Скончавшаяся в Бостоне в возрасте 88 лет Елена Боннэр была голосом совести Страны Советов; она долго вела борьбу в одном строю со своим супругом Андреем Сахаровым, прежде чем много лет спустя выехала из России, осудив правление Владимира Путина.
После того, как в 1989 году скончался лауреат Нобелевской премии мира Андрей Сахаров, Боннэр помогала организовывать зарождавшееся в ту пору в России движение борьбы за права человека; она стала распорядительницей наследия своего супруга, имевшим большой вес на Западе.
Однако в конечном итоге Боннэр утратила свою веру в современную Россию, ужаснувшись вначале жестокостям войны 1994-1996 гг. в Чечне, а позднее – постепенным исчезновением свобод в период правления президента Путина, бывшего сотрудника КГБ, который ныне занимает в России пост премьер-министра.
В прошлом году она первой поставила свою подпись под открытым письмом, озаглавленным просто: «г-н Путин должен уйти».
Педиатр по образованию, Боннэр выросла в самые кровавые годы сталинских репрессий, в эпоху, когда десятки миллионов людей жили в постоянном страхе.
Она родилась в семье видных коммунистических революционеров; в годы ее юности в московской квартире, где жили они с родителями, бывали такие гости, как будущий югославский государственный деятель Маршал Тито и болгарский руководитель Георгий Димитров.
Но, как и многие другие выдающиеся представители интеллигенции, ее отец был казнен в 1938 году, когда ей было 14 лет. Мать на восемь лет отправили в трудовой лагерь, и Боннэр и ее младшего брата воспитывала бабушка.
«Сегодня, оглядываясь на прожитую жизнь… я могу подытожить ее тремя словами. Моя жизнь была типичной, трагической и прекрасной», — такие слова произнесла Боннэр на Форуме Свободы в Осло в 2009 году.
Она назвала себя одной из «странных сирот 1937 год», самого мрачного года сталинских чисток.
В годы молодости Боннэр работала врачом на фронте во время Второй мировой войны и вступила в коммунистическую партию после того, как наступила «оттепель» при преемнике Сталина Никите Хрущеве, изгладившая самые тяжелые злоупотребления эпохи культа личности диктатора.
Но после того, как в 1968 году советские танки загромыхали по дорогам Чехословакии, она предприняла беспрецедентный шаг, отказавшись от членства в партии; позднее она назвала свое решение вступить в нее самой большой в своей жизни ошибкой.
В 1970 году во время проходившего в Калуге, небольшом городе недалеко от Москвы, судебного процесса против двух советских диссидентов, она познакомилась с Андреем Сахаровым. Через два года они поженились.
К тому времени Сахаров был известен не только как отец водородной бомбы, но и как диссидент, которого советские руководители боялись и уважали; пользовался он и уважением писателя Александра Солженицына.
В 1975 году Боннэр была вручена Нобелевская премия мира ее мужа: Сахарова к тому времени лишили всех званий советского государства и запретили ему выезд за границу.
Она последовала за своим супругом, когда тот был сослан в город Горький, нынешний Нижний Новгород, за то, что осудил советское вторжение в Афганистан; в 1984 году ее саму арестовали за беседу с американскими журналистами.
Поскольку имя Сахарова пользовалось уважением во всем мире, советские власти нередко делали основной мишенью своих преследований именно Боннэр, публикуя в советской прессе намеки на ее еврейское происхождение и предполагаемые связи с Западом.
При Михаиле Горбачеве Боннэр была прощена и в 1987 году, когда советская система уже трещала по швам, вернулась в Москву.
Вначале она была в числе сторонников Бориса Ельцина, однако позднее вышла из состава президентской комиссии по правам человека, глубоко возмущенная развязыванием чеченской военной операции, в ходе которой в этом районе погибли десятки тысяч людей; насилие там продолжается и по сию пору.
Последние годы жизни Боннэр провела в Соединенных Штатах Америки, выражая свою глубокую тревогу в связи с политическим курсом России при Путине, когда государство вернуло себе контроль за основными телеканалами, а правозащитники столкнулись с новой волной ограничений. Она также неоднократно высказывала свое возмущение тем, что воспринимала как молчаливое принятие Западом политики Путина.
«Запад не очень интересуется Россией, страной, где больше нет ни настоящих выборов, ни независимых судов, ни свободы печати», — посетовала она в своем обращении в Осло в 2009 году.
(«Montreal Gazette«, Канада)
19.06.11.