Эти слова звучали, как ультиматум. Это и был ультиматум. Язык приказов, оскорбительных намеков и грубых нападок президент России Владимир Путин выбрал в качестве своего эсперанто для международных контактов вскоре после прихода к власти в 2000 году.
И этот выбор себя оправдал. Потому что главное чувство, которое Путин будит у большинства мировых политиков, — это страх. У тех же, кто посмелее, Путин вызывает опасения.
Вернемся к фразе, которой российский правитель открыл саммит Россия-ЕС в прекрасном Санкт-Петербурге: «Пока существуют визовые барьеры для граждан России и ЕС, подлинное партнерство невозможно». И Путин сразу же вступился за журналистов. Правда — за своих любимых журналистов, которых он возит с собой в заграничные турне. Якобы, когда они следовали за ним в Германию и Францию, у них были визы только на один день и закончились в тот момент, когда проходила большая пресс-конференция. «Им что, нужно было встать и уехать?» — спросил Путин, не ожидая ответа.
Поскольку центральной темой саммита была катастрофическая и очень напряженная ситуация в Сирии, могло создаться впечатление, что визовая прелюдия Путина должна была дать понять, что некий торг уместен. Мы отдадим вам Башара Асада, вы разорвете его на куски и запьете кровью его генералов, а нам за это откроете ворота в Европу. Правда, еще в 2003 году открыть двери в Европу Путину пообещал тогдашний председатель Европейской комиссии Романо Проди. Горячий итальянец ляпнул это, не подумав, потому что с тех пор прошло уже долгих девять лет, а Европа все еще боится раскрыть свои объятия россиянам. В некоторых областях контролируемый приток россиян настолько интенсивен, что сложно себе представить, каким будет неконтролируемый.
Отчасти я понимаю настойчивость требований Путина впустить в ЕС весь восток (читай: в том числе — граждан Таджикистана, Китая, Казахстана, Узбекистана, а также Афганистана, Туркмении, Киргизии, Пакистана, Индии, Ирана и т.д.). Только вот не знаю, что делать с отчаявшимися людьми, которые на еще более далеком востоке запросто пересекают не слишком тщательно охраняемые границы с Россией. Я должна сказать: граждан именно этих стран я люблю больше всего.
Большую часть этих людей я бы с радостью переселила в Центральную Чехию. И я верю, что из-за того, что они приедут, уровень преступности здесь нисколько не вырастет. Бедных вдов с детьми, которые могут стать ценными гражданами для Чешской Республики, я беру. И еще — молодые семьи, которые хотят избавиться от произвола суровых традиций и начать новую жизнь. Старых и больных, даже если они обременят наше здравоохранение и бюджет, тоже нельзя выкидывать за борт.
И, наконец, миллионы порядочных россиян, составляющих большинство граждан Российской Федерации, я бы с радостью избавила от неприятной, длительной, дорогой и унизительной процедуры получения разрешения на вход в свободный мир. Но, боюсь, что к нам направятся (в еще большем количестве, чем раньше) и те, кого я немного опасаюсь: мафия и организованная преступность, члены наркокартелей, вооруженных банд и террористических групп. Если подкупить российских пограничников и таким образом сделать неконтролируемым поток на Запад людей, зверей и товаров, включая урожай с маковых плантаций, не сложно, то подкупить иностранных дипломатов, обладающих полномочиями давать или не давать визы, конечно, гораздо сложнее.
Хотя с некоторыми посланниками права и порядка Центральной и Восточной Европы, не будем назвать имена, все может пройти довольно гладко. Знаю по собственному опыту.
Очереди у посольств
Как отделить порядочное большинство от невоспитанного меньшинства я пока не знаю. К сожалению, визы нужны всем. И, когда я приглашаю к себе своих знакомых и родственников, визы для меня, конечно, представляют большую проблему. Господин президент Российской Федерации с такими проблемами, конечно, не сталкивается, когда берет с собой в заграничные турне толпу верных ему журналистов.
В остальном, честно говоря, я не удивляюсь, что господин Путин злится из-за унизительных очередей перед посольствами и ожиданий, когда в паспорт влепят наклейку, позволяющую несколько дней путешествовать по Европе. Европе якобы без границ.
О визовых сложностях кремлевскому руководителю я могла бы рассказывать долго. Этот разговор запросто бы продлился тысячу и одну ночь. Но я не Шахерезада. И, боюсь, даже если бы я была ею, меня бы никто долго слушать не стал.
У Путина теперь много работы. Сразу после Белоруссии (ее он символически выбрал первым пунктом своего мирового турне, после того как россияне в третий раз посадили его на кремлевский трон) – к Ангеле Меркель и в Париж. В понедельник вечером, как только он избавится от европейских лидеров, — в Китай. В рамках саммита Шанхайской организации сотрудничества он побеседует с президентом Афганистана Хамидом Карзаем и президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом. Как здорово было бы, если бы Путин выступил в роли посредника, и после его встречи некоторым не слишком разговорчивым лидерам можно было бы послать пару дружественных сообщений.
Путин не играет за европейскую команду
Посредник? Только не Путин. Он не чувствует себя частью европейского пространства, он не играет за европейскую команду. Он играет сам за себя. С лидерами Ирана и Афганистана Путин будет делать свои восточно-ориентальные дела, и больше ничего. В сегодняшнем мире, пронизанном глобализацией, это выглядит немного архаично. Потом Путин еще заскочит в Казахстан и Узбекистан. Там, может быть, он на шаг продвинется в деле реинкарнации своего любимого Советского Союза.
Ведь как-то он заявил, что не знает большей геополитической катастрофы двадцатого века, чем распад этой тоталитарной гидры. Так, сегодня его амбиции создать открытое пространство от Лиссабона до Владивостока несколько раздражают. Если бы Путин больше обращал внимание на то, что говорят на международных форумах, как себя ведут, кому выдвигают ультиматумы, о чем сожалеют, кого сажают в камеры, к чему стремятся, куда ездят и с кем любезничают, может быть, визовый вопрос решался бы быстрее.
06.06.12.