Вот уже 1300 лет ислам является частью Европы. Однако мусульмане и христиане продолжают относиться друг к другу с ожесточенной враждебностью
Люди объясняют себе мир, который им неизвестен, на основании представлений о том мире, который они знают. Оценивая других, чужих людей, каждый человек следует установкам своего «ментального жесткого диска», где записаны данные о восприятии и опыте, где имеются сведения о его собственном происхождении и где – часто на основании принципа случайности – находятся связанные между собой знания и мнения. Представление, которое общество имеет относительно других народов, культур, религий и людей, является не чем иным, как суммой подобного рода ментальных моделей. Это относится также и к европейскому представлению об исламе.
В течение столетий это представление постоянно и радикально менялось. Поводом для этого часто были не столько изменения на Востоке, сколько в большей степени в самой Европе. Так, например, восторг мог превращаться в страх, страх в романтическую идеализацию, а романтическая идеализация в искаженное предрассудками и уничижительное представление, которое и сегодня вновь господствует во многих местах.
Между тем настоящего знания об истории ислама не так много. Большинство людей не представляют себе, как много достижений и технических изобретений в нашей сегодняшней жизни — процессы вычисления в компьютерах, способы прогнозирования экспертов в области экономики, знания врачей, химиков, математиков, географов и астрономов – основаны на достижениях мусульманских ученых.
После крушения античного мира наука на Ближнем Востоке и в некоторых частях Европы во время господства ислама с IX по XIV век переживала новый период расцвета. С помощью переводов с греческого языка на арабский и в конечном итоге на латинский язык наука греческой античности получила доступ в западную культуру. Если бы этого не произошло, то большая часть этих знаний могла бы быть утрачена и предана забвению.
«В 632 году, когда умер пророк Мухаммед, а масштабная арабская экспансия еще не началась, арабы были относительно примитивным народом со скудными материальными владениями и литературой, которая охватывала сохранившееся богатство поэзии и устное предание, а также священную книгу Коран», — отмечает британец Уильям Уотт (William Montgomery Watt), один из крупных востоковедов XX столетия. Спустя 80 лет, когда арабы вторглись в Испанию, их культурный уровень, по мнению британского ученого, был не намного выше. Но в результате экспансии в Месопотамии, Сирии и Египте в VII и VIII веках под арабским господством оказались некоторые крупные духовные центры Ближнего Востока. «Многие носители более ранних культур, — отмечает Уотт, — перешли в ислам, и начался процесс духовного брожения, который продолжался несколько веков. Таким образом, сливался вековой опыт городских цивилизаций, вплоть до шумеров, аккадцев и египтян эпохи фараонов, и все, что в эти века было ценным, нашло теперь свое новое выражение в арабской культуре».
Центрами ранней исламской культуры были Багдад, Исфахан в Иране, Бухара и Самарканд в Центральной Азии, Дамаск, Каир, Кайруан в Тунисе и Фес в Марокко. Тот факт, что в последовавшие за этим столетия ислам мог оказывать столь значительное влияние на Европу, является следствием завоевания мусульманами Испании и Сицилии.
Исламская Испания, называвшаяся Аль-Андалус, в период своего расцвета занимала почти весь Иберийский полуостров, за исключением пограничной полосы, проходившей вдоль Пиренеев. Это завоевание началось в 711 году, и спустя четыре года мусульмане – арабы и североафриканские берберы – захватили уже все главные города Испании и Португалии.
Многие испанцы отнюдь не были недовольны этим. Мусульмане положили конец иноземному господству вестготов, и, кроме того, еврейское население, находившееся под гнетом церкви, почувствовало облегчение: евреи под знаком полумесяца получили возможность жить более свободно, чем раньше.
До 1492 года, когда в результате реконкисты последняя исламская провинция Гранада вновь оказалась под христианским правлением, Испания и Португалия считались в остальной Европе мусульманскими государствами. После падения Гранады из страны были высланы почти все евреи и все мусульмане, если они не переходили в христианство. Многие их них окончили свой земной путь на костре.
В общественной иерархии испанской империи мавров переселившиеся мусульмане находились на самом верху, а за ними следовали испанцы, перешедшие в ислам. Самую большую общественную группу составляли испанцы, которые номинально оставались христианами, но перенимали обычаи и нравы ислама: мужчины носили исламские одежды, изучали арабский язык, были в восторге от новой, открытой миру культуры и часто жили, руководствуясь правилами полигамии, если они могли это себе позволить. Исламский образ жизни тогда – как много веков спустя американский образ жизни (American Way of Life) – был «ведущей культурой». И только католическая церковь мечтала о возмездии, поскольку она с позором была отлучена от власти.
Тот, кого не беспокоили мысли о мести и кто не становился жертвой придворных интриг, мог хорошо жить в Аль-Андалусе, в любом случае лучше многих людей к северу от Пиренеев. В Кордобе уже в эпоху позднего средневековья была канализация и уличное освещение. Население этого города, составлявшее примерно полмиллиона человек, имело возможность молиться в 3000 мечетей и мыться в 300 парных банях – в хамамах. Кордоба, Севилья и Гранада были известны своими высшими учебными заведениями, в которых преподавались философия, право, литература, математика, медицина, астрономия, история и география. Символом статуса богатого человека в то время была хорошая библиотека.
Сила и благосостояние исламской Испании достигли своего апогея в X веке. После этого в результате внутренних противоречий центральная власть стала разрушаться. В 1085 году с падением Толедо христианская реконкиста одержала первую крупную победу. В результате продолжавшейся несколько столетий борьбы господствующее положение ислама закончилось. После этого настала очередь и исламской культуры. В 1499 году этот культуркампф достиг своего печального кульминационного момента, когда кардинал Франсиско Хименес (Francisco Jiménez) приказал сжечь в Гранаде 80 тысяч арабских книг и назвал арабский язык «языком еретической и достойной презрения расы».
Для того, чтобы отмежеваться от ислама и от арабов, христианские правители начали пропаганду воинственного католицизма. Население Иберийского полуострова училось чувствовать себя исключительно христианами, но при этом сами они были носителями испано-арабской культуры. Вскоре жители Испании уже почти не осознавали свои исламские корни: арабско-мусульманское наследие было вытеснено.
Мы до сих пор плохо знаем исламские корни нашей культуры, что объясняется отдаленными последствиями подобного рода «идентификационной политики». И это коснулось не только одной Испании – реконкиста была связана с крестовыми походами, которые с конца XI века оказывали влияние на всю Европу.
При этом особым эпизодом можно считать арабское заселение Сицилии, а также правление императора из династии Штауфенов Фридриха II. Исламское господство на этом острове продолжалось около 200 лет. Оно началось в 827 году, когда арабы из Туниса появились на Сицилии. В XI веке их вытеснили оттуда норманны. Однако норманнские короли также не были врагами исламской культуры, а некоторых из них можно считать ее большими поклонниками. Главный город Сицилии Палермо до смерти императора Фридриха II в 1250 году был центром арабской культуры и науки.
Тем не менее, и здесь в конечном итоге победила распространившаяся в результате крестовых походов антиисламская идеология. Материалом для еще не написанного криминального романа могут служить, к примеру, интриги клерикальных заговорщиков при дворе императора Фридриха II. Они видели в арабских ученых, постоянно появлявшихся там, угрозу своей собственной власти. Поэтому церковники устроили заговор. Тайным образом они скопировали образцы специальной литературы с Ближнего Востока: слово в слово были переписаны объемистые фолианты – по большей части в несколько сот страниц – и затем переведены на латинский язык. Именно эти переводы, без указания источников, позднее стали основанием математических и астрономических вычислений для таких ученых как Коперник и Леонардо да Винчи. Не вызывает удивления то обстоятельство, что после смерти императора Фридриха II представители церкви настояли на том, чтобы арабские ученые покинули Сицилию.
Между тем враждебность по отношению к исламу в эпоху крестовых походов имела не только религиозные и идеологические причины. Представители папы также хотели, чтобы христианские страны Европы перестали бороться друг с другом и использовали свою энергию против неверных за пределами континента, а также против еретиков и других несогласных у себя дома. В этом отношении крестовые походы оказались весьма успешными – хотя они не имели смысла в военном, политическом и экономическом отношении, они, тем не менее, помогли Западной Европе обрести новую идентичность, которая в большой степени основывалась на противопоставлении исламу. В период между XII и XIV веком возникло то искаженное представление об исламе, которое до сих пор продолжает оказывать влияние на мнение людей. Оно вращается вокруг упрека относительно того, что мусульмане якобы фанатичны, склонны к насилию и занимаются миссионерством с помощью оружия.
Подобного рода представление укрепилось во время конфронтации с Османской империей, которая, завоевав в 1453 году Константинополь, нанесла смертельный удар Византии и исламизировала Юго-Восточную Европу. Кроме того, ее войска дважды, в 1529 и в 1683 году, осаждали Вену – столицу Священной Римской империи. После второй осады турок постепенно удалось оттеснить. Мартин Лютер был не единственным церковным лидером, кто подверг осуждению турок. «Сохрани нас, Господи, при слове Твоем и защити нас, не позволь уничтожить нас туркам, которые хотят сместить с трона Иисуса Христа, сына Твоего», — таковы были слова его молитвы. С этого момента Восток стал считаться воплощением мрака.
Только в эпоху просвещения и романтики измелилось европейское представление об исламе. Угрозы со стороны Османской империи к этому времени уже давно не было. Европа переживала переход от сельского и феодального устройства к индустриальному обществу, где важную роль уже играли города. Граждане были освобождены от влияния аристократии и церкви. На этом фоне Восток был заново открыт – как привлекательная и сказочная современность.
Переводы персидской и арабской поэзии вдохновляли в тот период и немецких поэтов, прежде всего Гете, который в 1819 году опубликовал свой поэтический сборник «Западно-восточный диван». Гете, а также другие писатели и поэты, видели в восточном поэтическом искусстве доказательство того, что Восток и Запад связывают общие нравственные ценности и общее стремление к прекрасному. В конце XVIII и в начале XIX века эти представления вызвали большой резонанс в обществе.
Для философов эпохи просвещения обращение к Востоку служило также аргументом против абсолютистского государства и его религиозной легитимации: почему именно такое государство должно воплощать собой высшую точку человеческой цивилизации, когда внеевропейские культуры развивали совершенно иные общественные модели? Ex oriente lux – так думали люди в то время, то есть «С востока свет», и это продолжалось вплоть до эпохи колониализма, когда были возрождены старые враждебные представления и в очередной раз началась культурная конфронтация.
Как и во времена Крестовых походов, европейцы вновь воспринимали себя в тот момент представителями более высокой цивилизации. До сих пор они претендуют на то, чтобы занимать господствующее положение по отношению к арабам и мусульманам. Американский литературовед Эдвард Саид (Edward Said) в своей изданной в 1978 году во многом новаторской книге «Ориентализм» (Orientalismus) сформулировал тезис о том, что Запад с помощью науки, искусства и теологии овладел Востоком и одновременно вновь его для себя открыл, и это было сделано для того, чтобы подкрепить свои амбиции, направленные на установление мирового культурного и политического господства.
На самом деле большая часть знаний Запада о Востоке относится в периоду расцвета колониализма в XIX и XX веках. В 1815 году европейцы контролировали только 35% мировой суши, а к началу первой мировой войны уже около 85%. «Ориентализм» стал при этом инструментом господства на службе колониальных держав, хотя иногда он и представлялся безобидным – как в романах Карла Мая (Karl May). Его дуэт, состоявший из Кара Бен Немзи (Kara Ben Nemsi) и Хадши Халиф Омара (Dadschi Halef Omar) и ставший популярным от Косово до Багдада, полностью соответствовал духу колониальной эпохи: немец был христианином, испытанным в борьбе и образованным, а его восточный слуга был услужливым и находился под большим влиянием «неверных», религией которых он втайне восхищался.
Сегодня как на Востоке, так и на Западе господствует дух недоброжелательства. Для европейца Восток символизирует часть его собственной истории развития, которая, как он считает, была преодолена – речь идет о якобы имевшем место господстве иррациональных и разрушительных элементов над разумом и предсказуемостью как в частой, так и в общественной сфере. Тогда как в арабско-мусульманском мире Запад вновь все больше воспринимается как метафорическое обозначение лживости и предательства, как место постоянных заговоров с целью унизить мусульман, а также лишить их того положения, которое они занимают в мире. Хотя обе стороны черпают из одного источника – начиная с авраамовских истоков, культурного обмена в Испании и кончая общим средиземноморским укладом жизни – они встречаются друг с другом как враждующие между собой близнецы. В образе другого они открывают подавленное бессознательное собственного «я» и реагируют со страхом – с помощью культурных стереотипов.
Из-за этого постоянно возникают мнимые дебаты. В Западной Европе проживают 13 миллионов мусульман, и большая их часть – это переселенцы. В Германии их раньше называли гастарбайтерами, а сегодня – мигрантами. Слово «переселенец» воспринимается как табу, так как консервативная часть большинства общества все еще держится за фикцию относительно того, что Германия якобы не является страной для переселенцев. Федеральный президент Кристиан Вульф (Christian Wulff) констатировал: «Ислам является частью Германии», и никто не станет этого оспаривать в стране, где проживают почти 4 миллиона мусульман. Однако 88% из числа участников онлайнового опроса, проведенного газетой Die Welt, не согласились с этим высказыванием, которое возможно, останется в памяти как наиболее важная фраза, произнесенная Вульфом во время его короткого президентского срока.
Сегодня многие в этой стране все еще считают исламский мир далеким и чуждым, воспринимают существующие отличия как вызов – как предмет тайного восхищения и как провокацию. При этом наряду с изменившимися признаками, сохранилась также антипатия и элементы образа врага.
Еще один упрек в адрес ислама появился в последнее время – говорят, что он враждебно относится к женщинам. Еще в эпоху романтизма Восток считался местом сексуальной необузданности, и тот факт, что мусульманским женщинам уже в средние века было позволено разводиться, европейские христиане в течение нескольких веков воспринимали как нечто скандальное. Поэтому клише и предрассудки мало что говорят о предмете наблюдения, но очень много о самом наблюдающем и его времени.
Враждебный образ ислама в Европе вновь возрожден в гротескной форме, и в этой связи, не углубляясь в подробности, можно назвать два повода: окончание холодной войны и теракты 11 сентября 2001 года. Однако истинные причины находятся глубже: как и в прошлом, именно внутренние кризисы порождают страх перед чужим. Во все более быстро объединяющемся мире возникает неуверенность и проявляются защитные рефлексы. Они направляются против другой культуры – даже если она тесно связана с собственной культурой человека, как Запад с Востоком.
Михаэль Людерс родился в 1959 году. В настоящее время живет в Берлине. Долгое время работал ближневосточным корреспондентом газеты Die Zeit, в настоящее время является политическим и экономическим советником, публицистом и автором книг.
03.06.12.