Выживание сирийского режима стало приоритетной задачей для Владимира Путина: таким образом он хочет показать, что Россия по-прежнему остается великой державой. Тем не менее, такая политика становится все более рискованным делом.
Достигла ли игра России в Сирии своих пределов 19 июля, когда Москва уже в третий раз с начала конфликта использовала свое право вето в Совете безопасности ООН? Как бы то ни было, речь идет об опасной игре. В первую очередь, дело в том, что за последние 16 месяцев в ходе столкновений между силами режима Башара Асада и сирийскими оппозиционерами погибли более 16 000 человек, однако Владимир Путин наглядно продемонстрировал, что человеческая жизнь не играет для него решающей роли. Кроме того, если сейчас Кремль блокирует принятие любого решения во имя российских интересов, он может потерпеть поражение по всем фронтам, если чаша весов склонится в сторону мятежников.
Начальный успех
При всем этом за последние недели российской дипломатии удалось добиться весомых результатов. Формирование миссии Кофи Аннана само по себе было успехом для Москвы, так как она позволила Башару Асаду выиграть время, не наложив на него каких-либо ограничений. Недавно прошедшая в Женеве конференция, официальной задачей которой было спасение зашедшей в тупик миссии, также завершилась к вящему удовольствию Москвы. Запад подержал заявление, которое противоречит озвученным им ранее принципам и перекликается с позицией России: в нем не прописано требование об уходе сирийского диктатора, тогда как повстанцев ставят в один ряд с чинящими репрессии силами режима.
Так почему же Россия пытается закрепить свое преимущество, в то время как положение ее союзника продолжает ухудшаться?
Первое объяснение: краткосрочные интересы. Сирия является последним союзником России на Ближнем Востоке и сдает ей в аренду военно-морскую базу в Тартусе. Хотя эта база и выглядит устаревшей, она представляет собой единственный опорный пункт Москвы в Средиземноморье. Кроме того, Дамаск — это крупный клиент российской военной промышленности: она неизменно поставляет ему вооружение, которое тот использует против повстанцев и мирного населения. Тем не менее, эти краткосрочные интересы не слишком хорошо объясняют российскую политику, потому что они вполне могут пойти крахом в случае нежелательной для Москвы победы оппозиции.
Еще один аргумент Москвы – страх перед распространением исламизма, который может угрожать всему Северному Кавказу (как в прошлом Чечне), однако, как недавно отметил на встрече «друзей Сирии» в Париже Франсуа Олланд, речь сейчас не идет о выборе между «отвратительным режимом и хаосом». В результате отказа россиян (и китайцев) оказать давление на Башара Асада мы получим одновременно отвратительный режим и хаос.
Ливийский прецедент тоже сыграл заметную роль. У России и Китая сложилось ощущение, что они угодили в ловушку, когда своим решением воздержаться на голосовании в Совете безопасности ООН открыли путь для принятия резолюции 1973. Запад достаточно широко интерпретировал этот документ, что позволило ему перейти от создания закрытой воздушной зоны к силовому свержению полковника Каддафи. Сегодня Москва и Пекин как по идеологическим, так и по эгоистическим причинам не желают давать добро на идущие извне смены режимов, а также придерживаются священных для них принципов национального суверенитета и невмешательства во внутренние дела других государств.
Личная заинтересованность Путина
Кроме того, нельзя не отметить и значение личных соображений. В марте 2011 года решение воздержаться на голосовании по Ливии в ООН было принято Дмитрием Медведевым, который в тот момент еще был президентом Российской Федерации. Тогда Владимир Путин не одобрил выбор своего протеже. Сегодня же у штурвала стоит именно он. Медведева понизили до статуса марионеточного премьер-министра, и вернувшийся в президентское кресло Путин не упускает случая унизить своего «соратника», подрывая принятые им немногочисленные либеральные меры. Касается это как внутренней, так и внешней политики. По сей видимости, Путин проявляет личную заинтересованность в сирийском вопросе. Доказательством тому служит видимая готовность к сотрудничеству российских дипломатов на переговорах с западными партнерами в ООН, которая была немедленно опровергнута по указке Кремля.
Владимир Путин так и не понял принцип французского политолога Пьера Аснера (Pierre Hassner), согласно которому «настоящей великой державе не нужно каждый день твердить о том, что она действительно ею является». Однако путинская Россия не может обойтись без этого постоянного самоутверждения. Она пытается играть видную роль на международной арене тем, что ставит окружающим палки в колеса, поддерживает нарушителей спокойствия и при любой возможности блокирует западные (прежде всего американские) инициативы. Тем самым она стремится вернуть себе статус, который был утерян с распадом СССР 20 лет назад.
Администрация Обамы в нерешительности
Текущий момент кажется ей тем более удачным, что руки США связаны перспективой ноябрьских президентских выборов. Барак Обама сейчас опасается в первую очередь открытия нового фронта в Сирии или Иране (при прямом или косвенном при участии израильтян). Чтобы поддержать итак до предела натянутую нить переговоров с Тегераном, а также предотвратить ускорение реализации иранской ядерной программы и вмешательство Израиля, президенту США нужна помощь России. Конгресс может сколько угодно принимать направленные против России меры (это касается, например, недавнего запрета на продажу Москве американского оружия) – у Обамы нет ни желания, ни возможности заставить ее уступить. Путин прекрасно понимает это и пытается воспользоваться нынешним окном возможностей, которое закроется в ноябре в независимости о того, кто станет победителем, Обама или Ромни.
Другими словами, смягчения российской позиции ожидать не стоит. Вынудить Путина внести в нее коррективы могут лишь перемены ситуации в Сирии. Сейчас же Москва придерживается аргумента о том, что Башар Асад не должен уйти, потому что его поддерживает значительная часть населения. Но сколько еще это будет продолжаться?
23.07.12.