Кундуз — Даже спустя три десятилетия Геннадий Цевма помнит тот пронзительный призыв к молитве, отчетливо прозвучавший над деревней, расположенной в горной местности. Он раздавался над полями и реками, нарушая утреннюю тишину в районе моста Банги (Banghi Bridge). Цевма, бывший в то время солдатом в составе небольшого подразделения, охранявшего переход через реку в северной афганской провинции Кундуз, вспоминает возникшее у него чувство страха, когда он услышал этот голос. Как и многие другие призывники, проходившие службу в рядах Красной Армии в Афганистане, Цевме было скучно, и он не отличался особой дисциплинированностью. Поэтому после 10-ти месяцев службы любопытство взяло верх.
Решение проверить призывы к молитве стоило ему той жизни, которую он вел до этого момента. «Наш блок-пост находился недалеко от деревни. Каждое утро мулла призывал всех к молитве. Для меня это было чем-то совершенно новым. Я не понимал, что происходит. Я думал, что они так убивают людей или занимаются чем-нибудь в этом роде, — рассказывает Цевма корреспонденту Time. – И поэтому в один прекрасный день, рано утром, я покинул свою базу и пошел посмотреть, что там происходит. Когда я подошел ближе к мечети, я увидел там сидящего старика. Неожиданно вооруженные люди окружили меня и взяли в плен. После этого один из моджахедов сказал мне, что я должен принять ислам, а если я этого не сделаю, то они меня убьют. Я подумал, что лучше жить, чем умереть, и таким образом стал мусульманином».
За последние 29 лет Цевма и, возможно, еще около сотни других советских военнопленных и пропавших без вести стали участниками самых жестоких событий в этой жестокой стране. После службы в устроенной по европейскому образцу советской армии, они вынуждены были жить, как афганцы, а иногда и воевать, как они. Те из них, кто сейчас еще жив, имеют прекрасное представление об афганском обществе, а также уникальную возможность провести исторические параллели между советским поражением и выводом войск Соединенных Штатов и НАТО, запланированным на конец 2014 года.
Жизнь за последние десять лет стала лучше, однако Цевма, или Нек Мохаммад, как его стали называть после принятия исламской веры, чувствует, что впереди всех ожидает большая опасность. «Я боюсь. Сейчас есть дороги и есть свет. А что будет дальше? Скоро света не будет. И тогда начнется война, — говорит он. – Людей везде будут похищать. Все станут воевать друг с другом. Что тогда здесь будет? Жизнь продолжится, но она будет плохой».
Мохаммад выключает телевизор – он смотрел российскую телевикторину с помощью спутниковой антенны в своем доме из необожженного кирпича на окраине города Кундуза. Судя по всему, он задумывается над прошлым и будущим, его быстрые голубые глаза контрастируют с белым цветом его сальвар-камиза (Shalvar kimeez) — традиционной одежды афганских мужчин. «Советское правительство разыскивало нас, но я скрывался от них, так как не знал, что они со мной сделают», — рассказывает Мохаммад с легким акцентом уроженца восточной части Украины. Моджахеды заставили его участвовать в джихаде против его бывших товарищей. Но «я ни разу не выстрелил после того, как стал мусульманином», — добавляет он.
Мохаммад жил как пленник в доме одного из местных командиров моджахедов – он находился всего в нескольких километрах от бывшего поста, который он охранял как солдат Красной Армии. Многие другие шурави – так называют ветеранов афганской войны в бывшем Советском Союзе – прошли по такому же пути. «После того как они попадали в плен, они становились рабами. В психологическом плане эти ребята — не совсем в порядке, — подчеркивает вице-президент Российского Комитета ветеранов войны Александр Лаврентьев в беседе с корреспондентом Time. – Им сейчас уже около 50 лет, но все они выглядят так, как будто им за 60».
В жестокой и запутанной войне афганцы (afgantsy) – еще один термин для обозначения советских ветеранов – «могли исчезнуть как дым, — отмечает Лаврентьев. – Про местных жителей нельзя было понять – моджахеды они или нет. Вот и все. Они спрячут тебя за стеной, и солдаты твоей части не смогут тебя найти». Рассказывают истории о том, как советских солдат похищали ночью, истории о бойцах, которые пропадали, прогуливаясь в отдаленной части своей собственной базы. Еще можно услышать истории, которые начинаются и заканчиваются такими словами: «они пошли в деревню за сигаретами, и вдруг…» — рассказывает Лаврентьев. – И это не были одиночные случаи». Около 266 человек все еще считаются пропавшими без вести. Некоторые их них похоронены в Афганистане в ничем не обозначенных могилах. Одна из таких могил с останками шести солдат в военной форме была случайно вскрыта бульдозером несколько лет назад на территории бывшей советской базы в районе Кундуза – теперь здесь располагается немецкая команда по восстановительным работам в этой провинции. Лаврентьев нашел живыми в общей сложности 29 человек, и 22 бывших солдата вернулись домой. Остальные предпочли остаться, потому что у них здесь появились семьи или — по крайней мере так считает Лаврентьев, – они стали больше афганцами, чем советскими.
Надежды Лаврентьева найти других ветеранов живыми, постепенно угасают. По его оценке, в настоящее время живыми могут быть только от 20 до 40 человек из 266 пропавших без вести. Их следы с течением времени становятся все менее заметными, а их истории забываются. «Скоро уже не будет непосредственных участников тех событий — раньше они были молоды, а теперь им по 50-60 лет, тогда как средняя продолжительность жизни в Афганистане, как правило, короче», — рассказывает он корреспонденту Time о своей последней поисковой миссии.
После вывода советских войск Мохаммад постепенно обрел свободу и перебрался в город Кундуз, где работал дальнобойщиком, перевозя грузы по всему северному Афганистану. Он каким-то образом сумел выжить в хаосе советского вывода войск и гражданской войны, которая полыхала в этой стране с 1992 по 1996 год. Оказалось, что жить при талибах было легче. «Талибы не трогали меня, пока они были у власти. Они гордились мной, потому что я стал мусульманином», — говорит Мохаммад. Сегодня он женат на этнической таджичке из расположенной по соседству провинции. У них — два сына и дочь. Он является частью сообщества живущих рядом людей. Однако по мере приближения вывода войск Соединенных Штатов и НАТО у него возникает беспокойство по поводу будущего своей семьи, и он говорит, что его друзья, соседи и родственники тоже испытывают беспокойство. Эти чувства разделяют еще двое советских ветеранов, которых удалось разыскать журналу Time.
Сергей Красноперов считает, что даже относительная стабильность настоящего момента таит в себе опасность. Красноперов дезертировал после того, как его уличили в торговле военным имуществом, и ему грозило суровое наказание. Тогда он перешел на сторону моджахедов, принял ислам, получил имя Нур Мохаммад и после этого воевал против Советов. Он даже служил телохранителем у боевого командира и местного правителя узбекского происхождения Абдул-Рашида Дустума. Сейчас он женат на афганской женщине, имеет шесть детей, работает на полставки в местном энергетическом управлении, а также занимается ремонтом грузовиков в городе Чагчаран в провинции Гор – рядом со своей старой военной базой.
«Сейчас нельзя понять, кто работает на правительство, а кто — нет, и нельзя разобраться, кто на какой стороне, — отмечает этот русский в беседе с корреспондентом журнала Time по телефону. — Даже в городе правительственная власть не ощущается. Вы можете убить двух-трех человек, затем сесть на мотоцикл – и дело сделано. Никто вам ничего не скажет, и никто не будет вас преследовать». Он оценивает ситуацию взглядом из своей деревни, но в этом отражается широко распространенные страхи, что афганская полиция и армия исчезнут, как только закончится иностранное финансирование, с чем не согласны Соединенные Штаты и НАТО. «Те, кому платят (то есть солдаты и полицейские), они просто не воюют. Они ничего не делают. Когда подходит конец месяца, они получают свою зарплату – и все. Они не занимают какую-то сторону – они на стороне денег». Он также резко высказывается и о нынешнем правительстве: «Коррупция здесь скрыта. В настоящий момент я только могу понять, чем правительство не занимается – а оно ничем не занимается. Они только берут взятки и убивают людей. Правительство здесь — это просто смех. Если бы сейчас не было американцев, то не было бы вообще никакой власти, а была бы банда грабителей».
У Александра Левенца в Кундузе – еще одного шурави — похоже, такие же проблемы. «После вывода советских войск «афганская Национальная армия была полностью разбита, но теперь у нас есть армия и полиция. И эти люди получают деньги от Америки. Если американцы уйдут, они тоже перестанут существовать. И некому будет их тогда контролировать и платить им», — отмечает он. Как и Нур Мохаммад, Левенец дезертировал и присоединился к моджахедам – он продавал запасные части врагу и был пойман офицером, которому подчинялся. Он бежал, принял ислам, получил имя Ахмад и воевал против Советов. Потом он женился на афганской женщине таджикского происхождения и теперь у него пять дочерей. Он работает водителем такси, а его жена – учительницей.
Нек Мохаммад попивает зеленый чай — он не столь решительно настроен относительно современного положения вещей, но он также пессимистически оценивает будущее. «Американцы были правы, когда они пришли сюда, — отмечает он. – Раньше у меня не было электричества. Теперь есть. Раньше здесь не было хороших дорог. Теперь есть. Раньше здесь не было больниц. Теперь есть». Но он не уверен в том, что так будет продолжаться и дальше. «Когда американцы уйдут, станет ясно, что произойдет с Афганистаном. Афганская армия никогда не будет бороться с Талибаном».
В конце беседы он говорит: «Люди пострадают. Вот что будет. Все те, кто работает с американцами, кто работает в офисах – когда придет Талибан, этих людей убьют, потому что все хотят получить власть. Все будут мстить». Что касается афганского правительства, то он настроен так же, как и другие ветераны. «Карзай и все остальные говорят: «Мы будем защищать нашу страну. Не будет никаких нападений. Все будут нас поддерживать. Иностранцы нам помогут», но от чего это зависит? Они говорят, что это зависит от Бога… Все зависит от Бога. Что Он пожелает, то и будет. Но все это — только разговоры. Пустая болтовня, и мы увидим, что на самом деле произойдет».
Возможно, самое жуткое сравнение из всех, приведенных Ахмадом, водителем такси, он делает, когда возвращается к тем событиям, которые он наблюдал в Афганистане. Он говорит: «Когда советская армия ушла, все было спокойно, пока советское правительство не перестало давать деньги афганским коммунистам. Когда деньги кончились, началась война. Все воюют и работают из-за денег. Люди ради денег готовы на все».
Когда над деревней Нека Мохаммада, расположенной на окраине Кундуза, сгущаются сумерки, он приглашает нас в дом на обед, однако его беспокоит наша безопасность. «Это — афганская деревня, поэтому я ничего не могу сказать. Я не знаю, что здесь может произойти. Возможно все. Вы будете поздно уходить, а это место ненадежно для иностранцев, — говорит он, мешая дари и русский. – Я боюсь. Я был бы рад пригласить вас на обед, но…» Провожая нас из дома в сгущающемся сумраке, он вспоминает русское выражение: «Надо рвать когти отсюда», то есть надо бежать, объясняет он и добавляет: «Я не знаю, что здесь теперь будет».
11.07.12.