Илья Константинов: Вся «сила» Ельцина была в его знаменитом рыке «Я сказал: будет Гайдар!»
В преддверии 20-летия одного из самых страшных событий в новейшей истории России — изобилие пишущих и при этом удивительная скудость вопросов. Вчера — питерское телевидение приезжало, снимают фильм, сегодня канадский журналист, пишущий книгу — но вопросы, как под копирку. Точнее, всех интересует только один вопрос.
Сидишь, пьешь с ними чай, и диву даешься.
Не хотят вспоминать, во что превратилась экономика к началу 90-ых. Не хотят проводить аналогии, а некоторые просто просятся. «Если не имярек, то кто?», поведение «прогрессивной общественности», в руках которой были тогда все средства массовой информации, безмолвие народа и многое другое, о чем еще придется поговорить.
Не очень сильно интересует пишущую братию и личность Ельцина. А зря — потому что сам психотип народного любимца сыграл в тех событиях исключительно важную роль. Поэтому сегодня — штрихи к портрету Ельцина.
Сам я увидел его только в 90-м году в каком-то пансионате на Ладоге. Он как раз прилетел из Испании. Ельцин ехал с нами в автобусе, потому что для его травмированного позвоночника это было удобнее. На первом сиденье, вытянув ноги. Это не было демонстрацией «демократичности». Полагаю, что ему действительно было больно, возможно, очень больно. Но даже мысли, чтобы отменить или отложить мероприятие, у него не появилось. Он был фанатично заряжен на власть.
В пансионате собралось человек 20 — депутатов региона Северо-Запада. За столом ели уху из наловленной рыбы. Стояли рюмки и бокалы. Официант начал разливать водку, но Ельцин потребовал налить водки в бокал для минеральной воды. И так повторялось много раз. Говорят, это была его любимая «фишка». Пил он тогда уже много, этого совсем не скрывая, даже бравируя. Да и вообще, дескать, плоть от плоти. Народный и настоящий.
Мне не понравилось тогда и его выступление — размазанное, нечеткое. Одним словом — против номенклатурных привилегий. Из которых он был сам весь соткан, которыми был вскормлен. Плоть от плоти.
Кто-то задал ему вопрос: «Какое качество Вы считаете важнейшим у политика?»
Ответ последовал сразу:
— Политик должен быть сильным, сильным, сильным.
И три раза кулаком по столу. При этом взгляд исподлобья, настороженный, тяжелый.
Про ум или мудрость речи тогда не заходило. Слово «ответственность» в лексиконе отсутствовало, но боюсь, не только у него.
Но даже по поводу декларируемой силы—силы—силы у меня часто возникали сомнения.
Расскажу историю, в которой теперь уже, наверное, нет никакой тайны, тем более государственной. В 1991 году по поручению Руслана Хасбулатова я отправился в командировку сначала в Северную, потом и в Южную Осетию — в Цхинвал — посмотреть и разобраться в ситуации. Там шла настоящая война может, кто—то помнит и понимает, продолжением чего были события августа 2008 года. Приходилось бывать и под обстрелами пулеметов, и прорываться на БТР через блокаду Цхинвала. В результате я привез в Москву запечатанный пакет документов от руководства Южной Осетии, адресованный лично Ельцину. Из всех документов «Совершенно секретно» наиболее жгучим было решение Верховного Совета Южной Осетии о присоединении к Российской Федерации.
В приемной Ельцина меня встретил его помощник Илюшин и попросил письменно и кратко изложить суть вопроса. Я попытался свести все сводки, включая разведданные, а также смысл решения руководства Южной Осетии на одной страничке. Через полчаса в этой же приемной я получил назад свою бумаженцию, на которой характерным ельцинским почерком красным карандашом было начертано: «Разобраться Руцкому. Ельцин».
Я пошел к Руцкому. Прочитав бумагу, Руцкой и его помощник Царегородцев изменились в лице: «Зачем сюда несете, идите к Ельцину». Я пошел к Ельцину. Там мне сказали, что велено разобраться Руцкому. Я пошел к Руцкому, оттуда — к Ельцину, сколько было таких кругов, я уже не помню. Много. В конце концов я пошел к другому высокому чиновнику. Тот кому—то позвонил и тихо предложил «сжечь пакет, не вскрывая». Пакет был сожжен при мне. Эта странная процедура была заактирована.
Я совсем не уверен (и не был уверен тогда), что документы такого уровня сложности и в такой неоднозначной политической ситуации должны были быть немедленно рассмотрены и по ним следовало принимать немедленные решения (хотя сильно позже кто-то принял одно из возможных решений, как мы знаем). Но отфутболивать важнейшие государственные документы (даже если они и стали «головной болью), сжечь их — и даже не самому принять это решение — отнюдь не свидетельство политической воли и не признак сильного политика.
Это довольно деликатный случай. Но вся «сила» Ельцина была в его знаменитом рыке (Многие помнят: «Я сказал: будет Гайдар!») и в покупке танковых экипажей для расстрела парламента. Даже легендарные альфовцы отказались прямо при встрече с ним, в лицо, исполнять приказ о расстреле ВС.
Вся его сила сводилась к болезненному стремлению к власти любой ценой. Даже к деньгам он был довольно равнодушен (но не Семья). Только власть, причем, как последняя цель — НИ РАДИ ЧЕГО. Просто власть.
Вернемся в конец 80-ых. Когда я спрашивал у старых своих друзей — питерских интеллигентов: почему именно Ельцин, вы все умнее и образованнее его в тысячу раз? — мне отвечали, что за ними народ не пойдет, что они чужие и для номенклатуры.
Да, они во многом были правы. Самая главная причина: так называемое демократическое движение существовало исключительно в крупных городах и затрагивало довольно узкую прослойку населения — интеллигенцию и отчасти «теневиков». А широкие слои народа никакой потребности в демократических преобразованиях не испытывали, не интересовались ими, разделяли базовые социалистические ценности. Нет, конечно, приватизировать квартиру, выехать за границу — хотели все, многие были не прочь и заниматься мелким бизнесом. Но «капитализма большого стиля» никто не ждал.
Когда уже в начале 90-ых я спрашивал других, получал интересные ответы. Например, Бурбулис, когда мы вместе ехали в поезде, сказал примерно следующее: «Ты ничего не понимаешь, Илья. Народу нужен царь. И чем он будет глупее — тем лучше. Он будет ближе к народу, а мы сможем им вертеть». Смогли ли — до поры до времени, пожалуй. А потом — сами знаете.
Источник: kasparov.ru
29.08.13.