Лицемерие презирают во всем мире. Когда государства проповедуют добродетель, но не применяют ее на практике или устанавливают для союзников, торговых партнеров и единоверцев более низкие барьеры, чем для всех остальных, то раздражение и отказ от сотрудничества – это самое меньшее, на что они могут рассчитывать. Выработка международных политических решений ‑ дело расчетливое и циничное, однако терпимость в отношении двойных стандартов имеет свои пределы.
Россия осознала это, когда она ссылалась на доктрину «Обязанность защищать», пытаясь оправдать военное вторжение в Грузию в 2008 году. Поддержка демократии со стороны США и Евросоюза вызывает насмешку, если она распространяется только лишь на выборы, победителями в которых оказываются удобоваримые кандидаты, т.к. при голосовании Газы за ХАМАС в 2006 году этого не было. Государства, обладающие ядерным оружием, продолжают усваивать трудные уроки, поскольку усиление режима нераспространения оказывает на них жесткое давление, если они пытаются затягивать ядерное разоружение.
Военное вторжение в Ирак в 2003 году является подарком, который продолжает вызывать недовольство в мире: попытка повлиять на Совет Безопасности, когда вы поступаете по-своему, и при этом игнорирование или срыв его решений в других случаях никоим образом не является поддержкой основанного на определенных правилах международного порядка.
Однако, в реальности, насколько последовательным может быть ответ на геноцид и иные массовые кровавые бесчинства, несоблюдение соглашений, нарушение границ или иные серьезные злоупотребления, нарушающие международное законодательство? Требование, что каждый случай, который кажется аналогичным, должен разрешаться аналогичным образом, может установить планку на невероятную высоту и, без сомнения, содержит риск стать заложником критиков, таких же, кто подвергает критике военное вмешательство в Ливии, которые заявляют, что если невозможно действовать повсеместно, то не следует действовать нигде.
Самые тяжелые случаи, всегда вызывающие наиболее сильные эмоции, это случаи, которые влекут за собой принудительное использование армии. Почему удар наносится по Ливии, а не по Дарфуру или Йемену, Бахрейну или Сирии? Если применение военной силы в Ливии и Кот-д’Ивуаре является правильным решением, то почему военное вмешательство в Ираке в 2003 году таковым не является, принимая во внимание большое количество преступлений, совершенных Саддамом? Каким доверием может пользоваться «обязанность защищать», если нам точно известно, что какие бы серьезные события не происходили на Тибете, в Синьдзяне или на Северном Кавказе, военные действия против Китая или России полностью недопустимы?
Бывший президент США Джордж Буш, как известно, не «обращал внимания на нюансы», этого не делает большинство влиятельных обозревателей внешней политики в мире. Однако именно нюансы играют важное значение. Существуют инструменты для их учета путем проведения пяти тестов законности применения силы – при любых сопутствующих факторах, а не только в случае преступлений, связанных с массовым кровопролитием ‑ рекомендованные бывшим генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном и Консультационным Советом высокого уровня, назначенным в 2005 году для консультирования Всемирного Саммита 2005 года по реформированию глобальной системы безопасности.
Указанные рекомендации до сих пор официально не утверждены Генеральной Ассамблеей ООН или Советом Безопасности и продолжают оставаться только лишь «фоновым шумом» в сегодняшних международных спорах. Тем не менее, их практическая ценность в сочетании с философской благородностью обладает намного большей привлекательностью.
Первый тест – это серьезность риска: является ли угроза ущерба настолько серьезной и масштабной, что, судя по имеющимся данным, применение силы оправдано? Риск неминуемого массового убийства гражданского населения в Бенгази и Абиджане в прошлом месяце был настолько же неизбежен, как в Руанде в 1994 году. Однако, в противоположность этому, такой риск отсутствовал в Ираке в 2003 году, несмотря на то что там на протяжении десятилетия и ранее существовало противостояние между северными курдами и южными шиитами.
Сегодняшняя ситуация в Бахрейне, Йемене и Сирии вступила в переломную фазу: ужасная, но меньшая по масштабу и, вероятно, поправимая с помощью давления с минимальным применением военной силы (которое США и их союзники могли бы успешно применять намного чаще).
Второй тест ‑ выяснение, является ли первоначальной задачей предполагаемых военных действий остановка или предотвращение угрозы, о которой идет речь. Ливия проходит этот тест, как и в большинстве других недавних случаев: независимо от того, была ли основным мотивом нефть или смена режима, Лига арабских государств и Совет Безопасности никогда бы не одобрили военного вторжения. Россия, в противоположность этому, с трудом смогла найти тех, кто принимает ее утверждение, что именно защита гражданского населения явилась основным рациональным объяснением для ее авантюры в Южной Осетии в 2008 году.
Третий тест – были ли рассмотрены все возможные невоенные варианты и признаны недостаточными. Ливия снова является хрестоматийным примером: Резолюция 1970 года предусматривала целевые санкции, эмбарго на поставку вооружений, а также угрозу наказания Международным уголовным судом для того, чтобы сконцентрировать мысли полковника Муаммара аль Каддафи на защите гражданского населения. Только после провала этих мер Резолюция 1973 года предусматривала военный вариант. В Ираке в 2003 году было опробовано меньшее количество вариантов, что в настоящее время можно утверждать и в отношении Бахрейна, Йемена и Сирии.
Четвертый тест – это тест на пропорциональность: являются ли масштабы, продолжительность и интенсивность предполагаемых военных действий минимальными для предотвращения угрозы? Если военные действия в Ливии зайдут в тупик, то возникнет нарастающее желание до предела расширить правовые полномочия ООН, а также моральную и политическую поддержку, сопутствующие им. НАТО уже приблизилась к этому рубежу. Она не должна пересекать его, если хочет сохранить доверие к себе и возможность мирового сообщества для военного вмешательства в аналогичных, наносящих удар по совести, случаях.
И наконец, обычно самый трудный тест – тест на законность и соответствие правилам и принципам, который предназначен для того, чтобы взвесить последствия: будет ли тем, кто подвержен риску, лучше или хуже? Это всегда было главным тупиком в Дарфуре: любая предпринятая попытка военных действий со стороны Судана была бы гибельной для двух миллионов перемещенных лиц и дала бы толчок для повторного, еще более смертоносного конфликта между Севером и Югом.
Этот тест объясняет успешную безнаказанность Китая и России или любой другой крупной державы. Как бы плохо она не вела себя внутри страны, любое предпринятое военное вмешательство запустит еще более масштабное насилие. Для разрешения ситуации в Ливии потребуется больше, чем военное вмешательство. Однако, что касается Кот-д’Ивуара, то трудно поспорить, что применение силы приведет к большим потерям жизней, чем их удастся сохранить.
Трудно лавировать между уклончивыми речами и необходимостью делать выбор. Однако если провести анализ на основании правильных критериев, то случаи, которые первоначально выглядят как аналогичные, зачастую на самом деле значительно отличаются друг от друга. Даже если и нет, то в игру вступают более высокие принципы. Когда общая человечность находится под угрозой, даже если мы не можем сделать всего, что должны, то не должны ли мы сделать, по крайней мере, то, что мы можем?
Гарет Эванс — бывший министр иностранных дел Австралии, почетный президент Международной кризисной группы и ректор Австралийского национального университета. Автор книги «Ответственность защищать»
(«Project Syndicate«, США)
28/04/2011