Наурский район не похож на стереотипы о Чечне. В нем нет крутых лесистых ущелий, в которых партизаны подстерегали российских солдат в начале 2000 годов. Нет в нем и головокружительных горных пиков, прославленных в романах Льва Толстого и Михаила Лермонтова. Напротив, это плоская рыжевато-коричневая луговая равнина, похожая на пейзажи юга России. Если бы не огромная арка с портретом президента Рамзана Кадырова, стоящая на границе, можно было бы не заметить, что вообще въезжаешь в Чечню.
На президентских выборах, проходивших 4 марта этого года, этот поросший кустарником клочок степи обогнал не только остальную Чечню, но и всю Российскую Федерацию. Владимир Путин получил здесь лучший во всей стране результат – 99,89%. Из 28 616 голосов за Путина были отданы 28 584. Другим кандидатам достались только единичные голоса, и если бы не девять испорченных бюллетеней, Путин преодолел бы отметку в 99,9%.
Этот результат остался практически незамеченным. Журналисты и комментаторы концентрировались вместо этого на московских протестах, вызванных победами Путина и его партии «Единая Россия» на президентских и парламентских выборах прошлой зимы. Демонстранты обвиняли президента в попытках разрушить демократию и вернуть Россию к тоталитарному прошлому. Однако Москва при этом была тем местом, где Путин добился самых худших в стране результатов – 46,95%, и единственным местом в России, где он получил меньше половины голосов. По мнению наблюдателей, фальсификаций в столице было сравнительно мало.
Зато в наиболее отдаленных от Москвы регионах результаты сильнее всего напоминали о выборах в Советском Союзе. Путин получил 90% или больше в пяти из 83 субъектов Российской Федерации и более 80% еще в трех. Эти цифры внесли важный вклад в его окончательную победу с 63,6% на общенациональном уровне. Его ближайший соперник — кандидат от Коммунистической партии Геннадий Зюганов — получил всего 17,2%. В Чечне в целом Путин набрал 99,76%, а Наурский район превзошел даже этот результат.
Он был для этого подходящим местом – эти места связаны с судьбой Путина с тех пор, как незаметный бывший шпион в первый раз стал премьер-министром в августе 1999 года. Это были смутные последние дни правления Бориса Ельцина. Пьянство и сумасбродство президента как будто символизировало упадок целой страны. Поражение, которое некогда могучая российская армия потерпела в 1996 году от рук повстанцев-сепаратистов в Чечне, стало низшей точкой ужасного постсоветского десятилетия, во время которого экономика рушилась, правительство объявляло дефолт по долгам, а ожидаемая продолжительность жизни населения катилась вниз.
При Путине спад был остановлен. Когда в 1999 году возобновилась война, чеченские сепаратисты были разбиты. Их немногочисленные остатки отступили в горы. В экономике наступил бум — во многом благодаря высоким ценам на нефть, — и правительство смогло выплатить государственный долг. Ожидаемая продолжительность жизни начала продвигаться к исторически рекордному уровню.
Армия отбила Наурский район у сепаратистов в начале октября 1999 года – всего через два месяца после того, как Путин стал премьер-министром. Это была первая часть Чечни, вернувшаяся под контроль Москвы. Этот успех и последовавшая за ним военная кампания превратили Путина из малоизвестного бюрократа в национального героя и обеспечили ему президентский пост в марте 2000 года. Не будет преувеличением сказать, что восстановление национальной гордости России, которым хвалится Путин, началось в степях Наурского района. Однако в этом районе можно обнаружить и более зловещие сюжеты: о произвольных арестах, убийствах и страхе. Он похож на путинскую Россию в миниатюре.
В июле я ехал из пограничной степи в Чечню мимо разбросанных по обе стороны прямой дороги деревень, пока не доехал до местного административного центра — Наурской. Как многие здешние поселения, это – бывшая казацкая станица, однако большинство этнических русских покинули ее – были изгнаны войной. Есть некая ирония в том, что российская кампания по установлению контроля над Чечней прогнала из региона большую часть русских и превратила регион, население которого некогда было смешанным, в практически моноэтнический. В одноэтажных домах, стоящих вдоль пыльных, смыкающихся под прямыми углами улиц, теперь живут чеченцы.
Среди первых чеченцев, которых я встретил, недовольства Путиным заметно не было. Напротив, все, с кем я говорил, утверждали, что он им нравится. «С его приходом мы получили стабильность, — заявила 57-летняя Деши Магомадова, работающая в магазине, который продает продукты и бытовые товары. – Мы простые люди и устали от войны и перемен. Никто не смог избежать этого ужаса, и мы не хотим, чтобы он повторился. Поэтому на выборах все голосовали за Путина».
Если присмотреться, эти слова могут показаться двусмысленным комплиментом – их можно расценить как готовность позволить грабителю поселиться в твоем доме, чтобы он в него больше не вламывался. Интересно, можно ли приравнять эту висящую над Чечней скрытую угрозу насилия к запугиванию избирателей? Несколькими днями позже я встретился в Грозном – столице Чечни – с Ильясом Дохтукаевым, начальником отдела международного сотрудничества в чеченском правительстве. «Люди понимают, что Путин – это единственная реальная сила, — заявил он, когда мы сидели в популярном у состоятельных молодых чеченцев уличном кафе, — и что лучше поддерживать одного человека, причем человека, который пользуется поддержкой Рамзана Кадырова. Ему многие доверяют и следуют его примеру».
Кадыров, портреты которого висят на наиболее значимых зданиях и вдоль всех главных дорог, назвал участников московских протестов этой зимы «врагами России» и заявил, что их нужно арестовывать. По мнению наблюдателей, подобные заявления запугивали избирателей, подталкивая их голосовать за Путина. Дохтукаев это отрицает, говоря, что чеченцы полностью поддержали Путина по доброй воле. (Явка на выборы здесь была намного выше, чем в остальной России, и составила 99,61%).
«Никаких угроз не было. Я – начальник отдела, и могу сказать, что мне никто не указывал, за кого голосовать. Может быть, в начале 2000-х годов такое и случалось, но сейчас никаких признаков этого нет», — сказал он.
Недалеко от этого кафе я встретился с правозащитником, который был готов это оспорить – правда, анонимно. «В Чечне 420 населенных пунктов и все 420 бомбили по приказу Путина, — сказал он мне. – В 1990-х годах было можно спастись, некоторые места щадили. При Путине бомбили все».
«Нет ни одной семьи, которая хоть кого-нибудь не потеряла, поэтому больше 99% чеченцев за Путина – это чушь, — продолжил мой собеседник. – Может быть, какие-то чиновники за него проголосовали, чтобы сохранить работу, но все остальное – полный бред». Активист также предупредил меня не принимать слишком всерьез мнения, которые публично высказывают чеченцы.
Люди здесь знают, что с чужаками лучше не откровенничать. Недалеко от Наурской можно увидеть одну из причин этого – высокий красный железный забор, скрывающий от проезжающих по дороге машин тюрьму «Чернокозово». Зимой 1999-2000 годов, вскоре после того, как войска Путина заняли Наурский район, «Чернокозово» стало черной дырой в и без того беспросветной российской тюремной системе. У него была настолько скверная репутация, что даже российские солдаты из военных конвоев, с которыми я ездил в начале 2000-х, крестились и отводили взгляд, когда мы ехали мимо.
В первые месяцы путинской кампании в Чечне ставленники Путина безжалостно наводили порядок за линией фронта. Молодых чеченцев призывного возраста по умолчанию считали виновными и отправляли в фильтрационные лагеря. Потом они попадали сюда. Среди многих сотен людей, брошенных за высокие стены «Чернокозово», был и журналист Андрей Бабицкий. Он навлек на себя гнев правительства, засняв ракетный удар по грозненскому рынку. Журналист попал в тюрьму в 2000 году и вспоминает, что она была похожа на ад.
«Они обращались с нами, как со скотом, — рассказал он мне, когда мы с ним беседовали в 2008 году в его квартире в Праге. – Я сидел в камере с 20 людьми. В ней были грязные матрасы и больше ничего. Туалетом служила дыра в полу. Чеченцев били с утра до ночи. Среди них был один боец, остальные были просто деревенской молодежью. Бойца били ужаснее всех. Его уводили прочь, и в первые три дня можно было постоянно слышать звук ломающихся костей».
Amnesty International в апреле 2000 года выпустила доклад о «Чернокозово», в котором писала, в частности, о 21-летнем мужчине, которому сломали позвоночник, прогнав сквозь строй солдат с дубинками. Она также писала о 14-летней девочке, которая пришла посетить свою мать, была задержана на четыре дня и неоднократно подверглась групповым изнасилованиям. Позднее в том же году Human Rights Watch опубликовала параллельное исследование под заголовком «Добро пожаловать в ад» («Welcome to Hell»).
Российское телевидение уделяло всему этому не слишком много внимания – большинство российских журналистов явно не хотели для себя судьбы Бабицкого (хотя в итоге его освободили, теперь он живет и работает за пределами России) и поэтому были готовы следовать линии Путина, согласно которой он восстанавливал в Чечне «конституционный порядок». Впрочем, одна из попавших в тюрьму женщин сделала все что могла, чтобы о злоупотреблениях стало известно.
Российские солдаты арестовали Зуру Битиеву, жительницу станицы Калиновской, находящейся в Наурском районе, в январе 2000 года. Битиева – ярая антивоенная активистка – провела в «Чернокозово» месяц. Ей отказывали в медицинской помощи, несмотря на больное сердце, и госпитализировали на несколько недель только после освобождения. Она заявила, что ее арест был произволом и что с ней негуманно обращались, и обратилась за справедливостью в Европейский суд по правам человека.
Решения она так и не дождалась. В мае 2003 года, пока ЕСПЧ раздумывал, принимать ли ее дело к рассмотрению, вооруженные люди вернулись в ее дом. Один из сыновей Битиевой услышал их и спрятался за креслом. У него хватило присутствия духа прикрыть свою незаправленную кровать одеялом, чтобы казалось, что в его комнате никто не живет.
Остальные члены семьи оказались не такими быстрыми. Солдаты согнали их вместе и связали им руки клейкой лентой. Когда солдаты ушли, сын Битиевой нашел мать на полу. Ей выстрелили прямо в лицо. Ее муж, брат и другой сын разделили ее участь. Ведущая российская правозащитная организация «Мемориал» назвала это «политическим убийством» в наказание за обращение в Страсбургский суд.
Мотивы убийства так и не были официально установлены. Хотя Путин после прихода к власти обещал «диктатуру закона» это преступление должным образом никто не расследовал. Дочь Битиевой, которой также удалось выжить и которая фигурирует в документах ЕСПЧ только как X, не стала отказываться от иска. В 2007 году суд решил, что российское государство убило ее мать.
«Убийство членов семьи Битиевой выглядит особенно вопиющим инцидентом, если учесть, что Европейский суд установил, что это была внесудебная расправа, осуществленная представителями властей», — утверждает юрист Филип Лич (Philip Leach), глава лондонского Европейского центра защиты прав человека (European Human Rights Advocacy Centre), помогшего довести дело Битиевой до суда. По словам Лича, «самые тяжкие нарушения прав человека (включая такие практики, как пытки и исчезновения) стали повсеместными и, так как никого не признают в них виновным и не призывают к ответу, это создает культуру абсолютной безнаказанности». Хотя X сейчас живет в Германии, она отказалась через своего адвоката дать интервью для этой статьи, опасаясь за безопасность своей семьи.
Станица Калиновская, в которой жила семья Битиевой, находится примерно в получасе езды от «Чернокозово» по очередной длинной прямой дороге, слева от которой лежат железнодорожные пути. Далеко справа протекает река Терек, а за ней видна первая гряда холмов, в конце концов перерастающих в Кавказский хребет.
Эта дорога и эти холмы имели стратегическое значение для российской армии во время двух постсоветских войн в Чечне. Именно через них входили в 1994 году в Чечню российские войска, чтобы сокрушить самопровозглашенную независимость региона. Тем же путем они и отступили через два года, когда чеченские повстанцы совершили то, что казалось невозможным, и разгромили намного превосходившего их противника.
Сочувствующие и журналисты из России и из других стран постарались, чтобы об этом поражении узнал весь мир. Однако победившие чеченцы не смогли создать жизнеспособное государство, и Чечня скатилась в хаос. Западные симпатизанты покинули ее после череды похищений и убийств, включавшей в себя обезглавливание четырех инженеров по телекоммуникациям. В итоге, когда при Путине война возобновилась, это не вызвало большого шума. Объявленная после 11 сентября 2001 года война с террором и необходимость сохранить Путина в союзниках привели к тому, что западные официальные лица слабо реагировали на такие зверства, как убийство Битиевой.
Поворот на Калиновскую находится напротив старого колхоза. Двери одноэтажных домов станицы выходят на пыльную улицу, окна обрамлены резными деревянными рамами, выкрашенными в синий или зеленый. Дверь дома, в котором раньше жила Битиева, открыла женщина средних лет в головном платке. По-русски говорить она не умела или не хотела, но по-чеченски объяснила, что после резни выжившие члены семьи куда-то переехали, и она не знает, где они сейчас живут. Другие жители станицы, в которой находится военная база, тоже ничего не могли сказать в тот знойный летний день о том, где искать родственников Битиевой — только качали головами и пожимали плечами.
Выехав из Калиновской, я проехал мимо кладбища с двумя длинными шестами, отмечающими могилы мусульман, которые погибли в священной войне.
Немножко дальше я увидел портрет Кадырова с подписью «Рамзан, спасибо за Наур». 4 марта все 1916 голосов, отданных в Калиновской, достались Путину.
Через 40 минут я доехал до моста через мутный бурлящий Терек, протекающий через весь Центральный Кавказ – и, наконец, дорога поползла по первым откосам холмов, через долину, мимо нефтехранилища и опять вверх. Со следующей гряды уже был виден Грозный. Кадыров изменил город, снеся развалины, оставшиеся после российских бомбежек 1995-1996 и 1999-2000 годов, и заменив их видимыми за много миль высокими башнями.
Эти башни возвышаются на проспекте Путина, увешанном портретами Кадырова. В конце проспекта находится гигантская новая мечеть, названная в честь отца Кадырова Ахмата, имя которого также носит проспект за мечетью. Башни, мечеть и плакаты делают Грозный похожим на город в какой-то из стран Персидского залива. По словам местных жителей, это — не только внешнее сходство.
«Чечня – это эмират, а Кадыров – султан», — заметил государственный служащий, в обязанности которого входит отслеживать положение с правами человека на Северном Кавказе. «Я, конечно, не боюсь, но просил бы не называть моего имени. Вы же понимаете ситуацию, — добавил он. – У меня могут начаться проблемы – этот человек не признает никаких ограничений». Объясняя свои опасения, он сослался на судьбу правозащитницы Натальи Эстемировой, возглавлявшей чеченское отделение «Мемориала», которую не спасла от гибели даже ее известность. Она была убита три года назад, и ее убийц так и не нашли.
«То, что мы видим на Кавказе, будет и в остальной России, — продолжил чиновник. – Сейчас они довольны жизнью, они работают, но им стоит присмотреться к происходящему. Проблемы нарастают. То, что начинается в Чечне, распространяется по всей стране».
Он указал на то, что при Путине длительные аресты без суда стали широко практиковаться и за пределами Чечни. Самый известный пример этого – дело юриста Сергея Магнитского, разоблачившего коррупционную схему. Он был арестован в 2008 году, и ему отказывали в медицинской помощи, пока через год он не умер за решеткой. Суды, в конце 1990-х демонстрировавшие некоторые признаки независимости, теперь подчинены воли Кремля. Собеседник также напомнил мне о деле Михаила Ходорковского – нефтяного магната, который некогда был самым богатым человеком в России. В 2005 году его приговорили к девяти годам лишения свободы, а в декабре 2010 года осудили во второй раз.
Нефтяная компания Ходорковского ЮКОС была конфискована в рамках процесса. Amnesty International считает его узником совести, предполагая, что его преследуют за политическую деятельность, которая включала в себя поддержку оппозиции и разоблачение коррупции. Еще более явным примером был процесс феминистской панк-группы Pussy Riot, участниц которой осудили за протест против Путина в одном из московских соборов. Если многие считают, что Ходорковский в чем-то виновен – хотя, может быть, не в том, в чем его обвиняют, — то приговор к двум годам лишения свободы, вынесенный Мари Алехиной, Надежде Толоконниковой и Екатерине Самуцевич, смотрится явно несоразмерно. Женщин пять месяцев держали в следственном изоляторе, после чего провели процесс, который выглядел таким фарсом, что судье неоднократно приходилось призывать присутствовавших в суде журналистов не смеяться.
«Мы свободней, чем все эти люди, которые сидят против нас в обвинении. Потому что мы можем говорить, что хотим. И мы говорим, что хотим, — заявила Толоконникова в своем последнем слове на суде, которое могло бы быть написано одним из советских диссидентов. — А те люди, которые сидят там, говорят только то, что им позволяет говорить политическая цензура».
В таких обстоятельствах неудивительно, что россияне следуют примеру Битиевой и постоянно обращаются в ЕСПЧ — это единственный независимый суд, который для них доступен. В июне в очереди на рассмотрение Страсбургским судом было около 34 800 российских дел – это примерно четверть всех скопившихся в суде дел. Дело Битиевой – лишь одно из более 200 дел, в рамках которых суд установил, что Россия убила одного из собственных граждан.
С политической точки зрения, Чечня – экстремальный, но образцовый пример системы, которую Путин выстроил во всей Российской Федерации. Рамзан Кадыров входит в Высший совет правящей «Единой России», как и главы многих других российских регионов. Они получают свободу рук в своих субъектах федерации в обмен на голоса, которые нужны Москве на федеральных выборах.
В тот вечер, когда я прибыл в Грозный, я постарался найти родственников Битиевой, чтобы спросить, что они думают о результатах выборов и о том, как изменился регион с 2003 года, в котором она погибла. В итоге, я сумел найти одного из ее родных, но он попросил меня не называть в статье его имя.
«Ничто не вернет мне моих родственников, — сказал он мне по телефону. – Они были для меня всем, а теперь они убиты. Человек, который потерял близких таким образом, никогда не перестает горевать. Если бы их убили по какой-то причине, это можно было бы простить, но вот так – нет». По его словам, ему все равно, улучшилась ситуация или ухудшилась. «Я живу сейчас точно так же, как жил все это время с тех пор, как их убили», — добавил он.
Оливер Буллоу – автор книги «Да будет наша слава велика: путешествия среди непокорных народов Кавказа» («Let Our Fame Be Great: Journeys Among the Defiant People of the Caucasus»)