Советский диктатор умер 60 лет назад, но россияне все еще с ним не распрощались, пишет в статье для Foreign Policy Маша Липман, председатель Society and Regions Program в Carnegie Moscow Center, редактор журнала Pro et Contra.
В октябре 2012 года Carnegie Endowment for International Peace заказал соцопрос на тему «Восприятие Сталина» в России, Армении, Азербайджане и Грузии. «Результаты демонстрируют с поразительной ясностью, что для многих советский тиран по-прежнему жив», — пишет автор. Только Азербайджан («похоже, сейчас ему интереснее подражать Дубаю, чем размышлять о советском прошлом», — замечает Липман) начинает забывать о Сталине: 22% опрошенных вообще не знали, кто он такой, причем среди молодежи так ответили почти 40%.
В Грузии к Сталину положительно относятся 45% респондентов. «Вероятно, потому, что он, самый знаменитый (и печально знаменитый) грузин, остается мощным символом националистов», — поясняет автор. В Армении к Сталину положительно относятся 25% респондентов, в Азербайджане — 21%.
Но в России наследие сталинизма пустило самые глубокие корни, считает автор. Согласно опросу авторитетного «Левада-центра», 42% россиян назвали Сталина «общественным деятелем, который оказал наибольшее влияние на мировую историю», а 28% сказали, что относятся к нему положительно. Эти цифры отражают «поразительное возрождение популярности Сталина в России», произошедшее за период после распада СССР, сказал директор «Левада-центра» Лев Гудков.
Впрочем, Липман тут же подмечает парадокс: «Когда ездишь по России, никогда не догадаешься, что россияне считают Сталина своим величайшим соотечественником: нигде не увидишь памятников Сталину или его портретов». Памятники Ленину, напротив, встречаются повсеместно. «Но Ленина постепенно забывают: с 1989 по 2012 год его популярность упала с 72 до 37%», — пишет автор.
У Сталина особый статус — это «потаенный герой», разъясняет Липман. Дело в том, что «государственная и национальная идентичность постсоветской России изначально расплывчата по своему характеру», в России нет общепризнанной версии происхождения постсоветского государства, нет консенсуса в восприятии своего коммунистического прошлого.
Так, предложения почтить память Сталина осуществляются, но не в полной мере. «Высказывания официальных лиц о Сталине уклончивы, отношение граждан — амбивалентное, разобщающее людей», — говорится в статье. Почти 50% респондентов согласны с оценкой Сталина как мудрого лидера, который принес СССР мощь и процветание, а более 50% — с тем, что сталинские репрессии были «политическим преступлением, которому нельзя найти оправдания». Примерно две трети считают самым важным тот факт, что под руководством Сталина советский народ выиграл войну.
Автор отмечает: за 60 лет СССР и Россия пережили «две с половиной фазы десталинизации», но присутствие Сталина и ныне «легко ощутить в политическом устройстве России и отношениях государства с обществом».
Первую попытку десталинизации предпринял Хрущев, вторая имела место при Горбачеве и подорвала легитимность коммунистического режима. Но Ельцин, столкнувшись с экономической разрухой и ярой коммунистической оппозицией, не продолжил десталинизацию на государственном уровне, говорится в статье.
Путин сделал упор на «сильном государстве и бессильном народе», по выражению автора. Это повлекло за собой «символическое возвращение Сталина». «Как-никак, именно при Сталине Россия в ее советском обличье была на пике могущества», — пишет автор.
Третью волну десталинизации начал Дмитрий Медведев. «Ему было поручено создать не столь суровый образ путинской России», — пишет автор. В 2009 году Медведев в видеоблоге осудил преступления Сталина. Правда, вскоре он выразил мысль, что офицеры ФСБ будут продолжать традиции предшественников. «Сама ФСБ никогда не отрекалась от советского наследия», — замечает автор. При этом в современной России политический вес ФСБ — совершенно беспрецедентный.
Медведевская десталинизация заглохла, как только Путин вернулся в Кремль. Правда, общественные дискуссии о Сталине всего лишь оттеснены на обочину. Обществу «Мемориал» не воспрещают работать. В книжных магазинах можно купить как «Архипелаг ГУЛАГ», так и книги, прославляющие Сталина, свидетельствует Липман.
Автор разъясняет: в сознании многих россиян два образа Сталина — диктатора и могучего лидера — часто срастаются. «В коллективном постсоветском менталитете величие нации неотделимо от насилия и грубой силы». Вдобавок образ Сталина как победителя нацистов — уместная «символическая компенсация за утрату Россией статуса» после распада СССР.
«То, что Сталина объявляют величайшим россиянином, можно рассматривать как косвенное проявление менталитета, характерного для многих россиян сегодня», — полагает автор. Эти люди «сохраняют пассивную преданность стране, невзирая на несправедливость, коррупцию и вопиющие служебные злоупотребления чиновников». История внушила россиянам, что они беспомощны перед всесильным государством и лучший выход — приспосабливаться к капризам власть имущих.
Но не все так мрачно: в последние годы сформировались «несоветские россияне», по выражению Липман. Эти люди ходили на массовые протестные акции. В опросе Carnegie те же самые молодые москвичи не согласились с мыслью: «Нашему народу всегда будет нужен лидер типа Сталина, человек, который восстановит порядок».
Российское общество становится более разнородным, и отношение к государству — одна из главных «линий разлома», утверждает Липман.
Для настоящей десталинизации необходимо «переосмыслить российскую национальную идентичность», говорится в статье: отвергнуть традиционную концепцию государства и покончить с «политической и исторической неприкосновенностью тайной полиции», сформировать концепцию «мы, народ». Пока этого не произойдет, Сталин не умрет.