Сталинское уничтожение украинцев в 1933 году хорошо подготовило почву для путинской гибридной войны на Донбассе. Что происходит в регионе сегодня, знают все. Но что на самом деле случилось в Украине зимой и весной 1933-го, понимают, опять-таки, лишь единицы.
Думаю, те немногие интеллектуалы нашей страны и Запада, которые хорошо знакомы с темой Голодомора и его последствиями для современного постгеноцидного общества Украины, могут почти не сомневаться, что сталинское уничтожение украинцев в 1933 году хорошо подготовило почву для путинской гибридной войны на Донбассе. То есть один кровавый диктатор передал по наследству другому имперское дело уничтожения Украины.
Что происходит в регионе сегодня, знают все. Но что на самом деле случилось в Украине зимой и весной 1933-го, понимают, опять-таки, лишь единицы.
Почему голодная смерть является самой страшной
Говорят: «Потому что она самая продолжительная по времени», — и это будет правильно, но лишь частично. Да, если совсем нет еды, но есть вода, человек будет угасать с месяц, испытывая при этом в последнюю неделю своей жизни страшные физические страдания. Однако лютой голодная смерть считается преимущественно потому, что превращает человека в это время в двуногого зверя, который куда ужаснее самых безжалостных хищников, потому что способен есть не только себе подобных, но и собственных детей.
Я уже не раз приводила цитату из Григория Бевза, который пережил Голодомор в украинском селе: «Одновременно с физиологическими изменениями тела голодного человека меняется и его психика. Сильное и длительное голодание приглушает или вовсе убивает нормальные человеческие чувства.
Голодный человек не так относится к добру и злу, правде и лжи, справедливости и несправедливости, как человек неголодный. Естественные общечеловеческие ценности кажутся второстепенными, не стоящими внимания. Больше всего хочется есть. Умирают или совсем не рождаются чувства патриотизма, веры, дружбы и любви».
А это значит, что после прекращения Голодомора-геноцида в июле 1933 года в тех, кто его пережил, они уже не возобновились. Есть убедительное доказательство этого. Те постгеноцидные крестьяне не только не принесли ни одного цветка на братские могилы, где похоронили умерших от голода их детей, родителей, мужчин и жен — они протоптали тропинки (а иногда проложили даже грунтовые дороги) над их останками.
Об этих страшных фактах я узнавала от живых свидетелей Голодомора во многих селах луганской Слобожанщины, где братские могилы до сих пор не имеют никаких признаков человеческих захоронений.
Большевики позаботились, чтобы до этого животного состояния в 1933-м были доведены все украинские крестьяне и казаки в СССР. Очевидцы геноцида не раз вспоминали, как в села тогда заезжали машины с компартийно-советскими чиновниками, которые спрашивали у их родителей, как долго у них уже нет ничего съедобного, по сколько односельчан умирает за сутки от голода и какая часть их уже погибла.
А крестьяне составляли примерно 75% населения тогдашней УССР. Такими же моральными уродами они воспитали своих детей и внуков, которые сегодня уже являются горожанами и вместе со своими потомками составляют большинство населения Украины.
Постгеноцидные крестьяне не принесли ни одного цветка на братские могилы, где были похоронены их же дети, родители, мужья и жены.
И это, к сожалению, не является клеветой автора на свой народ или болезненными фантазиями. Вот цитата исследователя постгеноцидного общества № 1 в Украине Джеймса Мейса: «В условиях массового истребления украинского народа такие исконные черты его этики, как приветливость, доброжелательность, вежливость, чуткость, остались в прошлом. Зато воцарились безразличие и жестокость».
Что уж говорить о патриотизме и национальном сознании! Они испарились в постгеноцидной нации как роса на солнце…
Почему русские для многих украинцев до сих пор еще являются братьями
Те же старики — свидетели Голодомора на Луганщине уверяли меня, что до 1933 года не слышали от своих отцов и дедов о каком-либо случае смешанного брака между молодежью из украинского и российского сел, расположенных лишь в нескольких километрах друг от друга.
Россияне для украинцев были тогда представителями другой, непонятно-враждебной цивилизации со сплошь «матоязычными» селами, где чадила водочно-сивушная вонь, а огороды заросли бурьяном по пояс.
Это уже только после 1933-го имперско-большевистский миф о многовековой братской дружбе двух народов смог воплотиться в жизнь. Отчасти потому, что ментальность украинских крестьян изменилась под действием голодного красного террора чуть ли не на противоположную. А на Луганщине, как и в селах вдоль российской границы в других регионах Украины, к тому же были еще и свои очень весомые аргументы для проявлений той братской любви.
Дело в том, что границы как таковой в 1933 году практически не было, и украинцы, умирая от искусственного голода, хорошо видели и знали, что ничего похожего по другую сторону ни происходит. Об этом свидетельствовали жители всех без исключения приграничных районов Луганщины.
А раз так, то у полностью денационализированных геноцидом крестьян единственной гарантией неповторения ужаса ожидания голодной смерти (ведь глубинных причин большевистского геноцида они не знали и знать не могли) оставалось максимально возможное сближение с русскими или даже «маскировка» под них.
Вот откуда происходит большинство искаженных украинских фамилий вроде Матвиенков, Чепурновых, Кукушкин, Шамраев и др.
В российско-совковом (а вовсе не в украинском) духе этими постгеноцидными уродцами были воспитаны их дети и внуки, которые уже на генетическом уровне ненавидели любые проявления украинского патриотизма и «буржуазного национализма» и боялись их как непосредственной угрозы повторения голодоморного ада, который пережили их родители.
Надо отметить, что такие потомки совсем денационализированных постгеноцидных украинских крестьян из Слобожанщины и казацкой степи сегодня уже составляют хрупкое большинство населения всех крупных городов Донбасса. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие из них во время очередных переписей называли себя уже русскими.
Почему именно Донбасс и «новороссия»
Но почти именно так негативно воспринимает украинский национализм большинство жителей не только Донбасса, но и всей «новороссии», т.е. Юго-Востока. Кремлевские идеологи такую денационализацию региона объясняют слишком примитивно — преобладанием если не русского, то русскоязычного населения.
Во-первых, по данным всех общероссийских переписей, такого явления там нет и близко. А во-вторых, достаточно посмотреть на наших многочисленных русскоязычных патриотов Южного Востока, воюющих сегодня в том же Донбассе, чтобы в очередной раз убедиться: не в языке тут дело.
Нагло врут и те имперские идеологи, которые утверждают, будто местная современная местная ментальность — свидетельство того, что «новороссия» — «исконно русская провинция», которая сформировалась исторически. На самом деле описанный тип мышления сложился именно как постгеноцидный.
Чтобы убедиться, что до Голодомора юго-восточная часть Украины ничем ментально не отличалась от ее остальных, достаточно вспомнить мощную крестьянскую армию Нестора Махно, бойцы которой имели национальное самосознание украинского крестьянина. Ведь формировалось это войско преимущественно на Екатеринославщине, в состав которой входила тогда и часть Луганщины.
Возникает вопрос: что же столь особенного произошло во время Голодомора на нашем Юго-Востоке, после чего он и сегодня в ментальном плане существенно отличается от остальных регионов государства? Ведь если поднять кремлевские документы 1932-1933 годов, касащиеся Украины, то в них о каких-либо особых мерах по организации искусственного голода именно в этом регионе речь не идет.
Однако феномен его мощной денационализации объясняет известный отечественный интеллектуал Вадим Скуратовский. По его наблюдениям, крестьяне Южного Востока пострадали во время Голодомора значительно больше остальных украинцев именно потому, что жили в степной зоне. Когда большевики в конце 1932 года начисто взяли съедобное у всех без исключения людей на селе, то те, кто жил в лесной и лесостепной зонах, были в меньшей степени обречены, чем степняки. Ведь фауна степи значительно беднее фауны леса…
Эти мысли Скуратовского подтверждаются исследованиями известного американского историка Роберта Конквеста, который в научно-популярной книге «Жатва скорби» обнародовал свои статистические данные о смертности украинских крестьян в 1933 году в целом и в региональном измерении. Согласно им, в северных областях Голодомор забрал жизнь каждого четвертого украинского крестьянина, в центральных — каждого третьего, тогда как в юго-восточных — уже примерно каждого второго.
Таким образом, большевистский геноцид на Юго-Востоке Украины был жестоким, а следовательно, и ментальные изломы в сознании местных крестьян — глубокими, самыми массовыми и наиболее необратимыми.
Тот же Вадим Скуратовский с грустью констатировал: «Сознательно направленый и безупречно исполненный геноцид 1932-1933 годов сделал невозможным утверждение Украины как крепкого и мощного государства на европейском континенте. Собственно, на это и была рассчитана иноэтничниками-украинофобами коварная акция». Понятно, что известный публицист, человек с энциклопедическими знаниями, имел в виду вовсе не бывшую УССР 1930-х годов, а нашу современную державу.
О том, что он прав, свидетельствует и такое предупреждение из вечности Джеймса Мейса: «Именно поэтому изучение политических причин Голодомора может и должно играть важную роль в осознании историками, политиками, государственными деятелями Запада не только прошлого Украины, но и того, что происходит здесь СЕГОДНЯ и может случиться ЗАВТРА».
Особенно денационализированным оказался Донбасс, где концентрация русских к тому же самая высокая в Украина после Крыма. Все это требовало очень взвешенной и мудрой государственной политики, направленной на возвращение местным украинцам утраченного в результате Голодомора национального сознания и максимального приближения к этой самой, проевропейской ментальности русского национального меньшинства.
Зато все без исключения наши государственные руководители только заигрывали с местными промосковскими политическими элитами, переходя на русский язык во время своих нечастых и слишком быстрых визитов в Луганск и Донецк.
Они, вероятно, не читали теперь уже обращенного именно к ним предупреждения покойного Мейса, сделанного им в первые годы нашего века: «Претензии к Украине имеют глубокие корни в российской политической культуре, и нельзя исключать возможности, что рано или поздно Россия решит предъявить их не только на словах». Сегодня она их уже выдвинула. Пока только в Крыму и на Донбассе.
Имперская Россия в полной мере воспользовалась этой политической близорукостью украинских политических элит. Сразу после прихода к власти в Кремле Владимира Путина началась мощная идеологическая зачистка Донбасса. Здесь стали закрываться и без того крайне немногочисленные украиноязычные СМИ, школы, классы, кафедры.
В то же время Кремль, не жалея средств, мощно насаждал здесь ценности «русского мира», свои СМИ, культуру, телевидение. Ибо в отличие от Киева Москва хорошо осознавала и последствия Голодомора, и то, какую выгоду из этого можно получить.
Россияне хорошо усвоили вывод своего политолога Сергея Кара-Мурзы: «В периоды общественных кризисов разрушение исторической памяти выполняется как целенаправленная программа». Вот откуда растут ноги агрессивного кремлевского неприятия исторической правды о Голодоморе в Украине!
Результаты таких разных подходов Киева и Москвы к нашему постгеноцидному обществу на Донбассе оказались ужасными для украинской государственности. Достаточно сказать, что сознательные в своей национальной принадлежности украинцы в том же Луганске последние 10 лет составляли де-факто жалкое меньшинство — примерно тысячу человек.
Именно они выходили прошлой зимой на местный Майдан, что в последний раз 9 марта был разогнан нанятыми агентурой российских спецслужб маргиналами-титушками, которых собрали почти две тысячи со всей области. Именно с упомянутого дня и началось движение, организованное теми же резидентами, за создание пресловутой «ЛНР».
А теперь представим себе ситуацию, если бы Голодомора 1933 года не было. В Луганске проживала бы сегодня не тысяча национально сознательных украинцев, а как минимум 270 тыс. (именно столько там было потомков постгеноцидных людей накануне гибридной агрессии России).
На 200-летний юбилей Тараса Шевченко тогда, 9 марта, их пришло бы, по меньшей мере, несколько десятков тысяч. До Голодомора «Кобзарь» был в каждом крестьянском доме не только на Слобожанщине, но даже на Донщине!
Не нужно иметь богатое воображение, чтобы догадаться, что случилось бы с теми двумя тысячами проплаченных маргиналов, которые осмелились бы испортить большой массе украинцев национальный праздник. То же, вероятно, ожидало бы и несколько сотен «титушек», которые пытались штурмовать здание СБУ и облгосадминистрации. И не смогло бы тогда априори возникнуть никаких «ЛНР» и «ДНР».
Да и Путин хорошо подумал, прежде чем назвать Юго-Восточную Украину «русской землей».
Но случилось как случилось. И сегодня луганские и донецкие манкурты вместо того, чтобы защищать Украину, воюют против нее на стороне террористов-сепаратистов. По моим наблюдениям, каждый третий из них имеет украинские этнические корни!
Но и это еще не все. Именно потомки постгеноцидных оборотней, составляя большинство населения Украины, за гречку и деньги от воров в галстуках на протяжении всех лет независимости Украины выбирают в руководство нашего государства по своему же подобию глубоко аморальных дельцов, агентов КГБ-ФСБ, бывших штатных коммунистов и комсомольцев, потомков тех самых «иноэтничников-украинофобов», что творили Голодомор, уголовных воров.
Эта, с позволения сказать, политическая элита за годы нашей независимости полностью уничтожила и разворовала мощную украинскую армию, сдала без единого выстрела Крым, а сегодня на крови лучших сынов Украины торгуется с Кремлем за цену украинской территории на Донбассе.
И каждые последующие выборы в нашей стране свидетельствуют: пока постсовковые потомки жертв Голодомора (тех, что пережили) будут оставаться в большинстве, СИСТЕМЕ преступной власти ничто не угрожает.
—
Ирина Магрицкая, опубликовано в издании ТИЖДЕНЬ
Перевод: «Аргумент»
04.05.16.