Глава из книги Сациты Асуевой при соавторстве Л. Челеби «Чечения. Cобытия и портреты»
Митинги, начавшиеся в Грозном, как экологические, переросли в политические и, цепной реакцией, перекинулись на районные центры, где местные активисты, при поддержке части населения, критиковали местное начальство. Иногда руководители, оказавшиеся на митинге против своего желания, вынуждены были давать отчёт не только о своей деятельности, но и отвечать на вопросы разгневанных граждан, не входящие в их компетенцию. Накипело. Мало, кто задумывался о том, что претензии – не по адресу. Много говорилось о взятках.
И в самом деле, мздоимством в республике, да и во всём Союзе, были охвачены все сферы общественной жизни. Поступить в вуз – взятка; выгодное распределение после вуза – взятка; поступить на приличную работу – взятка либо высокое покровительство; получить квартиру, этаж пониже, ссуду для строительства можно было только за взятку. Даже вступление в партию имело свои тарифы, меняющиеся в зависимости от того, где оно происходит – в городском или сельском районе. То же – с голосами на выборах, лечением, билетами на самолёт и т.д. Можно было также заказать статью в газетах, особенно в центральных.
Один из бывших депутатов Верховного Совета ЧИАССР делился как-то своим опытом того, как он набирал необходимые голоса во время выборов в высший законодательный орган. Он работал в Министерстве лесного хозяйства и распорядился развезти по машине дров своим избирателям, которым впоследствии не пришлось долго раздумывать, кому из кандидатов отдать предпочтение. Этот человек стал впоследствии начальником департамента лесного хозяйства республики, возможно, используя прежний опыт.
Мне также известен факт, когда в Госуниверситете им. Л.Толстого были приняты взятки у 31 абитуриента, тогда как группа не может превышать 25 человек. Преподаватели-взяточники ломали головы, решая, что делать с лишними шестью абитуриентами: и деньги возвращать жалко, и правила нарушать нельзя.
А моя соседка по этажу Эмма вынуждена была продать свой единственный ковёр 2х3, чтобы её прооперировали в гинекологическом отделении 2-й горбольницы. «У меня жизнь одна, а без денег туда не сунешься», — говорила мне она. Было это в середине 80-х гг.
Хотя Чечено-Ингушская АССР и была восстановлена, говорить о торжестве справедливости было преждевременно. Ни чеченцы, ни ингуши так и не получили компенсации за утраченные дома и имущество. Более того, вплоть до самой Перестройки на тему депортации было наложено табу. Цензура запрещала СМИ не только воспоминания, связанные с годами, проведёнными в ссылке, но даже косвенное упоминание об этом. Порой доходило до курьёзов.
Это было в 1970-х гг. После того, как было опубликовано исследование кандидата медицинских наук Барона Киндарова, посвящённое долгожителям Чечено-Ингушетии, к нам в республику для съёмок фильма на аналогичную тему прибыла киногруппа во главе с журналистом из Японии. Наше телевидение выделило группу содействия из числа своих сотрудников, среди которых была и я. Мы заблаговременно приехали в Шали, где должна была состояться съёмка долгожителей. В нашу задачу входило, кроме прочего, решение вопроса предварительной подготовки старцев к интервью иностранцу. Их предупредили, что упоминать о депортации нельзя ни в коем случае.
На следующий день приезжаем все вместе. Включается камера, начинаются обычные вопросы об образе жизни, о предпочтениях в пище, о климатических условиях Кавказа, благоприятных для здоровья и способствующих долголетию. Японец, прекрасно осведомлённый о депортации 1944 года, спрашивает одного из старцев, вся ли его жизнь прошла в условиях благодатного кавказского климата. Старик, не моргнув глазом, отвечает, что он всё время безвыездно проживал здесь. Японец удивился. Возможно, он отнёс это на счёт сбоев старческой памяти. Спросил ещё раз – ответ тот же. Вопрос следующему старцу он завуалировал иной формулировкой. Теперь он звучал приблизительно так: «Где Вы чувствуете себя лучше – в мягком климате Кавказа или… Как, по-вашему, действует холодный климат на организм человека?» Старец ответил, что об этом надо спросить у тех, кто живёт в холодных краях. Японец лукаво прищурил свои, и без того узкие, глаза и с улыбкой посмотрел в нашу сторону. Он явно догадался, что со стариками неплохо поработали.
Стихотворение, посвящённое чеченской девушке, арестованной за исполнение крамольной песни о Сталине, было опубликовано в газете «Ленинский путь» в годы оттепели. Однако оказалось, что дух сталинизма не умер. О том, что автор этих стихов, Хасмагомед Эдилов, подвергался длительным гонениям, а его новые сборники годами не публиковались, я узнала позже от его дочери Аси, моей двоюродной сестры.
Образ героини стихотворения был собирательным. Случаев ареста за аналогичные «преступления» было сотни. С одной женщиной, явившейся прототипом газетной публикации, я встретилась в Грозном в 1992 году. В год депортации ей исполнилось 12 лет. Отправляясь в изгнание, она взяла с собой самое ценное из своих вещей – гармонь, на которой играла с восьми лет. Нехитрый набор слов о неизбежности наказания, которое ждёт Сталина за его недобрые дела, переложенный на незамысловатую музыку, и был той песней, за которую она отсидела восемь лет. Она пела её под гармонь, перебирая окоченевшими детскими пальцами планки гармони в тёмном холодном вагоне, увозившем её в неизвестность; пела в мёрзлой землянке, где разместилась её семья; и у соседей, куда её звали «рассеять тоску». Кто донёс на неё, не знает. Скорее всего, местные, которым наивные соседи переводили слова песни. Телезрители Чеченской Республики помнят, наверное, телеинтервью, где она описывала полные ужаса годы своей лагерной жизни.
Принцип забвения распространялся не только на тему депортации, но и на яркие личности, оставившие заметный след в истории своих народов, будь то имам Шамиль или Абдурахман Авторханов.
Те, кто сколь-нибудь знаком с историей Кавказской войны, знают о том, как был обласкан имам Шамиль императором Александром II-м после того, как, не выдержав натиска многократно превосходящей по численности русской армии, сдался в плен в 1859 г. Ему было отведено почётное место в высшем российском обществе и оказывались почести, подобающие правителям. Его почитали, как достойного противника. К его образу обращались художники разных эпох, донесшие до нас образ легендарного полководца. Это и известные полотна прославленных мастеров, и картины начинающих художников. Обратился к образу великого соотечественника и неплохо рисовавший учащийся 6-го класса школы для глухонемых г.Грозного, подаривший свою работу любимому учителю и директору школы – Сулейману Дукузову. Разумеется, никакой художественной ценности портрет не представлял, но Дукузов не мог обидеть ребёнка отказом принять подарок, и тот пылился на балконе среди разной ненужной домашней утвари, пока не сыграл свою роковую роль в жизни Сулеймана, стоив ему должности руководителя и учителя подведомственной ему школы. Он, оказывается, «подвёл под опасную черту срыва устои советского государства, что несовместимо с деятельностью, направленной на воспитание подрастающего поколения…» Это происходило в 70-е годы . А спустя 15 лет схожий случай произошёл с профессором филологии Чечено-Ингушского университета им.Толстого.
Подготавливая к выпуску учебное пособие для студентов вузов , она указала в качестве источника небольшую брошюру, выпущенную группой соавторов в 1930-х годах, в выходных данных которой, наряду с двумя другими, значилась фамилия А.Авторханов, на которую внимания, конечно, не обратила. Да и кому придёт в голову оценивать имена учёных с идеологической точки зрения, когда речь идёт о специфических особенностях чеченского языка, над исследованием которых она работала. Да и сама брошюра, на которую она сослалась, находилась в свободном использовании и была выдана по первому требованию в республиканской библиотеке им.Чехова, наряду с другой, необходимой для исследования, литературой. То, что эта работа не была своевременно внесена в список запрещённой литературы, было упущением работников библиотеки, исследовавших фонды на сей предмет . Но это выяснилось позже, когда учебное пособие уже вышло из печати, и автор, раздав несколько экземпляров коллегам, ждала от них отзывов о своей работе. Но первый «отзыв» поступил из парткома госуниверситета, где она работала, и беседа с секретарём парткома шла не о содержании пособия, а о том злополучном источнике и одном из его авторов – А.Авторханове. Состоялось партийное собрание, где рассматривалось персональное дело преподавателя-коммуниста, где она получила строгое партийное взыскание и выслушала резкие упрёки партийных коллег. А экземпляры пособия, розданные коллегам, были немедленно изъяты.
Продолжение следует….
Сацита Асуева
http://www.proza.ru/2011/05/18/1423
13.06.12.