В России применяют казнь сумасшествием

Карательная психиатрия не канула в «брежневско-андроповскую» лету

Я обращаюсь к журналу «Кругозор» с просьбой об информационной поддержке. Я понимаю, что журналисты не решают проблем, а только ставят их перед обществом. Но я считаю, что польза от вашей помощи будет даже в том случае, если мне в конечном итоге всё же не удастся добиться справедливости. По крайней мере, знание подробностей моего дела поможет в борьбе за правду другим людям.

С ЧЕГО НАЧАЛОСЬ

В феврале — марте 1999 г. произошло событие, ставшее началом моего длящегося уже более 14 лет конфликта с российскими властями. Мне хотелось донести до широкой публики правду о событиях первой чеченской войны. В Краснодарском крае нормальным способом это сделать было невозможно, так как вся пресса полностью подчинялась властям. Отклонения от официальной точки зрения — особенно в чеченском вопросе — не допускались. Поэтому мне пришлось пойти на сомнительную хитрость. Я создал собирательный образ русского парня Сергея, якобы воевавшего на чеченской стороне в 1996 году, и, представившись этим самым «Сергеем», рассказал его историю журналистке газеты «Краснодарские известия».

Изложенные в «истории Сергея» факты о боевых действиях в Чечне достоверные, они взяты из репортажей корреспондентов Радио «Свобода» — в первую очередь, Андрея Бабицкого. Я хотел в своём рассказе подчеркнуть, что героев на войне не бывает, и что ни одна из сторон не может быть права на 100%, так как любая сторона убивает людей. Я также указал на социальный конфликт — в те годы в Краснодаре был расцвет засилья блатного быдла — «братвы», захватившей все ключевые позиции в обществе благодаря приходу ельцинской неокоммунистической мафиозной «демократии».

Мой рассказ в сильно урезанном и исковерканном виде был опубликован в «Краснодарских известиях» 20 марта 1999 г. в статье, озаглавленной «Людоед с людоедского острова». Тогда я и попал в поле зрения российских спецслужб как «террорист» и «экстремист». Сейчас я отношусь критически к своей тогдашней акции: говорить большую правду с помощью маленькой лжи — это значит дискредитировать правду. Но как получилось, так получилось…

С 1999 г. я был под постоянным наблюдением ФСБ, случались разные «инциденты» (например, меня в местном отделении милиции сотрудники ФСБ допрашивали с применением детектора лжи). В конце концов, в октябре 2001 г. против меня сфабриковали уголовное дело по ст. 207 УК РФ — литературная метафора, выражающая сиюминутный эмоциональный настрой, произнесённая в личном телефонном разговоре с моей знакомой, была раздута до «заведомо ложного сообщения об акте терроризма». Речь шла о «неопределённом желании взять и угнать неопределённый самолёт и в неопределённое время в неопределённом месте шарахнуться в неопределённый небоскрёб» — причём, собеседница восприняла эти слова всего лишь как обыгрывание «модной темы» (телефонный разговор имел место через 3 недели после событий 11 сентября 2001 г.).

РЕШИЛИ ЗАКРЫТЬ МЕНЯ В ПСИХУШКЕ

Краснодарские карательные органы решили закрыть меня в психушке любой ценой, о чём свидетельствует прокурорское ходатайство по этому вопросу, направленное в суд ещё даже до «совершения» вменяемого мне «преступления». После возбуждения уголовного дела был состряпан фальшивый протокол «допроса» моей матери, куда были вписаны слова, которых она никогда не говорила — о якобы имевших у меня место «психических отклонениях» и том, что я якобы «два раза совершал попытки покончить жизнь самоубийством, резал себе вены». Этот протокол моя мать в глаза не видела и подпись под ним не ставила. Адвоката у меня не было, так что план краснодарских «органов» пошёл как по маслу.

Меня поместили в Краснодарскую краевую клиническую психиатрическую больницу для проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. Врачом-докладчиком назначили В.А. Воронину, о которой мне позже рассказали, что она ещё в советское время (в 80-е годы) занималась «лечением» диссидентов в краснодарской городской психбольнице. В советское время для диссидентов придумали «вялотекущую шизофрению». Позже её отменили. Но заменитель нашёлся — «параноидная шизофрения». Именно этот диагноз психиатры КККПБ и вписали в заключение экспертизы.

В основе заключения лежали сфабрикованные показания, приписанные моей матери. Ложь из фальшивого протокола «допроса» якобы «моей матери» была, кроме заключения психиатров, переписана в протокол судебного заседания и в определение суда. Определение суда моей матери под надуманными предлогами не давали, пока не истёк срок обжалования судебного решения. Нас обманули всеми возможными и невозможными способами. На адвоката у нашей семьи не было денег, мы были полностью раздавлены, так что мне пришлось просто отсидеть свой срок в дурдоме. К тому же, на мою мать весной 2002 г. было совершено покушение — её пытались сбить легковым автомобилем, и она чудом осталась жива. Милиция по номеру нашла этот автомобиль, но отказалась сообщать моей матери какие-либо подробности и настоятельно рекомендовала «забыть об инциденте» и больше по этому вопросу не обращаться, что позволяет предположить, что автомобиль принадлежал краснодарским чекистам. Этот инцидент свидетельствует о том, что добиваться правды было опасно для жизни.

Моя психиатрическая отсидка закончилась 1 июля 2002 г. Возможностей для восстановления справедливости в стране под названием «Россия» я не видел, поэтому принял решение готовиться к эмиграции, пусть даже на это уйдут долгие годы.

В сентябре 2004 г. я стал внештатным корреспондентом Радио «Свобода» в Краснодаре. В 2005 г. информационная политика Радио «Свобода» изменилась, эта радиостанция стала менее критично относиться к российским властям, что вызвало у меня неудовлетворённость. Из-за этой неудовлетворённости я предложил нескольким эмигрантским чеченским сайтам безвозмездно публиковать мои материалы. На мой запрос откликнулся только «Кавказ-Центр». С 2005 по 2008 г. я присылал им (не получая за этого никакого вознаграждения) материалы по двум темам: 1) нарушения социальных и политических прав жителей Краснодарского края; 2) нарушения российскими войсками прав человека в Чечне в ходе боевых действий во время первой и второй войн (массовые убийства гражданского населения, пытки). То, что не хотело озвучивать Радио «Свобода», озвучивалось мной через «Кавказ-Центр». Моё сотрудничество с Радио «Свобода» закончилось в 2006 г. по той причине, что я не умею готовить прилизанные и полулживые репортажи. (С «Кавказ-Центром» я разорвал все отношения в 2009 г., так как после провозглашения так называемого «Имарата Кавказ» этот сайт превратился в пропагандистский зомбатор — в зеркало официальной российской тупой и агрессивной пропаганды «с точностью до наоборот».)

В 2003 — 2008 гг. меня регулярно донимали под надуманными предлогами представители так называемых «правоохранительных органов». К тому же, на шею у меня была накинута психиатрическая удавка, сбросить которую не представлялось возможным. В феврале 2008 г. мне удалось выехать в Польшу, где я подал заявление о предоставлении мне политического убежища. В Польше я столкнулся с саботажем властей против политбеженцев. Статус беженца мне предоставили только через полтора года — благодаря скандальной кампании протеста, в которой участвовали краковский комитет «Вольный Кавказ», две польские газеты и один телеканал. Хоть сам я статус беженца в конце концов получил, продолжались хождения по мукам моих друзей-беженцев из Чечни, Беларуси и Украины.

Сотрудничества с польскими журналистами в деле защиты их прав не получилось, так как эта тема в Польше стала запретной, и поэтому мне пришлось самому публиковать материалы о ситуации политических беженцев в этой стране. Несмотря на то, что приходилось воевать с польскими властями, возвращаться в РФ я не собирался. Но у меня всё больше вызывало беспокойство положение оставшихся в Краснодаре старых и больных родителей. Особенно плохо чувствовала себя моя мать. У моих родителей кроме меня нет никаких родственников, помочь им могу только я (речь идёт прежде всего о физической помощи в быту). Чтобы переселить родителей в Польшу, мне требовалось «каких-то» 2 миллиона рублей, но мне такие деньги взять было негде. Матери становилось всё хуже и хуже — когда я слышал её еле живой голос по телефону, это превращалось для меня во всё более и более невыносимую пытку. Наконец я не выдержал и сделал роковой шаг — в мае 2011 г. вернулся в РФ.

После возращения я создал блог «Русская правда», в котором публиковал материалы на правозащитные темы. Более 90% из них были перепечатками с других сайтов. Сам я что-то писал крайне редко. Российские спецслужбы за мной, разумеется, присматривали. В июне 2011 г., практически сразу после возращения, я заметил попытку «неустановленных» лиц с российскими IP влезть в несколько моих ящиков на Gmail. Долгое время всё было относительно тихо… До 29 апреля 2013 года.

РЕПРЕССИИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

В этот день ко мне пришли с обыском, изъяли всю электронику, включая ноутбук. Против меня было возбуждено уголовное дело по статье 282 ч.1 УК РФ — в опубликованном в моём блоге в феврале 2013 г. материале «Ко дню памяти жертв зачистников ленинско-сталинско-ельцинско-путинского отечества» краснодарские «органы» обнаружили «возбуждение ненависти либо вражды». В тот же день я был помещён на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в Специализированную клиническую психиатрическую больницу №1 (бывшую Краснодарскую краевую клиническую психиатрическую больницу).

Никакой экспертизы, как таковой, не проводилось. Врач-докладчик до проведения экспертной комиссии беседовала со мной только один раз — на следующий день после моего поступления в отделение. Экспертных комиссий у меня было две (хотя обычно проводится только одна). С первой меня фактически выгнали — на ней председательствовала А.И. Наджарьян, подписавшая в 2001 г. заключение со сфабрикованным мне диагнозом. Эксперты СКПБ №1 переписали в своё заключение от 2013 г. большую часть лжи из акта судебно-психиатрической экспертизы 2001 г. — в том числе ссылки на приписанные моей матери ложные утверждения о «странностях в поведении» и «попытках самоубийства». На этот раз, правда, краснодарские психиатры проявили «благотворительность» — они признали меня вменяемым. Но перечёркивающий всю мою дальнейшую жизнь диагноз «параноидная шизофрения» был ими оставлен.

После освобождения из экспертного отделения СКПБ №1 и ознакомления с результатами экспертизы я подал следователю ходатайство о несогласии с заключением краснодарских экспертов и назначении повторной стационарной судебно-психиатрической экспертизы в другом учреждении — Институте Сербского в Москве.

В июле 2013 г. против меня было возбуждено второе уголовное дело по ст. 205.2 ч.1 УК РФ в связи с тем, что, в другой моей статье в блоге «Русская правда», которая называется «Краснодарское попсовое быдло процветает и наглеет как никогда прежде» и была опубликована в июле 2012 г. (то есть за год до возбуждения дела), краснодарские «органы» обнаружили «публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма».

Складывается впечатление, что второе уголовное дело — это наказание за то, что я не согласился с объявляющим меня сумасшедшим заключением краснодарских психиатров, в котором в качестве голосов, сопутствующих параноидной шизофрении, фигурируют западные радиоголоса, а в качестве галлюцинаций — зверства российских войск в Чечне. В августе в СКПБ №1 чисто формально прошла дополнительная амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза по второму уголовному делу. Заключение этой экспертизы почти слово в слово повторяет предыдущие выводы экспертов СКПБ.

Следственный комитет отказал мне в проведении повторной судебно-психиатрической экспертизы — якобы для этого нет никаких оснований (заведомо ложные утверждения, на которых построены выводы краснодарских психиатров, не вызывают у Следственного комитета никаких сомнений в правильности заключения экспертов). То есть, Следственный комитет, помимо двух уголовных дел, постановил казнить меня сумасшествием. Теперь остаётся оспаривать это решение в суде. Оснований надеяться на торжество справедливости нет…

ЭТО ХУЖЕ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ

Казнь сумасшествием хуже уголовного преследования — поэтому я прошу всех обратить внимание прежде всего на психиатрическую сторону моего дела. «Антиэкстремистские» и «антитеррористические» статьи, появившиеся в российском уголовном кодексе в годы правления Путина, составлены таким образом, что, чуть-чуть оговорившись, от обвинительного приговора уже никуда не денешься. С этим придётся смириться. Но с чем я никогда и ни при каких обстоятельствах не смирюсь — это со сфабрикованным психиатрическим диагнозом, потому что он делает для меня бессмысленным дальнейшее проживание в России, из которой мне, однако, не удастся выбраться очень много лет. Этот диагноз не только унизителен с социально-психологической точки зрения, он не только ограничивает меня в выборе профессии — он фактически лишает меня всех прав. В РФ права человека, поставленного на учёт в психдиспансере, существуют только на бумаге. В глазах так называемых «правоохранительных органов» такое лицо в любой ситуации всегда виновато — даже если на него напали хулиганы и избили его. Такого человека в любой момент под надуманным предлогом можно лишить свободы, поместив в психбольницу на неопределённое время. Затем его запросто можно объявить недееспособным и лишить собственности и всех его «бумажных» прав, превратив в доживающее свои дни безмолвное животное. При помощи психотропных препаратов в психиатрическом стационаре из человека можно сделать растение за неделю. Для попавшего в психиатрические застенки вся оставшаяся жизнь может превратиться в долгую, мучительную и унизительную агонию.

Несколько моих друзей создали в июне группу моей поддержки. Информация о моём деле рассылалась многим журналистам и правозащитникам, но почти никто не откликнулся. Меня поддерживает ряд чеченских эмигрантских сайтов — и это на настоящий момент всё. На помощь российских правозащитников и демократов надеяться не приходится — я для них изгой, так как я никогда не навешивал ярлыков «боевики», «бандиты» и «террористы» на ребят, вынужденных брать в руки оружие и присоединяться к вооружённому исламскому подполью на Северном Кавказе. Я согласен с утверждением, что эти ребята занимаются не тем, чем надо. Но подавляющее большинство российских демократов и правозащитников, как и их «оппоненты»-путинисты, не пытаются проанализировать истинные социальные причины.

КОГДА ЗАТЫКАЮТ РТЫ, НАЧИНАЮТ ГОВОРИТЬ СТВОЛЫ

В современном российском обществе стало не модно и даже преступно быть порядочным человеком. Если ты не наглец и не подлец, то ты в «лучшем» случае «лох», а в худшем — преступник и шизофреник. Не все согласны с таким положением вещей. Но так как желающим говорить правду на эту тему затыкают рты, некоторые прибегают к радикальным формам протеста (когда затыкают рты, начинают говорить стволы). Пока не изменится ситуация в российском обществе, пока не перестанут «рулить» швондеры и шариковы, будут пополняться ряды сторонников радикального протеста — тех, кто «занимается не тем, чем надо».

С уважением,

Евгений Новожилов.

Журнал «КРУГОЗОР», 14 октября 2013 г.

Другие материалы по теме:

Карательная психиатрия вернулась в Краснодар: Новое дело Евгения Новожилова

http://novozhilovcase.blogspot.com/2013/06/blog—post.html

Ходатайство о проведении повторной судебно-психиатрической экспертизы

http://novozhilovcase.blogspot.com/2013/06/blog—post_25.html

Очередная ментовская ложь и очередная ментовская подлость

http://novozhilovcase.blogspot.com/2013/07/blog-post_23.html

Новое уголовное дело против Евгения Новожилова – «ответ» на ходатайство, оспаривающее заключение психиатров

http://novozhilovcase.blogspot.com/2013/08/blog—post.html