После просмотра передачи «Россия и гражданское общество» на телеканале ПИК, я, в отличие от большинства моих соотечественников, все-таки сохраняю осторожный оптимизм по вопросу о возможности деоккупации грузинских регионов в случае смены власти в России. Конечно, прав Гия Парцхаладзе, когда он говорит о том, что очень многие русские либералы заканчиваются там, где «начинается обсуждения вопроса о Польше». Так откуда же этот осторожный оптимизм? Скажу так – из реального положения дел.
Начнем с того, что грузинское общество считает главным (что абсолютно верно, и едва ли не единственным, что совсем не так), виновником сложившейся ситуации власти Российской Федерации. Долгое время, сепаратистские регионы Грузии для Кремля были чем-то вроде чемодана без ручки. Причем чемодана, набитого абсолютно ненужными вещами. Тащить тяжело — непонятно зачем, а выбросить жалко — вдруг пригодится. Чемодан пригодился. Более того, он стал настолько полезен, что к нему приделали ручку в виде признания «независимости». И хотя тащить его по-прежнему некомфортно, функционально его назначение крайне важно для нынешней российской власти.
Читайте также: Абхазия — независимое государство или российский «военный городок»
Оккупация Абхазии и Цхинвальского региона противоречит национальным интересам России. Начнем с того, что данная оккупация практически закрывает возможность реализацию проектов по линии Север – Юг на Кавказе с выходом на Персидский Залив. Открывшееся совсем недавно ларсское окно не идет ни в какие сравнения с логистическими возможностями побережья Черного моря. Добавим к этому создание со стороны Кремля неблагоприятных условий для российских инвестиций в Грузию, большая часть российского капитала в Грузию приходит сегодня через заднюю дверь оффшоров. Кроме проектов в области экономики, практически невозможна реализация проектов и в других сферах, от национальной безопасности до культуры. Не говоря уж о том, что сам факт оккупации наносит вред международному авторитету России и создает негативный фон в отношениях с западными странами. Список можно было бы продолжить.
Впрочем, много ли из того, что делает и делал Кремль в последние десять лет, соответствует этим национальным интересам? Системный кризис российской власти заключается именно в том, что ее интересы противоречат интересам страны. Для Кремля сегодня оккупация Абхазии и Цхинвальского региона имеет едва ли не сакральное значение. Во-первых, данная оккупация, по мнению Кремля, подтверждает статус Российской Федерации, как «великой державы», которая может не считаться с мнением мирового сообщества и международным правом. Во-вторых, Абхазия и Цхинвали пример для тех, кто вдруг решит просто заявить о построении в своей стране гражданского общества по западному образцу. Максимум – «суверенная демократия» и точка. Ну и наконец, историко-психологическая причина, тот факт, что победителями оказались силы, противодействовавшие распаду СССР, подтверждение исторической правоты и психологическая заявка на возможность восстановления советской империи.
Но, и это далеко не все. Основная проблема заключается в том, что оккупация Абхазии и Цхинвальского региона, как и вся кавказская политика, является для Путина важнейшим политическим инструментом для решения утилитарных задач. С первых же дней своего правления Владимир Владимирович использовал ситуацию на Кавказе то для повышения своего политического рейтинга, то для отвлечения общественного мнения. Кстати, за достаточно нейтральной формулировкой «использование ситуации на Кавказе», скрывается кровь тысяч граждан России. Квинтэссенцией политического искусства Путина является «крещение кровью» Дмитрия Медведева посредством августовской войны. После августа 2008 года возможности правящей элиты освободиться от удушающих объятий национального лидера были сведены к нулю. В итоге «либеральный» Дмитрий Анатольевич был вынужден делать весьма странные заявления, по поводу грузин, которые во временами Звиада Гамсахурдиа с криками «Грузия для грузин» уничтожали несчастный абхазский народ. Это не преувеличение, пересмотрите заявление Дмитрия Медведева о «признании Абхазии и Южной Осетии», и убедитесь сами, что это именно так.
Оккупация Абхазии и Цхинвальского региона — краеугольный камень всей антизападной риторики Путина, который пытается перекроить политическое пространство России по лекалам авторитарных режимов Центральной Азии. Без данной оккупации нет никакого смысла ни защищать обреченный режим Асада, ни «строить энергетическую империю», кстати, весьма удобная формула для клептократического режима, оправдывающая отсутствие экономической свободы в России. Думаю, с мотивацией оккупации у Кремля все более или менее понятно.
Читайте также: Кто идет за «Грузинской мечтой»?
А теперь представим себе ситуацию, что Путина нет на политическом поле России. Исчез, испарился, в общем, не стало. Решит ли это наши проблемы, даже если предположить, что к власти в Москве придут самые, что ни на есть либеральные и демократические силы, что еще менее вероятно. Конечно, у новых российских властей будет возможность отменить «признания» и даже пойти на деоккупацию, заменив российские войска на международные силы по поддержанию мира. Но, кто бы ни пришел к власти в России, им придется учитывать общественное мнение, для которого уход из Цхинвали и Сухуми может оказаться не менее болезненным, чем в свое время уход из Восточной Европы. Кроме того, новые власти России, естественно, будут защищать свои бизнес — интересы на оккупированных территориях, которые со сменой власти никуда не денутся. Особенно это касается Абхазии.
Так что утверждать, что смена режима решит все проблемы, было бы наивно. Но ровно также неправильно было бы утверждать, что смена власти не даст ровным счетом ничего. Смена власти снимет причины, по которым деоккупация невозможна при Путине. А это уже площадка для переговоров, в которых, несомненно, будут учитываться, как национальные интересы Грузии и России, так и интересы жителей оккупированных территорий. Впрочем о будущем оккупированных территорий в другой раз.