и путинизм, полагает обозреватель Foreign Policy Леон Арон. «Путин и путинизм не выживут», — пишет автор, ссылаясь на то, что проблемы России невозможно решить в узких рамках «суверенной демократии».
По мнению Арона, в России сейчас повторяются неизбежные исторические процессы: как в Южной Европе в 1970-е годы или в Южной Корее и на Тайване в 1980-е, средний класс требует политических свобод.
Автор взял интервью у российских активистов и сделал вывод, что фатальный изъян путинского режима — нравственный: в глазах российского «поколения интернета» длительная власть любого человека является анахронизмом. Это поколение сравнивает себя не с родителями, а с европейскими и американскими ровесниками. «Ключевой легитимизирующий фактор путинизма — «мы живем лучше, чем в 1990-х» — разрушается едва ли ни день ото дня», — говорится в статье.
Судя по соцопросам, Путин потерял поддержку Москвы и интеллигенции. «Это означает, что он потерял и всю страну: таких утрат не выдержал ни один российский режим в истории», — пишет Арон.
«Итак, по-настоящему важный вопрос — что будет после свержения путинизма?» — вопрошает автор. Он ищет ответ в интервью социолога Игоря Клямкина в «Огоньке» (июль 2011 года). Традиционно закон в России охранял силу, а не права граждан, сказал Клямкин, но сегодня «произвольная, беззаконная сила утратила эффективность: ни элиты, ни население больше не готовы с ней мириться». Чтобы найти выход из тупика, российскому обществу понадобится совершенно новая политическая культура, заключил социолог.
По мнению Арона, прогрессивные перемены должны исходить «снизу и извне» по отношению к слою политиков: их должно породить зрелое гражданское общество, способное и желающее контролировать исполнительную власть. Опрашивая лидеров общественных организаций, автор часто слышал от них мысль, что прочные перемены должны стать результатом внутренней нравственной эволюции, а не обычной политической революции или усилий доброго царя. В море цинизма и черствости лидеры гражданского общества создают острова самодостаточности, бескорыстия и самоуправления, повествует автор.
По мнению Арона, этот подход — разрыв с российской политической традицией. Во-первых, эти мужчины и женщины — первое поколение в России, которое считает государство равноправным партнером, смотрит на него «без благоговения, страха или ненависти». Во-вторых, главной проблемой они считают не нынешний режим, а дефицит зрелых и уверенных в себе граждан, которые могли бы и хотели контролировать исполнительную власть.
Эти люди, за исключением Евгении Чириковой, неизвестны на Западе. «Они редко вступают в рукопашные стычки с режимом, если сравнивать с элитными группами типа «Стратегии-31», — пишет автор. Но именно эти люди создают историю — закладывают основы поставторитарной России. Их общая цель — равенство перед законом и контроль над правительством.
Автор усматривает некоторые параллели с движением за гражданские права в США 1960-1970-х годов. «Правда, в отличие от чернокожих американцев того времени, российский средний класс вправе голосовать, но его голоса не считаются», — поясняет автор. Как и в США, активисты стремятся осуществить перемены путем личных усилий, продиктованных этическими соображениями, принципиально отвергают насильственные методы. В авангарде — тоже интеллектуалы из среднего класса.
По мнению Арона, перемены не за горами: «Мораль политизировалась, совсем как на исходе советского периода: так всегда бывает накануне больших революций в современном мире».
Арон прилагает к статье выдержки из интервью с российскими активистами, выражая надежду, что передал «честность, мужество, страстность и мощь их убеждений». «Это самые лучшие люди, которых я видел в жизни», — пишет он.