Что может стать для россиян последней каплей?
Предсказывать что-нибудь в России – занятие крайне нелепое, особенно, когда речь идет о направлении антиправительственных протестов, к которым уже шесть месяцев приковано внимание Москвы. Например, 4 февраля был выходной день, и прогноз погоды обещал -8 градусов по Фаренгейту. После трех протестных акций и долгих рождественских каникул кто пошел бы на митинг в такой холод? И все же примерно 100 000 человек вышли требовать честных выборов. В прошлом месяце перед маршем и митингом, назначенными на 6 мая, я сомневалась, стоит ли на них идти. Это была середина праздничной недели, Москва была полупуста, а Путин два месяца назад победил на выборах с огромным перевесом – так зачем же, думала я, тратить день на пару тысяч хиппи? Представьте себе мое удивление, когда я увидела на Якиманке 70 000 человек, и когда мирный марш перерос во вспышку насилия и уличную войну между демонстрантами и полицией, затянувшуюся на несколько дней.
Накануне предстоявших во вторник протестов я спросила коллегу, каков ее прогноз – во многом потому, что все меня спрашивали о моих прогнозах, а я не знала, что говорить. «На сей раз я ожидаю, что все будет плохо, — сказала она. – Поэтому я уверена, что получится что-то вроде мюзикла “Волосы”».
Так и вышло. Веселая толпа в десятки тысяч человек прошла по московским бульварам, несмотря на грозу и удушливую влажную жару, странную для суматошной столицы. Националисты, либералы, анархисты и геи мирно продвигались по одобренному властями маршруту, улюлюкали и скандировали лозунги, заполняли анкеты, указывая, какие вопросы они хотели бы вынести на референдум, спокойно слушали речи с трибуны на улице, названной в честь советского диссидента Андрея Сахарова. Это было больше похоже на летний фестиваль, чем на антиправительственную протестную акцию.
Кто мог бы предсказать, что именно это последует за камнями, слезоточивым газом и дубинками 6 мая? Кто мог бы подумать, что таким будет протест, перед которым пропутинская партия «Единая Россия» торопливо провела через российский парламент, драконовский антипротестный закон? Днем раньше следователи ворвались домой к ряду лидеров оппозиции, вручили им повестки на допросы, которые должны были помешать им участвовать в марше, и перевернули их квартиры вверх дном (многие демонстранты утверждают, что именно поэтому они сегодня и пришли). Перед этим шесть месяцев протестов не дали практически ничего. Кто мог бы предположить, что мероприятие будет таким веселым и энергичным?
С тех пор, как спорные парламентские выборы положили начало протестному движению, прошло шесть месяцев. За это время состоялись девять больших демонстраций, но по-прежнему трудно сказать, к чему все идет. Стороны даже не выработали надежный способ подсчета участников – например, митинг, прошедший во вторник, собрал по разным оценкам от 15 000 до 200,000 человек. Во вторник днем собравшиеся приняли туманный манифест, призывающий к мирному протесту и приходу «единомышленников» в органы власти. В нем также есть исключительно общий раздел под названием «После Путина».
Однако, Путин, по-видимому, вовсе не собирается провозглашать переход к эпохе «после». Гестаповские обыски этой недели, о которых Путин, по словам его пресс-секретаря, был осведомлен, показывают, что этот человек не ищет стратегию выхода. Оппозиция по-прежнему остается аморфной и разношерстной, а у Путина по-прежнему нет достойной стратегии взаимодействия с ней. Люди, которые видели его в последние недели, говорят, что он несколько взволнован, но сохраняет высокомерие. Оппозиционеры, по его мнению, — бесконечно малая величина, с которой можно не считаться. («Правительство несколько озадачено. Против чего они выступают? – озадаченно спросил меня после разгона демонстрации 6 мая функционер «Единой России» Юрий Котлер. – Днем они сидят в своих кафе, а потом им становится скучно?») Аресты и обыски – это явное закручивание гаек, но проводится оно без особого энтузиазма.
«Это — пробные шары, — считает депутат Думы от оппозиционной партии Геннадий Гудков, активно участвующий в протестах и теряющий сейчас из-за этого свой охранный бизнес. — Типа — посмотрим, что будет, если мы сделаем так или поступим этак. Они хотят увидеть, какой будет реакция». (Гудков, бывший полковник советской контрразведки, по-видимому, знаком с этой тактикой еще с тех пор, как служил в КГБ.)
Итак, что же дальше? В прошлом месяце я писала — после того, как мирный митинг 6 мая перерос в насилие, а связанные с этим аресты продолжаются до сих пор, — мы скоро увидим радикализацию протеста. Однако, несмотря на целую череду событий, которые должны были бы подтолкнуть процесс в этом направлении – аресты людей за ношение протестной символики, ускоренное принятие антипротестного закона, постепенное устранение из СМИ наиболее независимых голосов, обыски — произошедшее во вторник не подтверждает мои предположения. Значит ли это, что протестное движение не радикализуется и в будущем? Не могу сказать с уверенностью, но все факторы радикализации по-прежнему — в наличии. У оппозиции все так же нет доступа к системе, которая не намерена уступать ей ни на дюйм. Исторически подобные расклады не заканчивались ничем хорошим — ни для системы, ни для оппозиции, ни для населения в целом. Более того, если Гудков прав, и все это лишь вялые пробные шаги, что будет, если Кремль возьмется за дело всерьез и начнет реагировать на протесты как Иран на демократическое «зеленое» движение 2009 года? Станет ли оппозиция более радикальной в этом случае?
Не стоит забывать и об экономическом факторе. Сейчас российская экономика растет сравнительно неплохими темпами – на уровне 3,5% ,- но всего несколько лет назад темпы роста в России были просто потрясающими. В 2007 году – за год до того, как по России ударил мировой финансовый кризис, — рост российского ВВП превысил 8%. Благодаря высоким ценам на сырье, российская экономика росла с такой скоростью почти десятилетие. Неслучайно именно в то время Путин заключил свой пакт с народом: финансовые и потребительские блага в обмен на политическую власть. Однако такой пакт трудно поддерживать, когда прекращается приток «сладостей».
Это приводит нас к актуальному вопросу о дефиците российского бюджета. Чтобы люди были довольны и не лезли в политику, российское правительство обещало многое и многим. Одни предвыборные обещания Путина обойдутся, по оценке российского центрального банка, как минимум, в 170 миллиардов долларов. Чтобы сбалансировать бюджет при такой щедрости, стране нужны высокие нефтяные цены. Дело зашло настолько далеко, что в прошлом месяце Министерство экономического развития заявило: цена в 80 долларов за баррель будет означать «кризис». Если учесть, что сейчас баррель нефти стоит около 98 долларов и что Россия раньше обеспечивала себе сбалансированный бюджет при намного меньших ценах, все это выглядит для Путина не лучшим образом. Прибавьте к этому европейский кризис (притом, что Европа до сих пор остается крупнейшим покупателем российских энергоносителей) и тот факт, что государство откладывает непопулярные, но необходимые реформы – например, повышение цен на коммунальные услуги, — и все это станет похожим на пороховую бочку.
«Пока еще не поздно спасти положение, но я боюсь, что к осени уже будет поздно, — сказал мне во вторник Гудков, когда мы шли вместе с толпой демонстрантов. – К осени к протестному движению присоединятся люди, озабоченные не только политикой, но и экономическими проблемами. Тогда протест станет грубее и жестче, потому что в него придут люди менее образованные, менее благополучные и менее информированные, которые плохо понимают закон и плохо понимают, почему ему важно повиноваться». Если начнется экономический бюджетный кризис, способный ощутимо и надолго сказаться на россиянах за пределами московского среднего класса, либеральный и буржуазный фестиваль последних шести месяцев могут поглотить популистские протесты. И хотя заниматься предсказаниями в России – дело глупое, всегда лучше быть пессимистом.
(«Foreign Policy«, США)
14.06.12.